В Эстонии правительство младореформаторов Марта Лаара первым среди бывших республик СССР готовило переход на собственную валюту. На всем постсоветском пространстве финансово-хозяйственная ситуация была крайне сложная, и — чтобы упростить ее — Эстония, как впоследствии и Латвия, хотела передать России довольно большие объемы наличных рублей. Россия вела свою игру, и деньги принимать вроде бы соглашалась, но не сразу. Процесс трудных переговоров затягивался, рубль "деревенел" не по дням, а по часам, и эти же часы отодвигали время введения эстонской валюты.
В итоге правительство Эстонии продало несколько тонн российских рублей в Чечню. Денежная реформа прошла параллельно с шоковой терапией, а с рублевой сделки попытались сдернуть завесу государственной тайны. Правительство этого делать не хотело, премьер пытался обмануть общественное мнение, и в итоге — вынужден был уйти в отставку. Латвии после этого удалось продать свои рубли России, но, как говорил потом нынешний премьер страны Эйнар Репше, по цене макулатуры.
Тем не менее, Чечня сыграла свою роль в новейшей истории Эстонии, а идея чеченской независимости нашла понимание — как в среде политиков, так и у коренного населения.
Поскольку в этот период идеология коммунистов сменилась идеологией этнократии, то в дальнейшем встающие на ноги страны Балтии оказывали посильную помощь, как правило — пропагандистского характера — чеченским "борцам за свободу". В первые годы восстановленной независимости страны Балтии переживали национальную эйфорию, к власти пришли партии национал-патриотического толка. Считавшие себя долгие годы угнетенными прибалты не без удовольствия принялись играть роль старшего брата по отношению к "маленькому и свободолюбивому чеченскому народу".
На этом этапе в парламентах образовались группы содействия Чечне, правительства заявляли о "безоговорочной поддержке", в страны Балтии стали приезжать чеченцы. В балтийских странах возникали чеченские представительства, в которых появлялись самые разные, иногда довольно колоритные, представители. Правоохранительные органы примерно в это же время отметили возникновение — в том или ином виде — чеченских групп, с которыми вскоре стали связывать попытки передела сфер влияния в преступных сообществах.
На первых порах чеченцы, безусловно, пользовались симпатией коренного населения в каждой из трех стран Балтии. "Кавказцы пытаются вырваться из лап русского медведя, как совсем недавно пытались и успешно осуществили это мы сами!", — примерно так рассуждал эстонский, латышский или литовский обыватель. С течением времени ситуация стала меняться.
Во второй половине 90-х годов правительства, в отличие от парламентов, стали избегать резких заявлений, связанных с чеченской проблемой в России. Прагматичные политики поняли, что война в этом регионе надолго, что хорошо бы кончить ее миром, но, в конечном счете, это — дело России, которая и должна разобраться со своими проблемами. Парламентарии продолжали заявлять о своей полной поддержке чеченского народа в его борьбе за независимость, и делали это как в своих странах, так и на европейских форумах.
В отличие от коренного населения стран Балтии, так называемые "русскоговорящие" — в основной своей массе — были настроены пророссийски. В первой половине 90-х годов довольно остро стояли вопросы национального размежевания, и по этому принципу русские заранее были против того, за что выступали, скажем, латыши или эстонцы. Градус такого противостояния мог быть разный, но он был довольно высок. А поскольку для многих из русскоговорящих был затруднен (не без помощи эстонских и латышских властей) процесс гражданской идентификации, то знаменитый лозунг "за державу обидно" стал едва ли не жизненным принципом.
Есть и еще одно объяснение такому положению дел. Некоренное население довольно много времени проводит перед экранами телевизоров. Эти люди смотрят, в основном, передачи российских телеканалов, а коренное население предпочитает свое телевидение или западное. Можно с уверенностью говорить о том, что каналы массовой коммуникации общин разные, и соответственно разнится подача информации.
Тем временем в преступном мире прошли многочисленные разборки, перекраивались сферы влияния, и то, что раньше могло называться "чеченской группировкой", скажем в Эстонии, трансформировалось в фигуру Харона Дикаева, которого местная пресса называет "предполагаемым авторитетом подпольного мира". Примерно так же аттестует латышская пресса Беслана Круминьша. Можно предположить, что свой "Беслан Дикаев" есть и в Литве. Все это отнюдь не прибавило популярности чеченцам в глазах населения Балтии.
В этом смысле показательна история двухлетней давности со строительством мечети в Эстонии. Строить ее предполагали не чеченцы, но сама идея воздвигнуть в Таллине культовое здание мусульман не нашла сколько-нибудь реальной поддержки в эстонском обществе. Тут можно говорить о том, что реакция коренного и некоренного населения в целом была одинаково отрицательной.
Но если градус поддержки собственно чеченцев с течением времени упал, то критика в адрес России, которая ведет затяжную и кровопролитную войну на своей территории, остается. Серьезные коррективы в реальную политику балтийских стран внесли трагические события конца октября в Москве. Руководили всех трех государств осудили террористический акт, согласившись с тем, что это не метод решения пусть даже такого непростого вопроса, как чеченский.
Здесь можно отметить, что позиция правительств совпадает с точкой зрения руководителей европейских стран. И это вполне понятно, поскольку Балтия уже видит себя в составе Европейского Союза, и в своей внешней политике ориентируется на позицию ЕС.
Выступая по национальному радио, литовский президент Валдас Адамкус осудил действия террористов, назвав их бесчеловечными, и выразил озабоченность по поводу попыток "пристегнуть к бесчеловечным террористическим актам национальную этикетку. Это преступление, совершенное террористами, за них ни один народ не может быть ни осужден, ни оправдан", — подчеркнул Адамкус. Осуждая совершенную террористами акцию в Москве, член Сейма Литвы, социал-демократ Юозас Райстянскис вышел из межпарламентской группы по связям с Чеченской Республикой Ичкерия.
Но и сегодня в парламентах всех трех стран есть люди, точку зрения которых можно выразить словами депутата латвийского Сейма Юриса Видиньша: "Россия убивала гражданских жителей в Чечне, посылала спецназ на это, все молчали. У меня это вызывает только отвращение и ничего более. А то, что чеченцы захватили заложников, то рано или поздно это должно было произойти. За что боролись, на то и напоролись. Я высказываю поддержку чеченцам в их борьбе за независимость".
Однако после захвата заложников в Москве латвийская погранохрана усилила контроль, уделив особое внимание границе с Литвой — страной, где находится около 100 чеченцев-нелегалов. А рижский мэр Гундар Боярс заявил, что если поступит предложение о возвращении улице Джохара Дудаева ее прежнего названия, он поддержит это начинание.
В то же время руководство Литвы игнорирует требования посла Российской Федерации переименовать площадь Дудаева в Вильнюсе и закрыть чеченское представительство, а лидер литовских консерваторов Витаутас Ландсбергис говорит, что нынче позиция Масхадова куда дипломатичнее и взвешеннее, чем упрямство Путина, которое ни к чему хорошему не приведет.
Сейчас политики стран Балтии, и прежде всего Литвы, внимательно следят за развитием ситуации в Дании. Литовские политики и журналисты высоко оценивают действия датского правительства. Они отмечают, что датчане повели себя очень разумно, и это хороший пример того, как под защитой ЕС и НАТО даже маленькая страна может не бояться давления огромной России.
И параллельно с этим в прессе и многочисленных комментариях, посвященных чеченской проблеме, говорится о том, что защитники Чечни "купили бы себе еще пару запоров на двери и подняли бы страшный шум, если бы по соседству с ними поселились люди с кавказской внешностью". А газета Frankfurter Allgemeine Zeitung пишет, что чеченцы постоянно выпрыгивают в Литве из поездов, идущих из Москвы и Санкт-Петербурга в Калининград, и просят политического убежища. Похоже, что сочувствие литовских политиков к чеченским борцам за независимость носит в последнее время виртуальный характер. О том же свидетельствует вектор развития аналогичных событий в Польше.
Практика показывает, что политику можно пересмотреть, особенно в период смены правительств, например, в Эстонии, Латвии. С людьми сложнее. Психологию восприятия внешнеполитических событий, которая сводится к простой формуле: что плохо для русских (России), то хорошо для эстонцев, латышей, литовцев (Эстонии, Латвии, Литвы) — не переделаешь. Тут требуется время и европейский менталитет, который складывался десятилетиями.