Паланга. Сыны рыбаков, янтарные евреи, похищенное солнце и приветы с того света

Паланга живет от сезона до сезона – сушит корюшку, шлифует янтарь и кормит туристов мясным хворостом под самодельное пиво. Почти век назад эти места на три года стали частью независимой Латвии, но потом литовцы обменяли их на край Акнисте. Вместе с курортом Литве достались приграничные куршские поселки Швянтое и Бутинга, где жили говорившие по-латышски рыбаки. Сегодня латышей в  Паланге считаные единицы. Обитатели куршских дюн общаются между собой на диковинной смеси языков, а после литовской службы в лютеранском храме устраивают латышские песнопения. Воспетый Иосифом Бродским курорт остался и без евреев, хотя раньше числился в традиционных "местечках". 

Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок…

Так писал про Палангу 1960-х Иосиф Бродский, которому здесь установили памятный знак. Даже не верится, что это романтичное по весне и кипящее жизнью летом местечко можно было выменять на уголок в подвале латвийской карты. 

Тем не менее, у Паланги и Акнисте немало общего. Некогда здесь были большие еврейские общины, и оба города полностью лишились этого колорита. И Паланга, и Акнисте омываются святыми источниками, у которых совершают загадочные языческие ритуалы. И там, и здесь латыши и литовцы некогда бодались между собой, а сегодня органично и взаимовыгодно сосуществуют по обе стороны границ. А местные русские, которых в обоих краях подавляющее меньшинство, прекрасно владеют госязыками.

Клайпеда. Готфридас - сын рыбака, которого не брали в комсомол из-за имени

Готфрид родился в Швянтое в семье куршских рыбаков через год после войны. Его дед ушел в море и не вернулся. Дядя сбежал от советской власти за границу, а отцу из-за родственников за рубежом запретили выходить в море. Пришлось заняться прибрежной ловлей под Клайпедой. 

О литовцах Готфрид отзывается очень тепло: "Они всегда хорошо ко мне относились. Ну да, бывало, и zirgu galva звали ("конская голова"), но я не обижался, говорил: это ваш лучший комплимент, ведь лошадь – поумнее некоторых людей".  

Так же радостно Готфридас вспоминает и свои армейские годы: "Служил я в прекрасном Ярославле. Офицеры обожали солдатиков из Балтии. При части были свои теплицы со свежими овощами и поросятами. Как-то к нам приезжала только спустившаяся с небес Валентина Терешкова – я ее фотографировал своим "Зенитом". Нас там и в цирк водили, и на концерт кубинской певицы, а однажды отправили в Волковский театр на мероприятие, где в президиуме сидели Гагарин и Николаев – я и их сфотографировал, а потом еще и выставку сделал в библиотеке".

С гражданской активностью Готфридас не покончил и по сей день. Уже несколько лет подряд он организовывает пикеты за восстановление автобусных рейсов "по курземской стороне" - Клайпеда - Паланга - Руцава - Лиепая - Скрунда. "Такой транспорт ходил 45 лет в советское время. А теперь говорят - невыгодно. О каком единстве может идти речь, если мы не можем нормально ездить друг к другу в гости? – кипятится Готфридас. – Я собрал 145 подписей, делал запросы в министерства и Сейм, устраивал пикеты. Три года мы выходили под окна Клайпедской мэрии, а однажды встали в Руцаве, но невежливая полицейская сорвала плакат. Директор нашего автопарка обещала, что получит маленький автобус и запустит. Но пока все глухо. Что это за демократия, когда не автобус для человека, а человек для автобуса?"

Готфридас ведет нас на ежегодную ярмарку народных промыслов Kaziuko mugė в центре Клайпеды. Под балкончиком, с которого в 1939 году выступал с речью Гитлер, встречаем торговку "коровками" из Бауски. Здесь же и пипаркукас с литовскими именами. Конфеты не идут – сломались весы, а на пипаркукас имя "Готфридас" не числится. 

История. Крестьяне в обмен на породистых собак

В 1919 году в Паланге явно преобладало литовское население, но город все же стал частью Латвии. Как так получилось? 

К концу XIX века во многих городах Литвы сформировались серьезные латышские общины, которые вели активную культурную жизнь с балами и театральными постановками, строили лютеранские храмы, открывали школы. В первую мировую многие вернулись на родину, особенно после провозглашения независимости Латвия. Но многие, в том числе куршские рыбаки, остались.

По словам профессора Екабсонса, несмотря на все Версальско-Рижские договоры, границы большинства стран Восточной Европы в то время были еще весьма подвижными. "Мечту новых государств - этнически чистые границы - реализовать не получалось. Экономика диктовала свое, поэтому споры порой перерастали в кровавые столкновения. Скажем, Латвия очень хотела получить Мажейкяй: латышей там уже почти не было, но тут был важный железнодорожный узел. Из-за него путь из Лиепаи в Ригу проходил по территории Литвы. Но литовцы были против и прогнали оттуда латышскую комендатуру", - говорит Екабсонс.

В те времена латыши активно возвращались на историческую родину, продавая свои литовские земли. Согласно переписи 1923 года, в Литве проживало 14 883 латыша с литовским гражданством (0,73% жителей), а также 1279 граждан Латвии. По воспоминаниям исследователя Авотса, который на велосипеде ездил по приграничным домам, "латыши были настроены патриотично и питались лучше литовцев".

В 1924 году был подписан договор о латышских школах в Литве и литовских - в Латвии. Они должны были быть созданы в самоуправлениях, где жило более 20 детей соответствующей национальности (если их было от 9 до 20, то латышский (литовский) нужно было преподавать как предмет). В 1937 году договор был разорван Латвией – литовские школы шло вразрез с национальной политикой в сфере образования… В 20-30-х годах в рыбацких поселках под Клайпедой на латышском говорили около 3000 куршей. Сейчас большинство ассимилировалось. 

Швянтое. Микелис – сын рыбака, который попал в каменный век

Если просеять швянтойский песок сквозь тонкое сито, то уже после первого встряхивания на поверхность выскочит немало любопытного. Именно из этого поселка родом семья Миколаса Орбакаса – первого мужа Аллы Пугачевой и отец Кристины. 

Микелис Бальчус – современная швянтойская знаменитость: киношники про него снимают фильмы (например, недавний Vēju zeme), фольклористы записывают его рассказы и песни, историки пишут диссертации, археологи роют вокруг землю, а туристы любят отдыхать в желтом домике на живописной полянке излучины реки Швянтое. Она же Свентое – прусский вариант Святой. 

Со своей женой Далей Микелис познакомился еще в школе. Она по отцу литовка. Смешанные браки в те времена еще были редкостью. "Как же это, две веры на одной подушке!" - говорили соседи маме Дали. Но она отвечала: договоримся. Сама она чудом осталась в Литве – ее деда с тетей угнали в Сибирь, когда Даля была "в животе". 

Живописный домик Дали в Литве тоже оказался случайно, говорит Микелис: "До реки была Руцавская волость, на которую Литва претензий иметь не могла – ни исторических, ни этнических. Ну, разве что экономические. Литовцы хотели в Швянтое порт построить, взамен утраченной Клайпеды, а на одном берегу не получилось бы". Не получилось. Старый рыболовецкий порт так занесло песком, что проплыть в заводь можно лишь на плоскодонке. Вся надежда швянтойцев - на еврофонды: по евростандартам полагается по порту на каждые 50 км моря, чтобы корабли могли переждать бурю, а значит, есть шанс отстроить прекрасную "марину" для яхт со всей инфраструктурой. 

Жизнь заставила Далю Бальчиене выучить латышский. Сперва сосед стал на улице читать ей латышские стихи про поцелуи – она не понимала, стояла и вежливо улыбалась, пока проходившая мимо латышка не пристыдила за нескромность. Потом приехавшая из Лиепаи знакомая спросила - "cik te īres maksa?" ("сколько стоит аренду?"), а Даля решила, что та просит приготовить кашу (tire) за деньги. В общем, с латышами жить – по-латышски разговаривать, решила она. И взялась за язык. Теперь для нее одно удовольствие гостить в Руцаве и Лиепае. 

Предки Микелиса были куршскими рыбаками не менее трех веков. В списке палангских налогоплательщиков за 1679 год он нашел трех Бальчусов, которые платили за землю и возможность лова рыбы. Профессия временам была очень опасной. "Я просмотрел церковные книги за 70 лет, с 1835 года. 138 рыбаков не вернулись из моря, за то же время лишь одного унес конь, двое погибли в лесу, шестеро пропали, уйдя в город, и тринадцать были задавлены на субботнике".

При этом рыбный бизнес был не слишком прибыльным. Хорошие деньги можно было заработать лишь на контрабанде спиртного, говорит Микелис и, смеясь, демонстрирует нам десятилитровую флягу. В Литве водка была дорогой, а в Пруссии стоила копейки. В 1830 году в Вильнюсе за ведро водки брали шесть рублей, в то время как мужик в поместье за год зарабатывал восемь. К 1923 году, когда разница между ценой закупки и продажи спирта достигла 1500%, в контрабандный бизнес было вовлечено около 10 000 человек. Для самых  ловких "шмугельников" данцигские миллионеры даже организовывали учения.

С языками в семье Микелиса – крутой замес. В советское время его сестра переехала работать в Лиепаю. Теперь не всегда понимает, что говорит брат: "В школе-то я учил литовский. Между собой мы говорим на старом руцавском диалекте, да еще и с литовским в прикуску, а сами руцавниеки и лиепайчане уже давно выучили рижский латышский. Вот и требуется перевод". 

Микелис Бальчус исполняет одну из любимых песней куршских рыбаков Jūriņ prasa smalku tīklu. Видео: Марис Морканс, DELFI/MixMedia Group.

Раньше литовцы и латыши ездили друг к другу за покупками: латыши в Швянтое – за мясом, литовцы в Лиепаю – за промтоварами. После введения евро цены сравнялись. Теперь чаще навещают друг друга с культурными целями – то фестивали, то фольклорные мероприятия. "В нашем поколении латышский тут еще будет, - рассуждает Микелис. - Дальше – не знаю. Молодежи осталось мало – все в Англии-Ирландии уезжают. 10 лет назад проводили в школах опрос, хотят ли дети латышский кружок. Желающих нашлось лишь шестеро".

Вера. Языческая весталка, святая лютеранская крыша и католический референдум

Литва была последней языческой страной Европы. Еще в конце XIV века жрица Бируте охраняла священный огонь на холме в центре нынешней Паланги. Там ее и увидел литовский князь Кястутис. Позже набожные графья Тышкевичи устроили в холме Бируте грот для молитв, реплику Лурдского. Туда привезли статую девы Марии.

В последние годы советской власти археологи раскопали в холме языческое капище. Деревянные идолы "работали" как палеоастрономическая обсерватория: в определенное время года (в дни Яниса и Юргиса) солнечные лучи сходились нужным образом, и можно было совершать культовые обряды. Археологи – как раскопали, так и закопали обратно. А сметливые литовские жемайтийцы воспользовались открытием: возвели на дюне Швянтое реплику капища – туристический объект Žemaičių Alka, к которому устремились на праздники окрестные язычники с факелами и янтарной пылью. 

По словам Микелиса, коренные курши к такому балагану относятся скептически. Сами они с 1560 года исповедуют лютеранство и посещают церковь в Бутинге. Нынешнее здание храма – аж пятое по счету. Первое смыло море, последующие рушились под напором ветров. 

Каждую вторую неделю пастор проводит богослужение на литовском, а потом все поют – по-латышски. Выходят под звон колокола, отлитого в Лиепае. "Иногда – вперед ногами", - смеется Эдвардас.

Есть и еще одна местная легенда. Говорят, именно из-за церкви латыши упустили Палангу. Референдум по поводу передачи края Литве хитрые графья Тышкевичи предложили провести в католическом храме. Латыши-лютеране туда попросту не пришли. 

Паланга. Курортный бизнес, который начался с кирпичного заводика

Штаб-квартира нашего гида по Паланге – директора Музея курорта Юратиса Ляховичуса - достойна отдельного описания. Это шикарно отреставрированная вилла "Анапилис", которую 118 лет назад главный граф Феликс Тышкевич подарил жене и матери его 12 детей Софии. Говорят, что она воспитала и трех его внебрачных отпрысков.

Вся история виллы связана с богемными посиделками: в былые времена здесь собиралась на чаепития местная знать и интеллигенция, в советские и постсоветские – вольные музыканты и художники. Говорят, где-то наверху была зеркальная комната, в которой проводились спиритические сеансы. Юратис в этом не уверен – известно, что Тышкевичи были набожными. 

Возможно, потусторонние слухи были связаны с названием виллы: Анапилис у литовцев означает "тот свет". Некоторую метафизичность зданию придавал и уникальный инструмент, созданный из комнатки под крышей - орган ветра, система труб, которая время от времени выдавала такие трели, что у гостей дух захватывало. Увы, инструмент был поврежден войной и временем, чертежи не сохранились, а усилия реставраторов пока безрезультатны – орган не поет и даже не воет. Зато в отреставрированном концертном зале виллы акустика идеальна – здесь снова зазвучат концерты. Сам музей с интерактивными экспозициями заработает лишь в следующем году, а этим летом вилла примет под свою крышу коллекцию курортной моды Александра Васильева.

Первая мировая война стала началом конца знатного рода. В 1915 году немецкие орудия с моря сильно повредили костел и часовню дворца. Земельная реформа независимой Литвы сжала, как шагреневую кожу, землевладения Тышкевичей. Пирс и лес они сами подарили городу, парк вокруг дворца передали в аренду Обществу друзей Паланги. Переговоры с правительством Литвы о продаже другой части недвижимости не дали результатов – у литовцев не было денег. А тут и вторая мировая подошла. В советское время все добро национализировали. Дворец превратили в Музей янтаря. 

По словам руководителя Музея янтаря Регины Макаускиене, после восстановления независимости объявился потомок графов, 80-летний Альфред Тышкевич. Он в свое время окончил Сорбонну, но жил в Варшаве и работал скромным служащим железной дороги. Тышкевич приезжал в Литву и официально передал дворец городу, получив почетное гражданство. В 2008 году он умер. Его единственный сын Адам, последний Тышкевич – врач, живет где-то между Италией и Флоридой. 

По второму похищению можно было бы снять сериал. В 2004 году Солнечным камнем заинтересовались два брата из Клайпеды. Старший, как позже выяснилось, был болен шизофренией и буквально одержим янтарем. Однажды ночью братья насыпали шипов на дорогу, по которой поедет полиция, приставили к окну самодельную лестницу, вынесли камень и побежали к морю. Прошлись по воде, чтобы сбить со следа собак и закопали янтарь в дюнах. Через месяц стали звонить в музей, интересоваться, можно ли получить 20 000 литов за наводку. Полиция устроила обмен камня на деньги, после которого братьев задержали. В итоге один оказался в психбольнице, а другой – в тюрьме. 

Два года назад дворец-музей был отреставрирован, и сейчас сюда приезжает 100-110 тысяч посетителей в год. Аудиогид предлагает экскурсии на семи языках. Латышского среди них нет.

Литва или Латвия? Курорт с европейским размахом или провинциальная окраина

Сегодня уже никто не сомневается: литовская ориентация Паланги была лучшим решением.  Юратис Ляховичус доказывает это по пунктам. 

"Берем историю. Паланга отошла к Литве после Мельнского договора в 1422 году. Что такое Курляндское герцогство? Вассал Великого княжества Литовского. Лишь после раздела Речи Посполитой оно отошло России. А как вообще Паланга оказалась в Курляндии? У немецких баронов были родственные и экономические связи с Мемелем (Клайпедой), а тут в промежутке мешается литовская Паланга, принадлежавшая Ковенской губернии. Маленький лоббизм… и Паланга - часть Курляндской губернии. 

Дальше. Если бы Паланга осталась в 1921 году в Латвии, ее курортная история могла закончиться совсем по-другому.  

Туристы бы ездили в Юрмалу, а швентойским рыбакам не давали бы выходить в море. 

При Литве город рос как на дрожжах. В 1953-м году в Паланге жило 3-4 тысячи жителей, а в Швянтое – еще 500-700. Советский генеральный план развития курорта предусматривал, что сюда будут приезжать до 10 000 туристов одновременно. Сегодня в Паланге со Швянтое только постоянно живет 17,5 тысяч человек. А сколько тех, кто не зарегистрирован, кто имеет тут второй дом? Ну, а желающих отдохнуть в Паланге так много, что сами литовцы уже скупили латвийскую Папе, чтобы хоть там полежать на солнышке в тишине".

Латышей среди постоянных жителей Паланги осталось совсем немного: с 1927 по 2017 год в городе были зарегистрированы 34 латыша, за последние два года – два. Еще скромнее дела со другой группой населения - евреями. Некогда они населяли всю северо-восточную часть города, под них основали купеческую гильдию, они держали большинство городских лавок и предприятий услуг – от мясных и чайных до кинотеатра и дизельной электростанции. 

Судьба этой роскошной "янтарной нити" была трагичной. Весь еврейский город Паланги – порядка 180 деревянных жилых домов и еще 190 построек – сгорел в пожаре 1938 года. Устояли лишь кирпичные синагоги, но и они не дожили до наших времен – в советское время на их месте построили универмаг. Уцелевшие в пожаре евреи погибли в Холокосте. Их расстреляли в окрестностях Паланги. 

Будущее. Лина, которая очень любит родину, но все же собирается ее покинуть

Большинство жителей современной Паланги трудится в сфере услуг и строительства. Средняя зарплата – 500 евро. На 17,5 тысяч жителей - шесть школ, в которых русский язык – самый востребованный второй иностранный, и шесть детсадов, в которых нет очередей. 

Город с бюджетом в 20 млн евро живет с подоходных налогов, налога на растущую в цене недвижимость, платы за аренду земли, платы за парковку (с 15 мая по 15 сентября) и курортного сбора - 1 евро за ночь с гостя старше 18 лет… Помогают еврофонды – деньги выделили на реконструкции музеев, парков, концертного зала, спорткомплекса. 

Полмиллиона платит в казну дает нефтетерминал Бутинга, который арендует здесь землю. Сама "труба" – составная часть Мажейкяйского нефтеперерабатывающего завода, которым до 2006 года управляло дочернее предприятие российского ЮКОС, а теперь – польский ORLEN. 

Туристический сезон открывают в середине мая, закрывают - в середине сентября. Вроде бы не густо, но работницы мэрии выразительно поднимают глаза к небу: они рады, что есть возможность отдохнуть от бесконечного людского муравейника. Ведь за сезон Паланга развлекает более миллиона туристов – и это только те, кто провел хоть одну ночь. Тех, кто приезжает на день, и не сосчитать. В сезон приходится привлекать стражей правопорядка со всех окрестных краев, а поработать в Паланге съезжается молодежь со всей страны. Даже в несезон подешевевшие гостиницы загружены на 50-60%. А на праздники, выходные и фестиваль корюшки – снова все переполнено.  Большинство туристов - литовцы. Следующими по численности долгие годы шли россияне, но в последнее время их отбросило в хвост ТОП-10. Сейчас здесь гораздо чаще можно встретить туристов из Латвии, Польши, Беларуси, нередко – немцев и скандинавов.

Лина говорит, если еще 7 лет назад существовал термин "Мачучу Паланга" (бабушкинская Паланга): старушки с табличками стояли по дорогам и сдавали комнаты отдыхающим. Теперь они предпочитают сдавать свободный угол приезжим сезонным рабочим. С туристами церемониться и считаться надо, а сезонные, пусть и платят поменьше, зато у них все по графику - поспали, помылись, ушли. 

Два последних лета Лина отработала в Греции – говорит, там можно за месяц получить 1000-1200 евро, не перерабатывая. В Паланге обычно хозяева платят минимум, остальное – чаевые. Впрочем, местом девушка очень довольна. Три выходных, клиенты - щедрые, особенно если это выпившие, русские или скандинавы. Собственно, и место свое Лина получила, потому что понимает по-русски – учила его несколько лет в школе.

Лина выучилась на бухгалтера в Клайпеде. Ей хотелось бы жить на родине, но она со вздохом признается, что будущего тут не видит - на магистра по международным финансам хочет учиться в Италии. Не исключено, что где-то там и осядет. 

Лина грустно смотрит на нас своими небесно-голубыми глазами, и мы вспоминаем текст объявления в газете, которое накануне прочел нам Юратис: "О синеокая, которую я увидел в поезде! Как мне тебя найти?! Я знаю, что ты вышла в Паланге. Приходи к гроту любви у горы Бируте…"