Foto: Publicitātes foto
В Олайне построено первое в Латвии учреждение исполнения уголовных наказаний нового типа, соответствующее современному названию "Лаборатория современных перемен". Это центр ресоциализации, разместившийся в новом корпусе Олайнской тюрьмы — в Латвийской тюремной больнице. Центр ресоциализации рассчитан на 200 заключенных с алкогольной или наркотической зависимостью.

"Лаборатория перемен" — это часть проекта "Создание нового отделения в Олайнской тюрьме, включая строительство и обучение персонала", который предусматривает ресоциализацию осужденных, находящихся под влиянием зависимостей, и софинансируется правительством Норвегии.

Сегодня мы говорим с начальником Олайнской тюрьмы Дмитрием Калиным.

По каким критериям происходит отбор и как заключенные попадают в Олайнский центр?

Участие в программе — добровольное, то есть происходит на основе принципа добровольности, клиент должен сам хотеть работать над своей зависимостью, никого насильно участвовать в программе мы не заставляем. Если заключенный решает участвовать в программе, то пишет заявление на имя начальника тюрьмы, где отбывает наказание. В каждой тюрьме есть координатор "Центра зависимостей" — работник тюрьмы, дополнительная обязанность которого — быть координатором "Центра зависимостей". Получив заявление, координатор проводит беседу и проверяет документацию, т. е. одно из условий — это участие, но мы также проверяем, является ли обоснованной просьба о включении в программу по уменьшению зависимостей: либо должна быть диагностирована зависимость (заключенный состоял на учете у нарколога, и об этом имеется запись в его личном деле), либо преступное деяние было совершено под влиянием алкоголя или наркотических веществ. Это также может служить основанием для включения в программу и для работы над своими зависимостями.

Если после проверки информации все в порядке, то проводятся три обязательных интервью, чтобы проверить его мотивацию – достаточна ли она, не изменилось ли что-то и хочет ли заключенный по-прежнему участвовать в программе. Если все в порядке, то пишется заявление на имя начальницы Управления мест заключения об участии в программе по уменьшению зависимостей. Заявление рассматривается, и отдается распоряжение о переводе заключенного к нам в центр. Подписывается соглашение о том, что заключенный согласен и хочет участвовать в программе, и мы начинаем с ним работать.

Правильно ли я пониманию, что больше одного года люди в этом центре не находятся? Бывают ли случаи, когда они проводят здесь больше времени?

Да, такие случаи были. Мы предложили сейчас соответствующие изменения в правилах Кабинета министров, так как иногда видим, что работать нужно дольше. Соответственно, мы хотим снять ограничения на максимальный срок пребывания в центре.

Почему до года? Потому что у нас в центре есть две программы — "Atlantis" и "Pathfinder" и максимальная продолжительность обеих составляет до полугода (4–6 месяцев), поэтому в правилах КМ было записано, что лицо проводит в центре до года, но на практике, в реальной жизни мы столкнулись с тем, что кому-то требуется немного больше времени или, например, если лицо участвует в программе и мы констатируем, что программа завершена и до освобождения осталось 2 месяца. В таком случае нецелесообразно отправлять человека обратно в место заключения, так как там наш вклад будет трудно сохранить, поэтому оставшееся время целесообразнее провести в центре.

Как проходят будни заключенных в центре? Какие проводятся мероприятия?

В 6.30 — подъем. В каждой камере есть душ и туалет, затем заключенные должны привести себя в порядок — умыться, почистить зубы. После этого двери камер открываются и проводится общая утренняя зарядка для заключенных этого отделения. Поскольку мы используем принцип терапевтической общины, то обучаем их обычным повседневным действиям и все должны делать все вместе, чтобы учиться жить в обществе.

Затем следует завтрак, после которого у каждого отделения — свой план. Он меняется по дням недели, но содержание примерно одно и то же. Проводятся групповые или индивидуальные занятия, с заключенными работает психолог. У нас психологи проводят как индивидуальные, так и групповые беседы. Три раза в неделю у всего отделения — обязательные занятия спортом; у нас есть большой спортзал, где заключенные занимаются спортом. В центре мы занимаемся исключительно командными видами спорта; не разрешаются индивидуальные виды спорта и тяжелая атлетика, которыми заключенные увлекаются в так называемой "классической тюрьме". У нас поначалу также было много заявлений и жалоб на то, что мы их не разрешаем, но мы отстояли свою позицию.

Мы занимаемся спортом не только ради самого спорта (с учетом того, что зависимости не делают никого сильнее и не идут на пользу здоровью), но и для социализации и командной работы, так как одна из самых больших проблем заключается в том, что эти люди не умеют общаться между собой; их связывают алкоголь и наркотики, и без них они не знают, как проводить свободное время. У них нет общих интересов с другими людьми, и при помощи совместных занятий спортом мы показываем им, что алкоголь и наркотики можно заменить чем-то другим.

Из командных видов спорта это волейбол, флорбол, баскетбол, мини-футбол — все, во что можно играть в спортзале, мы играем также в летающую тарелку — фрисби. Работники также принимают участие в совместных занятиях спортом.

Конечно, еще есть обед, ужин, прогулка на свежем воздухе в течение часа. В полдень — тихий час, когда мы снова закрываем их в камеры, чтобы они могли немного отдохнуть, так как день проходит достаточно интенсивно и дается много информации. Конечно, хотя это и называется "тихим часом", спать необязательно — не так, как в детском саду, этот час также нужен нашим сотрудникам, поскольку они работают в две смены (утреннюю и вечернюю) и в этот час обе смены могут встретиться и передать актуальную информацию и документацию.

Распорядком дня предусмотрено также свободное время, обычно вечером — просмотр телепередач, выполнение домашних работ, написание писем.

Режим выглядит очень насыщенным и интенсивным. Насколько легко эти люди адаптируются к такой, скорее всего, непривычной для них ситуации? Как привыкают?

По-разному. Некоторые участвуют в программе охотно, у них нет никаких сложностей или трудностей, но вообще я бы сказал, что 50 на 50, так как у нас нет точной статистики. В основном все видно уже в первый месяц. Есть случаи, когда человек под влиянием эмоций пишет заявление о том, что отказывается от участия в программе и не может ее выдержать, но мы, конечно же, проводим переговоры, объясняем и стараемся понять, в чем причина. Если удается убедить продолжать участие, так как это необходимо, то в основном соглашаются и адаптируются.

Как бы Вы сказали, в чем специфика работы с заключенными, страдающими от зависимостей? С какими вызовами приходится сталкиваться в таких ситуациях?

Наличие зависимости означает дополнительные сложности в работе с этими людьми. Зависимость влияет на личность человека, восприятие, принятие решений и т. д.

Я допускаю, что работа с заключенными, у которых есть зависимости, намного сложнее?

И без зависимостей наши клиенты — не самая легкая категория для работы. Так же, как и на свободе — человек с зависимостью "тяжелее", чем человек без нее, например, когда что-то объясняют в коммунальном управлении, один понимает нормально, а другой — не очень.

Именно для этого и был создан этот центр — я, конечно, не хочу утверждать, так как у меня нет такой статистики, но этот центр уже изначально создавался с учетом того, что в нашей системе высок процент различных зависимостей, поэтому он необходим, так как, если не работать с зависимостями, то остальная работа по ресоциализации будет затруднена. Это все равно, что начать строить дом с крыши или со второго этажа. Оценка рисков и нужд показывает, например, что у заключенного есть проблема с зависимостью, нет образования, трудовых навыков и т. д., и нет смысла начинать образование или обучать трудовым навыкам, если не проводилась работа с зависимостью. Выйдя на свободу, первое, что он делает –снова ищет одурманивающие вещества, а не идет работать.

Как насчет историй успеха — что, по Вашему мнению, удалось, а что — нет?

Про успехи. Понимаете, мы никогда не ставим перед собой цель изменить определенное число людей. Я также всегда стараюсь говорить работникам, чтобы они не переживали, если кто-то отсеялся и тогда они могут воспринимать это как свою неудачу. Нет, это не нам не удалось, а, возможно, сам человек был не готов.

Мы здесь в центре также учим, что тюрьма — это закрытая среда, и под влиянием внешних факторов они не употребляют, так как им нечего употреблять, а не потому что все вдруг прекращают употреблять — просто нет возможности. При выходе на свободу к ним не прикрепляют работника тюрьмы, который всю оставшуюся жизнь будет ходить и говорить "не употребляй", будет выполнять функции их морали и совести — нет, нужно жить своим умом. А из успешных историй приходилось слышать, что парни завершают программу, устраиваются на работу, один даже поступил в вуз. У нас есть сотрудники, которые работают у нас и также читают лекции, и они были удивлены, увидев среди студентов нашего бывшего клиента. Конечно мы ничего не афишируем и не рассказываем, да и они не хотят рассказывать о своем прошлом, а тем, кто хочет, удается встать на правильный путь и совершить рестарт в своей жизни.

Foto: Publicitātes foto

Как, по-Вашему, должны были бы выглядеть места заключения в будущем? Что нужно было бы изменить в нынешней ситуации?

Комплекс зданий, где находится место заключения, должен быть построен для этой цели, а не приспособлен, как все имеющиеся у нас сейчас места заключения. Мы очень стараемся и надеемся, что будет построена новая тюрьма в Лиепае; об этом также всегда рассказывается и говорится, так как это будет действительно комплекс зданий, который будет построен для тюрьмы. Не завод, который будет приспособлен под тюрьму, или ремесленное училище, которое мы переделываем под тюрьму, а именно построенный под тюрьму комплекс.

Я это вижу по "Центру зависимостей", который был построен для этой программы и работает, так там есть вся необходимая логистика, все предусмотрено. Мы не пришли в какие-то переделанные помещения и теперь думаем, что нам "нужно провести групповое занятие и мы ищем помещение, где это можно сделать". Нет, у нас есть помещение, которое было изначально продумано, построено и предусмотрено для этих целей. Это очень облегчает работу, так как не нужно думать, перестраивать, приспосабливать помещения. Это что касается инфраструктуры.

Во всем остальном тюрьма должна быть построена как тюрьма, а не быть приспособленной под тюрьму, так как повседневные бытовые вопросы могут показаться мелочью, но они ежедневно отнимают много энергии и трудно реализовать что-то хорошее, если помещения не предусмотрены для потребностей, которые ты стараешься реализовать.

Если говорить о тюрьме как об организации, о структуре по содержанию, то мы уже сейчас стараемся сделать ее максимально эффективной и полезной для общества, и этот путь и направление нужно продолжать.

Если раньше тюрьма была "складом ненужных людей" или в советское время — источником бесплатной рабочей силы, как в Гулаге, где было все равно, что происходит с заключенными, то теперь мы уже на правильном пути и тюрьма превратилась в центр ресоциализации. Для того чтобы мы с максимальной эффективностью использовали срок наказания для возращения человека в общество — мне не хочется говорить, чтобы "исправить" человека, а чтобы его ресоциализировать.

Те, кто не работает в системе мест заключения, о тюрьмах не думают. Если на улице спросить у рижанина, сколько в Риге тюрем, он вряд ли ответит. Только когда начнешь спрашивать, задумается. Я, конечно, не хочу сказать, что все общество должно ежедневно думать о тюрьмах. Но если мы говорим о государственных и муниципальных учреждениях, то нужно наконец посмотреть правде в глаза — тюрьмы есть, в них попадают люди и это не только проблема тюрем. Мы всегда работаем самыми последними, как крайняя необходимость, но, если посмотреть честно, то мы видим и ошибки школы, так как у этого человека все идет из детства, ошибки семьи, ошибки социальной службы. Вся эта совокупность ошибок привела его в тюрьму. Приходилось сталкиваться с отношением "но он же у вас уже был, почему же вы его не исправили!", но иногда за этот срок это сделать невозможно; мы готовы проделать большую работу, но дальше этого человека нужно поддерживать. Часто бывают ситуации, когда человек выходит на свободу, а местное самоуправление не может ни квартиру предоставить, ни работой обеспечить, и вся наша работа.

Так что по сути мы можем сказать, что необходимо участие всего общества, оно должно принимать бывших заключенных и поддерживать?

Да. Вот пример, с которым мы столкнулись при строительстве "Центра зависимостей", — было открытие, разные визиты, фотографирование помещений центра, разные статьи в СМИ, я иногда смотрел комментарии, и они всегда были полны отрицательного отношения: "Смотри-ка, какой у них красивый спортзал, у нас такие есть не во всех школах, зачем он им" и т. д.

Мы написали проект, мы использовали Норвежский финансовый инструмент, доля государственного финансирования составляет лишь 15%. Разве в том, что у нас в школах нет хорошего спортзала, виновата тюрьма или система тюрем? Нет. Если в школах нет спортзалов, означает ли это, что и в тюрьмах они не положены? А может быть потому, что их нет в тюрьмах, они сейчас попали в тюрьму, и по крайней мере здесь у них будет спортзал?

Есть очень отрицательное отношение ко всему, но мы же в этом не виноваты. Я понимаю и переживаю, и мне тоже хотелось бы, чтобы всюду были хорошие бытовые условия, но отношение такое, что "им не положено". Если мы говорим об обществе, то что же оно хочет — чтобы мы их держали, как на складе? Или использовали их на рудниках? Такого больше нет!

Вы считаете это очень большой проблемой, когда общество не понимает, что выиграет намного больше, если эти люди вернутся к нормальной жизни?

Да, а когда они выходят на свободу и мы рассказываем, что мы сделали, чтобы постараться их изменить и исправить и т. п. , то нам говорят — нет, все плохо! Если мы его просто выпускаем по окончании срока и он не был в центре — то говорят: вы его не исправили, мы боимся, что он выйдет из тюрьмы.

Участвуя в дискуссии на фестивале "LAMPА, я сказал, что мы, работники тюрем, их не боимся, мы уже к ним привыкли, и они к нам тоже. Но, когда мы ищем партнеров по сотрудничеству в самоуправлениях или в обществе, то у нас возникает вопрос — какого соседа вы хотите? У нас он находится кратковременно, рано или поздно его срок закончится, и тогда — какого соседа вы хотите? Рядом с вами в одном подъезде или в ближайшей квартире может жить бывший заключенный — каким вы хотите, чтобы он был? Таким, с которым работали и продолжают работать, или таким, которого вырвали из общества на пять лет, который где-то был, какая с ним проводилась работа — неизвестно, и вдруг он появляется. Незнание как раз и создает дополнительный страх.

И все-таки мы движемся маленькими, маленькими шажками в правильном направлении во всех сферах?

Но нам хочется и мы чувствуем, что готовы не только двигаться маленькими шажками, но бежать вперед! Однако иногда это нам не позволяют помещения или отношение общества; можно было бы еще больше, и хоть маленькими шажками, но вперед; я тоже смотрю положительно на то, что мы по крайней мере идем вперед!

Кампания по информированию общества "Не отворачивайся! Поддерживай и участвуй! Ресоциализация заключенных и лиц, отбывших наказание" реализуется в рамках проекта "Повышение эффективности системы ресоциализации" при финансовой поддержке Европейского Социального фонда.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!