Мастерская же состоит из тысячи деталей. Здесь тебе и механические птицы-дирижабли, и бюсты, и спасательный круг на стене, и перья в стакане с ручками, и огромные шестеренки, висящие на стене рядом с деревянной фигуркой человека в цилиндре, здесь и моноцикл, и резиновые мозги на полке с книгами, среди которых и хармсовские "Авиация превращения" и "Новая анатомия". Стоя среди всего этого, ловишь себя на головокружительном ощущении, что находишься в голове у Босха. Вещи создают особую атмосферу этой студии, словно это отдельный и самостоятельный персонаж, как ходячий замок Миядзаки.

На одной из конференций в Петербурге Слава Полунин рассказывал нам, как он создает свои спектакли. Сначала он окружает себя единомышленниками. Затем делает из своей комнаты вот такую студию, живой замок; отовсюду он тащит в нее самые различные, на первый взгляд несочетающиеся вещи — они со своей историей, живые. Именно вещи подсказывают ему идеи, так как идея уже содержится в вещи. Ты берешь вещь в руки, и она оживает: у нее есть вес, структура, звук, собственная пластика, цвет. Она говорит с тобой.

А живем мы в районе Флорентин. Это сердце южного Тель-Авива, молодежный район, сплошь расписанный граффити, сочетающий в себе старые дома и небольшую промышленную зону в центре. Среди граффити, в которых город просто утопает, можно, кстати, встретить и работы самого Бэнкси.

Мы отправились к Леше на званный ужин — нас пригласила его прекрасная жена Шарон (на фото ниже). Уже стемнело, на террасе нас ждал накрытый стол, горели разноцветные гирлянды, дугой нависали над головой тибетские флажки, чуть в стороне было установлено детское шапито, а полка под потолком была сплошь уставлена чемоданами разных цветов и вместительности.