На портале IMHOClub некоторое время назад подробно обсуждали биографию известной и весьма одиозной политикессы. Я к дискуссии опоздал, ознакомился с нею позже и был поражен, насколько неверно мы понимаем этот очень распространенный в Латвии тип поведения, характерный не только для элиты, но и самых широких слоев государствообразующей нации.
Сознательно не буду называть имени героини, хотя оно легко узнаваемо из контекста. Чем дальше мы отходим от конкретной личности, тем проще рассматривать проблему в общем виде. Итак, отличница из провинциальной школы в глубоко советские времена поступает в университет, блестяще его заканчивает, остается преподавать общественные науки. Активная комсомолка рано вступает в партию, возглавляет факультетскую парторганизацию. Защищает в Москве диссертацию, становится доцентом, готовит докторскую.
Но тут власть меняется, и карьера делает резкий виток: наша героиня становится политиком и одной самых агрессивных националисток. Сегодня она – депутат Европарламента, где занимается главным образом критикой России и раскрытием трагической истории советской оккупации Латвии.
Так вот, одни участники дискуссии заклеймили героиню как изменщицу, прятавшую долгие советские годы свою звериную ненависть к кормившей ее системе. С точки зрения других, такая карьера свидетельствует только об алчности – выбираются любые идеологии, способные принести высокий доход. Наконец, третьи оправдывают обсуждаемую персону – дескать, членство в партии было необходимо, чтобы успешно заниматься наукой, никакой идеологии за ним не стоит.
На самом же деле все три взгляда являются ошибочными. Истина же в том, что никакого противоречия между той и этой стороной жизни г-жи N не существует. Вся ее карьера развивалась глубоко последовательно, она всю жизнь служила одному и тому же идеалу, отнюдь не денежному, и именно поэтому такая фигура является глубоко типичной.
Ведь действительно, таких дам (разумеется, и кавалеров тоже, но в мужской версии этот тип характера не настолько противоестественен и потому менее отвратителен), в нашей стране немало. И глядя на их навеки перекошенные от неиссякающей злобы лица, наверное, не у меня одного проскакивала мысль «У, фашистка!» При этом злобность могла проявляться в любом вопросе, в том числе и очень далеком от национального. Например, в истерике школьной учительницы, распекающей разгильдяя, который опять сделал что-то не так.
Как ни странно, это импульсивное сравнение достаточно точно. Общим местом в исследовании германского нацизма стало определение его как явления национального, имеющего глубокие корни в легендарном прусском стремлении к порядку. Все просто: есть некая истина и есть вожди, которые эту истину знают. Проблема в том, что население не готово выполнять волю лидеров. Поэтому успеха достигает самый послушный, и путем к этому является жесткая дисциплина, старательное соблюдение порядка.
Нацизм сделал следующий шаг: порядок есть отсутствие беспорядка, цель нации состоит в искоренении беспорядка в мире, в том числе путем уничтожения недочеловеков, органически не способных к повиновению и плодящих в мире анархию. Разумеется, появление такого зверского учения требовало многих предпосылок – но одна из них была заложена в национальном характере в течение столетий.
Режим рухнул, и Германия полностью переменилась. Народ все осознал и зажил новой жизнью, отвергнув в том числе и Орднунг. Сегодня Германия уже вовсе не страна железного порядка, а значит, не подарит миру нового фюрера.
Перейдем теперь к родным осинам. Латвия слишком долго была под духовным протекторатом Германии, чтобы не перенять у нее многие черты национальной ментальности. После первой мировой войны обе страны развивались параллельно: быстро приняли очень демократические конституции, быстро разочаровались в них и привели к власти диктаторов – разве что разной степени жестокости и карикатурности. Естественно, что градус национализма рос параллельно, равно как и восторг народа по поводу жесткой руки вождя-хозяина. То, что местных немцев в стране недолюбливали, не мешало создавать в ней маленький бескровный нацизм.
И когда 22 июня 1941 года старшая единомышленница поглотила младшую, это произошло весьма естественно. Продвинутое меньшинство принялось наводить порядок и уничтожать недочеловеков, удивляя даже пришельцев неуклонной верностью расовой теории. Не столь активное большинство спокойно интегрировалось в новые реалии, вполне приемлемые благодаря долгому совместному существованию.
А потом дороги братских народов окончательно разошлись. В ставшей советской Латвии никакой идейной денацификации не произошло. Фельдфебельская философия типа «от расстегнутого воротничка до измены Родине один шаг» оставалась широко распространенной.
И - подарок судьбы - выяснилось, что при советской власти хорошо востребовано то же личное качество, которое очень способствовало карьере что при улманисовском, что при гитлеровском режиме. Назовем это качество агрессивным конформизмом – стремлением как можно точнее выполнить последние указания начальства, проявляя при этом особую непримиримость к тем, кто этими указаниями пренебрегает.
Давайте согласимся, что такая черта характера очень уместна и в преподавателе политэкономии, ежедневно разоблачающем клевету на единственно верное учение, и в парторге, зорко следящем, чтобы кто-то из коллег, занятых ответственной работой по воспитанию нового поколения, не отошел от генеральной линии, и в депутате, на безупречном английском разъясняющем наивным европейским политикам угрозы со стороны агрессивного восточного соседа его маленькой стране.
Разумеется, некоторые трудности составил переходный период, но ведь Оруэлл нам объяснил, как легко и незаметно переходит Океания от войны с Евразией в союзе с Остазией к обратной войне с Остазией в союзе с Евразией. Подобный переход произошел и в мышлении доцента N на пути в евродепутаты, но ее агрессивный конформизм нашел свое применение с новой силой.
Давайте оговоримся. Все эти рассуждения, как и вообще любые разговоры о национальном характере, носят вероятностный характер. Равно как не все немцы в свое время стали нацистскими извергами, так и не все парторги и преподаватели общественных наук на новом этапе стали радикальными националистами. Но определенные предпосылки для этого имелись, что блестяще доказала на своем примере наша героиня.
Плавный переход коммунистической номенклатуры в номенклатуру национальную – характерная черта всех постсоветских государств. Но в Латвии у этого перехода есть особенности, отличающее нашу страну от многих братских республик. Если повсеместно оказался задействован организаторский опыт, связи в Москве, переходящая в беспринципность гибкость, то у нас по такой схеме была задействована лишь часть партаппарата. А другим пригодилось именно то, что соседям пришлось отбросить: оголтелая ненависть к инакомыслию и бесконечная преданность переместившемуся в другую точку высшему политическому руководству.