Фото: Ambra Vernuccio

В то, что в Ригу с трехдневными гастролями спектакля "Книга джунглей: переосмысление" и мастер-классами едет Akram Khan Company, до сих пор верится с трудом, как в чудо. Акрам Хан – звезда современной хореографии, культовая фигура contemporary dance, лауреат всех мыслимых в немыслимых наград в мире танца. Труппа его эталонна. И мы действительно увидим ее совсем скоро — 10, 11 и 12 апреля на сцене театра "Дайлес". А перед этим волнующим знакомством великий мастер рассказал Delfi о детстве в гараже и на сцене, о превращении тела в голос и о том, почему нельзя отказываться от шедевров культуры, даже если к автору есть много вопросов.

Вы на сцене с 10 лет. А как все начиналось?

С самого детства. Я танцевал с трех лет просто потому, что мне это нравилось, а в семь стал заниматься катхаком – индийской классикой, и это уже было всерьез, танец вошел в мою жизнь навсегда. Дальше все происходило как бы само собой. То есть от меня, конечно, ждали чего-то другого, увлечения естественными науками или математикой. Но давить на меня было бесполезно, давление в каком-то смысле производило обратный эффект. Я хотел танцевать, а не подчиняться чужой воле. И я танцевал. Остальные предметы меня не интересовали. Математика… В танце она тоже есть. Я ее нашел. Только не сразу.

Это вообще обычное дело – что бенгальский мальчик из Уимблдона учится танцу?

Бенгальский мальчик чувствовал себя невидимкой среди уимблдонских сверстников и изгоем среди выходцев из Бангладеш. В частную школу меня не приняли, к обычной я адаптироваться не мог, и целый год ее прогуливал – вместо уроков прятался в родительском гараже и учился танцевать. Танец стал моим убежищем. Слова меня пугали, говорить на языке тела было проще. Я смотрел, как двигаются Майкл Джексон, Мухаммед Али, Чарли Чаплин, Брюс Ли и Фред Астер, пока кнопка перемотки не сломалась. Они меня вдохновляли. Не только физическими данными, не только манерой танца или боя – еще и жизненной философией. Но по-настоящему полюбить танец меня заставил катхак.

Фото: Ambra Vernuccio

А из тех людей, с которыми вы тогда общались, кто повлиял на вас сильней всего?

В 13 лет мне посчастливилось встретиться с [великим британским режиссером] Питером Бруком, я участвовал в его спектакле "Махабхарата". Думаю, это меня и сформировало. Я бы даже сказал, что вся моя нынешняя система мышления -- заслуга Питера. Он оказал на меня колоссальное влияние. Я был подросток, чистый лист, из меня можно было вылепить что угодно, у меня и мнения-то своего особо не было. Я буквально впитывал в себя все до капли. И когда мировой тур "Махабхараты" закончился, долго не мог приспособиться к нормальной жизни. Вернулся к катхаку, стал заниматься им усердней прежнего, это было спасение. А дальше надо было выбирать: либо катхак, либо театр. Я почувствовал, что к катхаку меня тянет сильнее.

Вы в своем творчестве соединяете индийский храмовый танец катхак и contemporary dance, вы с рождения существуете внутри двух грандиозных и очень разных культур – азиатской и европейской. Разумеется, это дает вам массу преимуществ, но не создает ли трудностей с самоидентификацией? Каково это -- жить на два дома?

Что касается моей идентичности, то она постоянно меняется. Каждый день. И, если честно, я не чувствую глубокой ответственности за сохранение бангладешской или любой другой культуры. Что вообще отличает одну культуру от другой?! Большинство из них так или иначе пересекались и были заражены друг другом. Я и сам являюсь побочным продуктом этого "заражения". Не поймите меня неправильно. Мои исторические корни — важная часть моей личности, просто огромная. Но они не определяют мою суть. Они лишь напоминают мне о том, что было до моего рождения.

Фото: Publicitātes bildes

В детстве вы играли роль Маугли. Изменилось ли с тех пор ваше отношение к книге Редьярда Киплинга?

Оно всегда было ностальгическим. В "Книге джунглей" я впервые увидел на экране телевизора такого же смуглого мальчика, как я. А потом сам стал Маугли в спектакле Академии индийского классического танца, и рядом со мной на сцене были великие исполнители катхака… Занявшись хореографией, я всегда держал в голове это произведение и всегда хотел к нему вернуться. Но еще я знал, что это будет очень сложно – из-за Киплинга. Вырастая, начинаешь понимать, как много политики в историях и сказках, которые окружают тебя с детства. Но если я скажу "нет" произведению искусства только потому, что автор по своим человеческим качествам недостаточно хорош, то чем я буду отличаться от колониалистов, которые говорили "нет" истории и культуре тех стран, которые завоевывали?!

Фото: Publicitātes bildes

Может, это звучит забавно, но Киплинга очень вдохновляла индийская мифология. Имперские идеи его тоже очень вдохновляли, как всем известно. И я помню, сколько народа меня убеждало не браться за "Книгу джунглей". Но я хотел за нее взяться. Я хотел разобраться в ней. Я хотел пересказать ее заново. В первую очередь из-за дочери, которая любит эту книгу.

"Книга джунглей: переосмысление" поднимает и остросовременную тему — изменение климата. Для вас принципиально отразить на сцене мир, в котором мы живем здесь и сейчас?

Да. И мне кажется, что "Книга джунглей: переосмысление" не только о Маугли и изменении климата. Она о том, что мы утратили искусство и умение слушать.

Мы не вслушиваемся даже в свой внутренний голос, нам проще довериться научным достижениям. А настоящее слушание, оно случается тогда, когда перестаешь с нетерпением ждать своей очереди, чтобы высказаться… Мне кажется, сохранившиеся до сих пор на Амазонке и в Африке древние племена, в отличие от нас, не потеряли связей с природой. Они вслушиваются в нее постоянно и очень многое из этого черпают. Они и об изменении климата узнали раньше, чем нам рассказали ученые. А мы зависим не только от природы, но и от множества других вещей, от технологий, например. Если нам надо найти дорогу, мы открываем Google Maps, а не подключаем наши человеческие инстинкты... Спектакль как раз об этом. О том, что как важно уметь слушать Землю. О том, что мы разучились это делать – что очень печально. Это одна из величайших наших ошибок. Климат уже изменился, и мы давно знали, что это произойдет.

Фото: Publicitātes bildes

Кто, по вашим наблюдениям, лучше понимает и чувствует эту линию спектакля – взрослые или дети?

Спектакль создан для всех. И для взрослых, и для детей. Мы все оказались лицом к лицу с изменением климата. С той разницей, что старшее поколение еще не так давно тешило себя иллюзией, что может контролировать природу планеты, а молодое активно работает над тем, чтоб человечество от этой иллюзии избавилось и, наконец, осознало: мы, люди, не хозяева на Земле, мы здесь такие же гости, как все остальные виды.

В вашей "Книге джунглей" есть не только музыка, танец, компьютерная анимация, но и речь. И вы не только хореограф, но и режиссер. Слова не мешают?

Я, признаться, особых перемен не почувствовал, когда работал. Мне нравится думать, что в моей хореографии всегда было нечто кинематографичное и что сам я в каждой постановке был режиссером. Но слова -- это действительно было внове, я прежде не начинал со слов. Волнующий опыт. И захватывающий. Он меня многому научил. Хотя моя роль как создателя спектакля осталась прежней.

Фото: Publicitātes bildes

Вы после этого нового опыта не задумывались о том, чтобы поработать в драматическом театре или кино?

Кино – очень важная для меня вещь. Кино вдохновляет, кино оказывает влияние на многие мои работы. В прошлом году мне удалось поработать с выдающимся кинорежиссером Асифом Кападиа (британский документалист индийского происхождения, лауреат "Оскара" и множества других значительных премий. – М.Н.), который перенес на экран мой балет Creature. Мне нравится создавать хореографию для кино, но ставить кино самому?.. Возможно.

Что для вас самое ценное в танце?

То, что тело превращается в голос. Я всегда это чувствовал, с детства: благодаря танцу мое тело звучало так уверенно, как у настоящего голоса никогда не получалось.

А в хореографии?

Ты становишься хореографом, когда создаешь что-то очень естественное и органичное. К чему воля человеческая по виду и непричастна вовсе, все как будто само по себе сложилось, внезапно, случайно. В этом я вижу свое предназначение.

Как вы думаете, искусство может изменить мир к лучшему? Или хотя бы изменить к лучшему жизнь людей, которые приходят в музеи, театры, читают книги, слушают музыку? Ставите ли вы перед собой такую цель в своем творчестве?

Это то, на что надеются все художники. Что каким-то образом получится сдвинуть людей с проторенной дороги и изменить их взгляд на мир. Изменения происходят по одной из четырех причин: людям больно; у людей появляются средства; люди сталкиваются с чем-то впечатляющим; люди получают столько знаний, что понимают необходимость изменений и хотят их. Но в любом случае изменения происходят не сразу. Старайтесь, пробуйте, не останавливайтесь, не бойтесь размышлять и спорить с собой, и тогда – рано или поздно -- вы увидите, что мир стал иным.

Вы танцуете дома, в одиночку?

У меня есть студия в глубине сада, где я каждое утро занимаюсь часами. Это мое святилище.

Устроитель гастролей – международная продюсерская компания Евгения Винтура-Ирверстага Winstag Production, OU. Билеты в городских кассах и сети bilesuparadize.lv.

Партнеры - компании Amber Beverage Group и Era Esthetic.

Любуйтесь латвийской природой и следите за культурными событиями в нашем Instagram YouTube !