Теперь они могут получать кредиты Центробанка, но подчиняются более жестким правилам регулирования. Это лучше, чем разделить судьбу Lehman Brothers, в возрасте 158 лет бесславно почившего, но хуже, чем Merrill Lynch, который успел продаться Bank of America за 50 млрд. долларов с 16.7 тыс. брокеров, управлявших активами на 1,6 трлн. баксов. Итого за брокера со 100 млн. активов давали по 3 млн. — и продавец согласился.
Меня часто спрашивают — что происходит? Откуда такие скорости?
Ответ приходится начинать издалека — с объяснения, что финансовые инструменты могут быть простыми и производными, вторые еще называют деривативами.
Простые инструменты и в самом деле просты: взял кредит — вернул с процентами, отдал одну валюту — получил другую по оговоренному курсу. Но так было давно, когда мир был беден, денег в нем было мало, и человеческие интересы сводились к еде, войне и прочей простодушной роскоши. Да и сами сделки требовали усилий: пойти в банк, а то и к ростовщику, получить кредит, обычно — золотыми монетами или бумажными деньгами, найти менялу…
Потом денег стало больше, а технические средства банковских торгов — лучше. Сделки стали проходить быстрее и легче, а «лишние» для реальной экономики деньги образовали спекулятивный капитал. И игроки этого легкого и быстрого рынка сообразили, что незачем гонять туда-сюда безумные миллионы — достаточно рассчитываться разницей по каждой паре сделок. Получил прибыль — ее прибавили к твоему счету, убытки — списали. И достаточно на счете держать не всю сумму сделки, а только часть. Соотношение суммы на счете (залога) и суммы сделок назвали рычагом, саму схему — торговлей под залог (margin trade).
Описанные схемы начали свое победное шествие в начале 90-х и распространились как чума вместе с Интернетом. Тут тоже все понятно. А дальше сказал свое веское слово так называемый когерентный эффект: когда спекулянтов стало много, они научились раскачивать рынок, даже не договариваясь между собой. Быстро формировались тренды, следовать которым было исключительно выгодно: банки зарабатывали за год по 25% прибыли на собственный капитал. А некоторые и больше.
Но аппетит приходит во время еды. Спекулянтам стало мало раскачивать валютный рынок — эти же инструменты были применены на фондовом рынке, для торговли акциями, и на товарных биржах. Цена на сырье стала раскачиваться, как утлая лодочка в шторм. И если фокусы валютных деривативов оставались внутри банковской системы, то за финансовую изобретательность на реальных рынках пришлось платить обывателям.
А они платить не захотели: продажи бензина упали, потребление сократилось. Итог — тренды развернулись ПРОТИВ ВОЛИ И ОЖИДАНИЙ спекулянтов.
И вся эта махина со скоростью и силой, умноженными на тот самый рычаг, обрушились на тех, кто ее породил: они оказались вынуждены отвечать по колоссальным обязательствам «нормальными» активами. Их-то никто ни на что не умножал — за последние годы народ подзабыл, как это оно, работать.
Да даже если бы производительность труда не падала — реальный товар на рычаг не умножишь. Не удивлюсь, если окажется, что суммарные обязательства ВСЕЙ мировой банковской системы больше, чем ее же суммарные активы. Пока я пишу эту заметку, российская биржа упала на 13% за 40 минут, британская — на 4,3%. Буду рада ошибиться.
Теперь о нашем, о больном.
Зашла на сайт нашего родного Центробанка. Отчетность самого Центробанка на 31 августа выглядит хорошо — вот только знать бы, в каких западных банках лежат 2,82 млрд. латов в конвертируемой валюте. Мне казалось, что эта информация должна быть на сайте, но я ее не нашла. Плохо искала? Зато нашла, что Latvijas Banka regulāri organizē šādas tirgus operācijas — refinansēšanas darījumu izsoles, kurās Latvijas Banka piešķir latu resursus pret vērtspapīru ķīlu. Какие ценные бумаги наш ЦБ берет в залог?
Коммерческие банки продолжают выдавать кредиты — за август выдали их 169,8 млн. латов, преимущественно предприятиям, причем сами они получили деньги от иностранных банков (169,9 млн. латов — отличное совпадение), в т.ч. от материнских банков — 38,5 млн. Их прочие показатели тоже выглядят очень и очень неплохо.
Но устойчивость самого ЦБ сомнений не вызывает — на то он и ЦБ. Я бы даже сказала, что в перспективе лат может оказаться одной из наиболее привлекательных валют на нашей территории. А вот беда описанных мною выше производных инструментов — еще и в том, что они ЗАБАЛАНСОВЫЕ. Иными словами — пока не наступил час расплаты, их в отчетности не увидеть, там фигурирует только тот самый залог, с которого все начинается.
Кто знает, сколько таких забалансовых обязательств у наших банков? Если немного — нам ничего не грозит, и латвийская банковская система выйдет из нынешней передряги очень уверенно. Если много — нас ничего не спасет. Латвия — маленькая экономика, нам сопротивляться нечем.
Уважаемые читатели, спинным мозгом чувствую, что рискую — за распространение панических настроений в нашей стране положено наказание, и это правильно. Сама я чувствую себя достаточно спокойно. Один из моих клиентов как-то сказал, что когда он мальчишкой воровал яблоки, его товарищи учили «не бежать дальше, чем видишь». Поэтому вначале давайте сориентируемся в происходящем в мире и в Латвии, а потом будем думать.
Елена Бреслав — член Правления консалтинговой компании Business Matrix, кандидат экономических наук. Автор книги «7 нот бизнеса», соавтор книги «Бюджетирование: шаг за шагом» и автор более 100 научных и публицистических статей.