Foto: Reuters/Scanpix
Не успел Обама в откровенных разговорах о своей доктрине признаться, что Россию не обязательно сдерживать в Сирии, потому что она сама себя там истощает, и пускай, как она уже не истощает, а возвращается домой, и любимый город, знакомый дом и нежный взгляд улыбаются другу.

Не сбылся главный страх, главное предсказание, которого российский Левиафан наслушался и от внешних пророков, и от своего внутреннего Ионы: Сирия — новый Афганистан, увязание, напрасные жертвы, позорное возвращение, стыдный распад. Летчик собирается домой, маленький принц Асад сидит возле слегка пригашенного вулкана на своем астероиде. Военных потерь и вовсе не было бы, если бы предательский Эрдоган не пырнул в спину как раз тогда, когда мы к нему повернулись на Восток всей душой. Зато неожиданно большое число потерь своих гражданских — двести двадцать четыре на Синае. Однако одноразовый теракт вне российской юрисдикции был воспринят скорее не как провал, а как трагедия: поделать там, где не хозяева, мало что не могли, а фанатиков не купишь — атакованный Париж бомбил только правильных злодеев, а Америка к 11 сентября и вовсе никого.

Момент для ухода выбран верный — перемирие. Когда ты уходишь во время мира, ты уходишь победителем, когда во время войны — проигравшим. Россия ушла во время мира, к тому же изготовленного с ее участием: российская сборка с довольно высокой степенью локализации. Что ни говори о жертвах и разрушениях на местном уровне, про фобос и дейнос, спутников этой снежной королевы, хронология работает на нее. Четыре года самой тяжелой пока что войны нынешнего века до и перемирие и какой-никакой политический процесс спустя четыре месяца после начала российской операции (Совпадение? Ну и т.д.). И даже несомненный общий враг, повсеместно, кроме его собственных владений и сердец фанатиков, запрещенный ИГИЛ если и не вовсе бежит, то, как прежде, не напирает.

Точно так же, как верно был выбран момент для прихода. Не в мирную страну обижаться, не внутрь чужого политического конфликта со своими давними штабными картами, а туда, где уже четыре года шла настоящая война и не бомбили каждый своих врагов только самые строгие вегетарианцы. HRW сообщает, что от российских бомб за 2015 год погибли 1700 мирных жителей, что в высшей степени трагично. Однако же за тот же год в Средиземном море по пути к Европе утонули 3770 человек. А на фоне 250 тысяч погибших к началу российской операции в Сирии и миллиона беженцев только в Европу (внутри страны и по окрестностям и вовсе не счесть) эта цифра выглядит еще довольно скромной платой за перемену слагаемых.

Даже если перемирие в конце концов сорвется, оно за несколько месяцев сохранит больше людей со всех сторон. Предположение, что все шло по плану к счастливому концу, четыре года воевали, четверть миллиона перебили, а потом пришли русские и все испортили, выглядит некоторой натяжкой. Что касается внешнеполитического авантюризма и прочего "бомбят не тех", Эрдоган, который радостно сообщил союзникам, что сбил самолет ядерной державы, а потом приступил к уничтожению сирийских курдов, которых американцы называли союзниками и лучшими кандидатами на роль наземного войска для сражений с повсеместно запрещенным ИГИЛ, явно расширил рамки, в которых рассматривается российская непредсказуемость.

Направления ударов

Путину не очень пригодилось актерское мастерство, когда он сообщал вчера, что операция достигла своих целей и можно уходить. Более-менее видно, что действительно достигла — и дипломатических, и внутренних, и военных, — а чужих целей нам не надо.

По части внутриполитических задач (их некоторые коллеги считали главными, я-то никогда) вроде подъема рейтинга, хотя куда уж выше эти стропила, спрос на телевизионные военно-воздушные стрельбы и легкую войну серебристыми ракетами в голубом небе начал исчерпываться. И так стрельнули, и сяк, новые сезоны грозили ремейками. Показали, какие мы крутые в Крыму, показали в Сирии, теперь давайте покажем то же самое дома. Общественный интерес явно начал крениться в эту сторону, а второй Сирии, где так все удачно совпало, у них для нас нет.

По части дипломатических целей, которые я всегда называл главными, все еще яснее. 2015 год, после Крыма, "Боинга" и Донбасса, Россия начинала в почти полной дипломатической изоляции, и внезапный саммит в Минске в феврале, и приезд Керри в Сочи в мае казались сенсацией. Реакция на риторическое упражнение Путина в ООН в сентябре насчет новой антигитлеровской коалиции была вялой. Зато после начала реальной операции, встречи пошли одна за другой, долгие и по существу. Под разговоры об авантюризме, непредсказуемости и неконструктивности ("пришла всем мешать") России удалось прорваться из украинской блокады, если не перевернуть страницу, то добавить к уже открытой новую, где написано что-то другое.

Принуждение к общению прошло сравнительно успешно. Россия вернулась в мировой совет директоров: общий стол, где мировые и региональные державы решают чужие конфликты, причем Россия явно там не местная, выходит, каким-то боком все-таки мировая. Вот и подтверждение: нынешние переговоры о прекращении огня и светлом сирийском будущем начались с американской резолюции, которую Керри лично привез в Москву в декабре, а нынешнее перемирие с еще одной резолюции, где Россия опять поддержала Америку (ну или отчасти, наоборот), причем с мест были слышны голоса, что это же как в старые времена, русские и американцы договариваются о том, с какого часа и по кому не стрелять, а мы узнаем из газет. Полагаю, что Путина голоса с мест скорее радовали.

Что касается военных целей операции, то достижения выглядят более гадательно, однако пульс и тут прощупывается. Вряд ли военная операция в Сирии была непереносимо дорога, скорее, как не слишком деликатно признал однажды Путин, не дороже учений, и уж если тратиться на военных, лучше совмещать траты с внешнеполитическими задачами, а не просто на ордена и дачи. Однако же во времена, когда государство борется с кризисом не раздавая деньги, как прежде, а собирая по мелочам у населения (неведомый прежде маленькому человеку налоговой пресс), вечные учения вряд ли предполагаются.

Конечно, сирийская армия не устроила под прикрытием российских Военно-космических сил десяти путинских ударов. Их трудно ожидать от армии, измочаленной в четырехлетней гражданской войне, воюющей отчасти против собственных бывших сослуживцев. Но и тут были свои героические страницы, вроде прорыва блокады и освобождения авиабазы Кверис, которую два года осаждал ИГИЛ, выхода к турецкой границе, из-за которой не только всяким оппозиционерам, но и ИГИЛ идет подкрепление, и так далее. Но еще важнее вот что: разнообразные люди с ружьем осознали, что взять Дамаск и свергнуть Асада силой нельзя. Раньше у них были такие иллюзии, но в присутствии российской авиации рассеялись. Сохранить диктатора в столице во многих случаях сомнительное достижение, но когда в бесплодных попытках его свергнуть прошло четыре года, раскурочена вся страна и конца не видно — уже вполне несомненное. Повторять все то же самое в ритме и с эффективностью прибоя и прочей борьбы волн с берегом бессмысленно.

Сохранение места

Во внезапном уходе российской армии из Сирии есть очевидный риск. Раз Россия посадила себя за стол в мировом совете директоров при помощи войны, прекратив войну, она потеряет и место: другие-то не прекратили, какие до нас были армии, все там. Однако же уходит Россия во время хрупкого мира, а не войны, то есть высоко задрав плечи: отъезд не как побег, следов разгрома не наблюдается. Во-вторых, можно предположить, что отъезд не для всех был сюрпризом, а, может быть, итогом договоренностей, в результате которых место в совете будет скорее упрочено, чем ослаблено, но это посмотрим. Если что, может и вернуться: несмотря на краткость президентского выступления на тему, ясно, что базы в Тартусе и Хмеймиме остаются, защищаются и поддерживаются в рабочем состоянии.

Кроме того, своевременно оплаченный проезд домой спасает от опасностей, которые волновали в последнее время. Что, если сейчас саудовцы или какие еще турки пошлют янычарский корпус союзников США на сирийскую землю, а мы по кому-нибудь из этого корпуса, не разглядев погон, из космоса попадем. И что — заново отливай очаковские медали? Или за оборону Севастополя?

Другая опасность, о которой говорили меньше, что Башар Асад приободрился: а не отвоюют ли ему русские назад всю Сирию. Не отвоюют. Но он в этом бодром состоянии мог на это решиться и впутать российскую армию в качестве личной гвардии. Но сейчас перемирие, так что не успеет.

Не то чтобы Россия была принципиально против того, чтобы Асад остался, выиграл бы какие-нибудь полудержавные выборы и вернул под контроль всю страну, скорее даже за, но только не нашими руками. Но уж коли не может, сохранять его навечно любой ценой тоже здесь никто не будет, только разумной. В конце концов, подписавшись за политический процесс и переходный период, Россия согласилась и с возможностью того, что Башар Асад по его окончании уйдет. Для России главное, чтобы он ушел достойно, а не как Каддафи. Вот это было бы засчитано Путину в мире и в стране как поражение. Вот если пойдет к тому, свежезамороженные базы немедленно пригодятся.

Что до хрупкости нынешнего перемирия — а оно, несомненно, пока самого субтильного сложения, то и тут есть польза, чтобы эвакуироваться, пока действует. Если перемирие превратится в мир, то он автоматически будет победным. А если ударится о землю и обернется войной, всегда можно сказать: видите, пока мы там были, было мирно, а как ушли, сразу война. Кто победил, не помню.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!