Вкратце суть истории такова. 14 июня 2012 года я опубликовал на портале ИМХОклуба статью о бытовой стороне жизни моих близких в сибирской ссылке, куда их отправили в этот день 1941 года. Почему-то одиозному политику Райвису Дзинтарсу попала шлея под хвост, он собрал возглавляемую им подкомиссию по патриотическому воспитанию Сейма, и та почти единогласно обратилась в Полицию безопасности с требованием возбудить против меня дело по обвинению в отрицании или оправдании преступлений тоталитаризма.
Перед лицом такого жесткого политического давления ПБ оказалась в трудном положении: если считать депутатов представителями народа, то практически весь латышский народ ополчился против меня (обращение не поддержал только единственный русский депутат той подкомиссии Николай Кабанов). Поэтому она последовательно запрашивала разных экспертов о сути текста. Заключения, которые не давали оснований для обвинения, подшивались в дело и заказывались новые. Наконец, через год у них в распоряжении были два документа, в которых эксперты — историк и славист — высказывались именно так, как надо для обвинения.
Так обычно и бывает. ПБ не привыкать испытывать политическое давление. Чтобы ее потом не обвинили в проигрыше дела в суде, она имеет штат ученых, всегда готовых придти на помощь и выдать нужное заключение. Наука финансируется плохо, полиция платит хорошо, на дальнейшую научную репутацию очевидная глупость и предвзятость экспертной оценки не влияет — уж такова наша академическая среда. Нормальным образом еще прошлым летом дело должно было уйти в прокуратуру для предъявления обвинения.
Но этого не случилось. Дело провалялось еще больше года, пока не было прекращено в конце нынешнего августа. А все потому, что читатели статьи нанесли ответный удар, против которого спецслужбы прием так и не нашли.
Еще в июле 2012 года на портале было опубликовано заявление в ПБ примерно такого содержания. Мы, нижеподписавшиеся, знаем, что против Гильмана начат уголовный процесс. Поэтому мы заявляем, что полностью согласны с его статьей. Таким образом, если он виноват, то судите и нас вместе с ним. За несколько дней подписалось 212 человек, после чего сообщение о заявлении было отправлено в полицию и приобщено к делу.
Предположим, процесс передается в прокуратуру, я становлюсь подозреваемым. Тогда я немедленно требую допросить людей, чьи подписи стоят под текстом. Процедура знакомая: портал представляет электронные адреса, провайдер сообщает, где находятся компьютеры, людей вызывают на допрос. К этому времени я буду знать, какие именно фразы эксперты сочли преступными — именно согласие с этими фразами будет подтверждено на допросе.
Что получается — если я оправдываю или отрицаю преступления, то тоже самое делают и те, кто подписали заявление. Причем опубликованы оба материала в одном и том же СМИ. Значит, судить надо всех. Конечно, кто-то открестится от своих слов, кого-то не удастся найти, подсудимых будет не 212, а человек полтораста. Зато среди них — известные в обществе журналисты и политики.
Как провести процесс над такой толпой? Элементарно зал судебных заседаний найти будет трудно. Театр арендовать, что ли? А потом подсудимые начнут болеть, отпрашиваться в командировки… Есть печальный опыт дела о дигитализации, где человек двадцать известных в обществе людей обвиняют в присвоении нескольких миллионов. Именно по причине невозможности их собрать вместе процесс буксует годами.
Я уж не говорю, что в ходе разбирательства не проблема написать еще одно аналогичное заявление и собрать под ним еще несколько сот подписей. Все это уголовное преследование страшно, когда ты один. А в дружной компании, при полной уверенности, что ничем серьезным это все не кончится, что в конце концов в Стасбурге справедливость будет восстановлена — суд становится развлечением для подсудимых и головной болью для обвинения.
Вот от греха подальше дело и прекратили. Мы ликуем, но надо посмотреть — а что будет, если этот опыт используют другие? Ведь найден практически универсальный метод защиты.
Последние годы свобода слова становится все более относительной ценностью. В законодательстве появляются статьи о наказании не только за разжигание межнациональной вражды, но и за отрицание тех или иных исторических событий. Происходит это под давлением Евросоюза, принимающего соответствующие регулы. Удивительно, но инициатива исходит от правозащитников, которые обеспокоены так называемыми "речами ненависти".
Процессуальной практики по этим делам мало, а после этого прецедента будет еще меньше. Например, некто напишет подлую статью о том, что Холокоста не было, что его в корыстных целях выдумали сами евреи. Потащим мы его в кутузку, а у героя найдется тысяча единомышленников, которые подпишутся под его заявлением — в Интернете это просто. Схватим тысячу — еще десять тысяч вылезут, как тараканы…
Обычное преступление характеризуется местом и временем. Если кто-то кого-то ограбил в темном переулке, то бесполезно брать его вину на себя. Следствие докажет, что вас там не было. А в данном случае мы пытаемся осудить мысль, пусть и высказанную. Но ведь никто не может контролировать наши мысли — поэтому приходится верить всем, кто заявляет, что думает так же, как подсудимый.
Таким образом, этот прецедент делает практически невозможным уголовное преследование за превышение пределов свободы слова. Надо только, чтобы виновный был достаточно популярным человеком и смог бы мобилизовать сторонников.
И я считаю, что это очень хорошо. Свобода слова — это не либеральная блажь, придуманная, чтобы подрывать нравственные основы общества. Это констатация особенности человеческой природы. Для нас естественно не только думать, но и высказывать свои мысли. И понятно, что дурак говорит глупости, а подлец — подлости.
Конечно, есть речи, очень опасные для общества. Под влиянием агрессивной пропаганды часто совершаются страшные дела. Но и запреты бессмысленны. На самом деле опасно не то, что люди говорят, а то, о чем они думают. Запрет на обмен мыслями очень легко обойти, особенно в эпоху Интернета.
Давайте вспомним, что произошло не где-нибудь — у нас в Латвии. С мая 1934 по июнь 1941 года в стране невозможно было опубликовать ни одной строки в обход цензуры — сначала улманисовской, потом советской. Ни та, ни другая не допускала нацистской пропаганды. Но вдруг пришли гитлеровцы, и выяснилось, что в стране есть тысячи прекрасно организованных нацистов, которые незамедлительно принялись убивать людей.
Поэтому лучше, если подонки будут не скрываться, а говорить то, что думают. Можно по крайней мере за ними следить, дискредитировать их лидеров, показывать неприемлемость их взглядов для самых широких масс. Воспитывать молодежь в конце концов.
Надо просто вернуться к тому, что было очевидно еще лет десять-пятнадцать назад: допустимы любые высказывания, кроме прямых призывов к насилию. Не нравятся чьи-то слова — обращайся в суд с иском за клевету. Там уже заступники не помогут, отвечать придется одному.
Кстати, именно так делается в США. Знаменитая первая поправка к тамошней конституции полностью исключает уголовное преследование за мнение. И вроде ничего страшного не происходит.
Жизнь — сложная штука. И надеяться ее исправить с помощью одного только уголовного кодекса более чем наивно.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
