Нельзя сказать, что в Латвии забыли об этой жуткой трагедии. Есть 4 июля, день, отмеченный в календаре. У руин сожженной хоральной синагоги собираются официальные лица и общественность, проходит митинг. Есть и дата полуофициальная — последнее воскресенье ноября. В этот день, начиная с 60-х годов, люди стали собираться в на месте трагедии. Иногда и это собрание посещают высокие гости, в этом году его даже перенесли на вторник 29 ноября — вероятно, чтобы первым лицам государства было удобнее.
Но то, что произошло на следующий день, — вещь совершенно новаторская. До сих пор латыши приходили в гости к евреям высказать соболезнование в их трагический день. Мероприятие вел представитель общины, раввин читал молитву. А тут случилось обратное: латыши пригласили евреев и неевреев к себе, отметив печальную дату в соответствии со своими традициями. То есть Холокост в Латвии впервые был представлен не как еврейская, а как общенациональная трагедия у главного символа государства.
Еще одно малозаметная сторона дела меня поразила. Под призывом собраться среди многих прочих стояла и подпись председателя Русской общины Латвии Владимира Соколова. Это мой добрый товарищ, нет ничего удивительного, что он подписался под таким благородным делом. Необычно другое: к нему обратились с такой просьбой организаторы, когда мероприятие обсуждалось только в узком кругу. До сих пор я не помню случаев, чтобы латышская интеллигенция в своих инициативах вдруг вспоминала, что в Латвии живут русские, что их тоже надо привлечь к общему делу и наиболее естественно это предложить человеку, который занимает формальную должность руководителя крупнейшей русской организации, невзирая на неизбежные идеологические разногласия.
Но как любое большое дело, акция у памятника выявила проблемы нашего общества. Под призывом подписалось 300 человек и к памятнику пришло по сообщениям информационных агентств столько же — по моей визуальной оценке меньше. Причем это не одни и те же люди, я встретил многих из тех, кто не пропускает мероприятия в Румбуле: рижских евреев, чьи родные погибли тогда. В толпе примерно поровну слышалась русская, латышская и английская речь — подходили иностранные туристы, заинтересовавшиеся необычной картиной. Они, конечно, расскажут у себя, какие человеколюбивые традиции существуют в Латвии — но мы-то не должны себя обманывать.
Потому что 16 марта у того же памятника собирается на порядок больше народа. И они не жгут печально свечи в память о соотечественниках, убитых на полях войны — тогда им можно было бы только сочувствовать, ибо гибель любого человека есть трагедия. Они горделиво размахивают национальными флагами, уверяя, что легионеры СС сражались за Родину.
Таким образом смысл чествования легионеров прямо противоположен смыслу поминальных свечей 30 ноября. Все подвиги латышских солдат гитлеровской армии приводили к тому, что война затягивалась и гибло больше невинных жертв. Ошибочно распространенное мнение, что поскольку основная часть евреев Латвии была уничтожена в 1941 году, а легион был создан в 1943, то он не имеет отношения к Холокосту.
На самом деле уничтожение евреев не прекращалось до самого конца войны. Героический спаситель Жанис Липке уговорил владельцев хутора Межамаки неподалеку от Добеле спрятать несколько человек. Они вырыли убежище и прожили в нем больше года. Наконец, в августе 1944 через хутор прошли советские войска. Счастливые узники выбрались на волю погреться на солнышке. В этот момент из леса вышла попавшая в окружение группа латышских военных или полицейских и всех расстреляла. Казалось бы ясно, что идея "нового порядка" рухнула безвозвратно, война проиграна, спасти бы шкуру. Но логика нацистской идеологии требовала новых и новых жертв.
Печально читать в латышском интернете комментарии к событию. Понятно, что любые комментаторы склонны ругать, а не хвалить — но на этот раз ненависть к инициаторам просто зашкаливает. Обидно даже не то, что много антисемитов, перечисляющих вину евреев перед латышами и таким образом как бы оправдывающих Холокост — не на эту публику рассчитывали инициаторы. Хуже, что их замысел остался не понят. Дескать, нечего локальный, пусть и печальный эпизод истории отмечать у главной национальной святыни. Есть наша беда, мы должны ее помнить. Есть чужая — пусть ее отмечают у себя. То, что трагедии середины ХХ века неразрывно связаны между собой, понято только узкой кучкой инициаторов.
Еще грустнее мне было увидеть в толпе человека, которому лучше было бы туда не приходить. Я, конечно, мог ошибиться, с депутатом Вейко Сполитисом не знаком, знаю только по портретам. Может, обманулся и это был не он. Потому что нелогично приходить на гуманное интернациональное мероприятие человеку, столь далекому от гуманистического мировоззрения.
В тот самый день Сполитис сказал на радио: "с Востока, кроме солнца, ничего сюда хорошего не пришло. Так меня учила мама. Военные походы, советская оккупация, и так далее…" У памятника среди прочих был Маргер Вестерман — вероятно, последний человек, кто 30 ноября находился в Рижском гетто и жив до сих пор. Значит, было бы лучше, если б Ригу не освободили от нацистов и Маргера убили еще тогда? Привычное лицемерие русофобской оккупационной мантры на фоне трагедии звучит особенно дико.
Меньше всего мне хотелось бы, чтобы эти заметки воспринимались, как снисходительное похлопывание по плечу — дескать, молодцы, латышские интеллигенты, встали наконец на правильный путь, еще чуть постараетесь и будет совсем хорошо… Я искренне благодарен историку Каспарсу Зеллису и директору музея Жаниса Липке Лолите Томсоне, которые придумали и организовали эту достойную акцию.
Но мы живем в сложном обществе, сегодня еще далеком от идеалов гуманизма, и это тоже нельзя забывать.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
