В конце серьезного разговора задал сугубо теоретический вопрос: а что, если большинство граждан на референдуме проголосует за исключение из Сатверсме статьи 1-ой — той, где сказано, что Латвия является независимым демократическим государством?
Последовал столь же теоретический и совершенно ясный ответ: тогда наше государство прекратит свое существование. Это следует из статьи 2-й, где сказано, что вся власть принадлежит народу.
Прошло несколько недель — а такое впечатление, что в стране появилась новая Конституция, так много было высказано мнений, что можно народу, а что нельзя. Выяснилось, что существует огромное количество священных коров, на которых покуситься никак не возможно. Эти коровы объединены под неизвестным ранее термином "ядро Сатверсме", и уже посыпались предложения, как бы это ядро защитить на вечные времена. 20 января Конституционный суд на время приостановил эту вакханалию. Однако нет никаких сомнений, что после референдума 18 февраля она разгорится с новой силой.
Давайте разберемся, за что мы будем голосовать на этом референдуме. Согласно Сатверсме латышский язык является в Латвии государственным: как в Польше польский, в Дании датский, а в Португалии португальский. На самом же деле мы видим, что у нас ситуация совершенно иная.
В тех странах, где существует один государственный язык, двое незнакомых между собой людей всегда заговаривают в первую очередь на нем. Если кто-то обратится к поляку, датчанину и португальцу на немецком, английском или русском, тот сразу поймет, что перед ним иностранец и будет вести себя соответствующим образом. Если к латвийцу обратятся по-немецки или по-английски, то реакция будет точно такая же. Если же его о чем-то спросят по-русски, то ему и в голову не придет, что человек приехал из-за границы. Скорее всего он живет где-то рядом и говорит по-русски, потому что этот язык в этой стране широко распространен.
Таким образом, суть вынесенного на референдум законопроекта проста как правда: в Конституцию страны вкралась ошибка, и долг граждан ее исправить, привести закон в соответствие с жизнью. В принципе, для того и существует Сейм, чтобы обновлять устаревшие законы, но если он никак не возьмется за дело, то приходится обойтись без него.
Характерно, что авторы идеи референдума проявили благородный альтруизм. Им, как носителям русского языка, было бы удобнее, если бы он стал единственным государственным. Однако жизненная правда говорит, что латышский употребляется не менее широко, и справедливость требует статус государственного закрепить за обоими.
Мы попали в ситуацию, похожую на описанную Андерсеном в сказке про голого короля. Король стал жертвой мошенников, но из ложно понятой политкорректности и он сам, и все взрослые серьезные люди вопреки очевидности расхваливают его новое платье. Но вот появляется наивный честный мальчик и заявляет, что король голый. Однако церемонию прервать невозможно, и король со свитой ведут себя, как будто ничего не случилось.
Давайте встанем на позицию сторонников теории "ядра". Предположим, они правы: Латвия задумывалась, как национальное государство. Никакого другого языка наряду с латышским быть не может. Если мы от этого отступимся, то предадим своих отцов, проливавших кровь за светлые идеалы и т.д. и т.п. На самом деле все было не совсем так, но это неважно: исторические мифы нередко заменяют реальную историю. Вопрос в другом: как долго можно упорствовать в своем заблуждении.
Закон о латышском языке как единственном государственном появился в 1988 году. Государство прикладывало огромные усилия, чтобы его внедрить. На латышский была переведена вся официальная документация, сотни чиновников контролировали знания госязыка у населения. На высшие должности назначались люди, ни в зуб ногой не понимавшие по-русски. Тем не менее без русского языка в Латвии не прожить.
Простой пример из недавней истории все сразу ставит с головы на ноги. С 1917 года наша тогдашняя страна строила коммунизм. Сил потрачено было немеряно, число жертв подсчетам не поддается. Задача красивей некуда — всего хватает, жулики и лентяи отсутствуют по определению, живи и радуйся. Наконец, в 1961 году были поставлены конкретные сроки: еще двадцать лет, и будет нам счастье.
Но вот эти 20 лет прошли, и население убедилось: никаких существенных шагов к цели сделано не было. Роль денег не уменьшилась, преступность осталась на прежнем уровне, в обществе не был воспитан новый коммунистический человек и не восторжествовали коммунистические отношения.
Предположим, в это время, в середине 80-х, нашелся бы решительный человек и предложил нам проголосовать, как Владимир Линдерман сейчас: а давайте больше не будем строить коммунизм! Думаю, что голоса разделились примерно так же, как на этот раз: большинство бы энергично запротестовало. И аргументация была бы очень близка к нынешней. Придумывать не надо — в годы перестройки наслушались достаточно.
Нам бы долго объясняли, что грех предавать идеалы, за которые пролито море крови. Что сама постановка вопроса оскорбительна для многих людей, всю свою жизнь связавших со строительством коммунизма. Что наша дерзость обречена на провал, зато она серьезно осложнит отношения между сторонниками и противниками коммунизма, которые наконец-то вошли в мирное русло. Что неровен час, прольется кровь, и мы будем в этом виноваты. Что наше право жить фактически в условиях товарно-денежных отношений никто не отнимает, речь идет лишь об отвлеченной догме. Что мы вообще не настоящие граждане, поскольку подвержены тлетворному влиянию извне. Что вокруг много стран живет в условиях капитализма — кому не нравится коммунизм, могут уезжать.
Надо ли говорить, что сегодня все эти аргументы смотрятся несерьезно? К сожалению, урок не впрок, и снова немалое количество людей готово с пеной у рта защищать утопию — на этот раз утопию латышской Латвии. Поэтому голосование 18 февраля фактически будет голосованием за то единственное положение, которое является ядром и Сатверсме, и вообще демократии — право граждан приводить закон в соответствии с реальным состоянием дел, а не некими на века начертанными невесть кем скрижалями.
Есть простое жизненное правило, справедливое и для отдельного человека, и для общества в целом: если у тебя долго что-то не получается, то целесообразно задуматься — а есть ли смысл и дальше стремиться к недостижимой цели. 23 года — более чем достаточный срок для решительных выводов. И тот, кто не готов проголосовать 18 февраля за русский язык, попросту продлевает жизнь утопии — вредной, как любой другой ошибочный взгляд на мир.