Проигранная битва за государственный язык?

Целый ряд политических деятелей заявили о том, что отныне на русском языке общаться не будут: среди них и Сеглиньш, и Карлис Шадурскис, и Сандра Калниете. Даже министр иностранных дел Марис Риекстиньш сказал, что он — не машинка для переводов, и повторять по-русски ничего не будет. Правда, потом извинился и объяснил, что имел ввиду совсем не это. Ну, с Риекстиньшем все понятно: ответив на вопросы латышских журналистов, министр не счел нужным повторять все заново для их опоздавших русских коллег. А что с остальными?

Неужели Шадурскис или Калниете действительно верят, что отказавшись говорить по-русски, они повысят популярность госязыка и убедят русскоязычную часть населения в том, что теперь уж им точно придется учить «гарумзимес»? Большинству русскоязычной части общества глубоко безразлично, на каком языке Шадурскис и Калниете говорят перед телекамерами. Просто эти политики работают на другую аудиторию.

Зато сама идея уйдет в народ. И, разумеется, без привязки к какой-то политической «конфессии» наберет массу сторонников и противников. Но ведь чинить двери, ходить в парикмахерские и покупать продукты нужно всем, и вряд ли национальное самосознание заставит отказаться от этих маленьких человеческих радостей. Тут придется уж без русской речи не обойтись — такова специфика пролетариата.

С другой стороны будут наступать русские газ, нефть и доллары. Некий менеджер высшего звена в связи с этим умудрился выучить один из сложнейших европейских языков всего за год — сразу после назначения на пост президента банка. Есть примеры и пониже: латышские студенты на первых курсах государственных вузов массово отказываются говорить с однокурсниками по-русски, а уже к концу учебы добровольно берут курсы быстрого освоения языка Пушкина и Гоголя. Это уже наступление со стороны рынка труда. Ему на пятки наступает привередливый русскоязычный клиент, от которого пока никто не отказывается.

Но весь этот круговорот языка в обществе существует только до тех пор, пока есть этот русский клиент. А ведь с течением времени будут меняться и поколения. Какое же поколение будет играть первую скрипку в следующем отделении? Совершенно билингвальное.

Голый расчет вместо национализма

Это поколение, которое получает среднее образование на русском, в университете учится на латышском, а потом едет по программе обмена в ближайшую Бурундию, чтобы подтянуть знания английского, немецкого и французского. Оно говорит с латышами по-латышски, с русскими — по-русски, с пьяными британцами — на шотландском матерном. И ему совершенно безразлично, на каком языке читать книжки — главное, чтобы они несли больше инвестиций в ту часть мозга, которая отвечает за карьерный рост.

Еще один случай: преподаватель курса «этики» престижного государственного вуза как-то заметила в смешанной аудитории, что «не совсем справедливо, когда рядом с нами сидят потомки оккупантов». Потомки оккупантов долго не могли понять, какая тут связь с этикой, и куда лучше заявить на преподавателя, которая за их же деньги смешивает студентов с грязью. Подумали, подумали, и придумали: а никуда. Потому что экономически выгоднее сидеть тихо, ведь за курс еще надо получать оценки, а оценки — это основа ротации, а ротация — это возможность вылететь с бюджетного места и перспектива потратить лишние полтысячи за семестр. Никакого национализма, голый расчет.

По такой же схеме высчитывается язык общения в быту: кто платит, тот и заказывает лингвистический фон — клиент всегда прав. И вряд ли это поколение, которое идеологической чистоте предпочтет реальную отдачу от затраченных усилий, встанет в ряды пикетчиков и будет требовать от государства образования на родном языке для своих детей. В итоге Латвия станет совершенно однообщинным государством, у национализма пропадет экономическая необходимость, а социальные барьеры между латышами и русскими канут в лету. Какой язык при этом займет центральное положение, зависит от той же геоэкономики: покуда дороги газ и нефть, частный сектор будет говорить по-русски, а когда Россия свои запасы исчерпает, перейдем на язык нового партнера.

Но это, конечно, нескоро. Пока еще можно вдоволь упиваться воплями об исторической справедливости и гордостью за крепкие позиции родного русского языка. Хотя, уже сейчас лучше подумать о стабильности русского нефтедоллара — оно практичнее.