В интервью DELFI в стенах Социологического факультета МГУ профессор Александр Дугин рассказал о нынешней идеологии российских властей, которая, по его словам, на данный момент как таковая не сложилась, перспективах модернизации, декларируемой президентом Дмитрием Медведевым, демократической оппозиции и политике России в отношении Литвы и других ближайших соседей.
- Есть мнение, что в России в данный момент идеологии как таковой не существует. Имеет ли такое утверждение основание, и если идеология все же есть, то в чем она заключается?
- Российской идеологии как таковой на данный момент не сложилось. В 1990- и 2000-е гг. у нас были две общие тенденции, претендующие на идеологию.
Первая — это либерально-демократическая (западническая) тенденция, которая преобладала в 1990-е годы. Смысл ее заключался в модернизации и либерализации нашего общества и ориентации на Запад. Идея заключалась в том, чтобы перенять либерально-демократическую идеологию и сделать ее нормативной, внедрить в образовательный процесс, выработать политкорректность. Этого сделать не удалось, и это привело к разрушительным последствиям. В какой-то момент от такой идеи отказались, перейдя к прагматике. То есть, народу бросали то, что он хотел, какой-то легкий национализм, прагматизм элит.
Вторая попытка была предпринята при Владимире Путине. Он попытался систематизировать антитезу либеральной демократии, нащупать специфическую российскую модель определенного мировоззрения. Это нашло свое выражение в тезисе о суверенной демократии, в мюнхенской речи, отдельных заявлениях Путина, но не приобрело систематического характера.
В наше время ни либерализм 1990-х, ни просвещенный умеренный консерватизм Путина не получили окончательного выражения, не сложились в реальную идеологию и не стали достоянием какой-либо политической партии.
В России сложилась интересная ситуация. Накануне 2012 года (выборов президента России) с одной стороны возродилась ельцинская, либерал-реформаторская идеология в лице ИНСОРа (Институт современного развития), Игоря Юргенса, Евгения Гонтмахера, которой Дмитрий Медведев оказывает постоянные знаки симпатии.
Он показывает, что симпатизирует этой либеральной, западной демократии, то есть, возвращению в 1990-е годы, когда еще была вера, времена, когда это еще не было чистым цинизмом в отличие от второй половины 1990-х. Тогда реформаторы действительно верили в то, что Россию надо модернизировать и сделать из нее европейскую страну. Сегодня это символизируется с проектом ИНСОР и, так или иначе, отождествляется с Медведевым.
На консервативном фланге была попытка суммировать основные тренды путинской позиции. В недавнем "Манифесте просвещенного консерватизма" Никиты Михалкова, составленном на основе работ теоретика-евразийца Николая Алексеева "Народ и государство", проявилась попытка выстроить систематизированную модель просвещенного консерватизма с доминирующим евразийским содержанием. И эта линия так или иначе ассоциируется с возвращением Путина в 2012 году.
В 1990-е годы ничего не было доведено до конца, в 2000-е путинский курс также не был доведен до конца. В итоге, ни те, ни другие идеи формулировки не получили. Сегодня идет предварительная обкатка идеологем, одна из которых связывается с Медведевым, другая — с Путиным. Но делается это стыдливо, осторожно, с опасением, что это может кого-то затронуть.
Поэтому российская идея до сих пор не кристаллизовалась. Я могу сказать, что большинство разделяет позицию просвещенного консерватизма и меньшинство — либеральной демократии. При этом это меньшинство представляет собой наиболее активную часть населения, а большинство — пассивную. Элиты больше склоняются в сторону модернизации, массы склоняются ближе к консерватизму.
Поэтому либералы — за Запад (Европу и США), консерваторы — против Запада. Такова модель общества: элита думает по одному, массы — по другому, идеологии не складывается ни одной, ни другой. Она и есть, и одновременно ее нет, а элита предпочитает быть свободной от идеологических обязательств перед кем бы то ни было.
- Получается модернизация на фоне консерватизма…
- Модернизация — это отдельная тема. Я могу сказать только одно: модернизация в России возможна только сверху и путем авторитарной или тоталитарной диктатуры. Это свойство российского общества. Модернизация может произойти только вопреки народному желанию, поэтому у нас консерватизм является демократическим, а модернизация либеральной. Это возможно сделать только путем введения чрезвычайно жесткой модели управления со стороны элит. Когда Медведев говорит, что либерализация будет проводиться демократическими методами, это значит, что она не будет производиться вовсе.
В 1990-е годы Гайдар и Чубайс четко понимали, что модернизация возможна путем антинародной, жесткой, непопулярной политики. Медведев исключает этот вариант, соответственно, модернизация не будет проводиться вообще, хотя формально элиты склоняются к модернизации, а массы к консерватизму.
- Как Вы смотрите на российскую демократическую оппозицию и ее роль в политических процессах?
- Это ультралиберальное направление, которое недовольно тандемом. У нас есть четыре позиции. Одна из них — либерально-демократическая оппозиция несогласных. Они критикуют Медведева и Путина, считая, что они слишком консервативны. Есть умеренное либеральное крыло (ИНСОР), которое выступает за Медведева и против Путина. Есть умеренная (силовики) позиция, выступающая за Путина и против Медведева. Эта позиция ближе к "Единой России", но она не проявлена, и таким образом кроме меня никто не высказывается. Это моя позиция. Я считаю, что Путин — хорошо, Медведев — плохо, и либерализм нужно вообще вынести за скобки, поскольку это горстка людей, западная агентура и они ни на что не влияют.
Кроме названых позиций есть патриотическая, выступающая против Медведева и Путина. И сейчас крайние противоположности иногда смыкаются. Крайние националисты смыкаются с крайними либералами. Такую стратегию объединения против тандема придумал Березовский.
То есть, против Путина-Медведева выступают и с неонацистских, и с ультралиберальных позиций, за Медведева — с либеральных позиций, за Путина — с патриотических. Я — путинский центр, в духе манифеста Михалкова. Наш оппонент — Юргенс и Гонтмахер, и с ними мы спорим всерьез. Я считаю, что они влияют на курс в стране, на Медведева и, считаю, что это плохо. Это позиция консерваторов.
- Вас часто самого называют одним из идеологов нынешней российской власти. К Вам прислушиваются власти?
- Частично.
- Советуются?
- Да, но мои рекомендации выполняют своеобразно. Те, кто следит за российской политикой извне, гораздо больше понимают значение евразийства, которое я продвигаю многие годы. На одном мероприятии в Вашингтоне, в котором я принимал участие, американский профессор, выступая, привел мои высказывания 1990-х годов и действия Путина в начале 2000-х. Он сказал, что мы у Дугина спросим, как у него отношения с Путиным, но приведенные высказывания и действия говорят сами за себя. То есть, созвучие моих идей и действий — налицо. При этом наша власть стремится занизить значение независимых интеллектуальных, политических, мировоззренческих, идеологических групп, подменив их послушными пиар-конторами.
Поэтому, косвенно я оказываю гораздо большее влияние, чем напрямую, хотя участвую и в консультациях. Мои идеи переписываются околокремлевскими политтехнологами, и эти идеи начинают жить. Но, по сути, какая разница, как они работают. Поскольку я человек идеи, мне все равно.
Я генерирую идеи как представитель определенной консервативной школы. Это консервативная традиция, не коммунистическая и не либеральная, и я двигаюсь в этом направлении в течение 25 лет. Неважно, как осуществляется структура влияния, но влияние это, безусловно, есть.
- Как Вы оцениваете политику России в отношении своих ближайших соседей, в частности, стран Балтии?
- Россия считает их своими врагами и не делает между ними большой разницы. Это общее мнение истеблишмента, даже либерального. Если либералы во многих отношениях не разделяют консервативную позицию, то у нас все признают ненависть к прибалтийским республикам и проведение русофобской политики. Причем часто Литву и Латвию путают. В Латвии и Эстонии присутствует настоящая, неприкрытая неонацистская русофобия, в Литве — нет. Литва, конечно, член НАТО, в ней есть раздражение на оккупацию, какие-то исторические моменты. Говорить о Прибалтике нам довольно поздно, поскольку ни в близкой, ни в далекой перспективе мы ее не возьмем. Радикального значения для нас эти страны не имеют.
Литва — это реальное государство. Пусть оно очень маленькое, но это реальное государство. Литовцы — это народ. Латыши и эстонцы вызывают у меня гораздо меньше симпатии, это этносы, которые жили под немцами. Возможно, именно поэтому литовцы ведут себя достойно по отношению к русским. Они были великим народом, когда великороссы были гораздо слабее. И это достойный противник и соперник. У меня и к полякам такое же отношение.
У литовцев есть то, за что их можно уважать. Мне кажется, нужно изменить отношение к Литве. Мне было бы интересно установить связи с литовскими консерваторами, патриотами. Не с натовскими, а глубинными литовцами, носителями литовской идентичности. Литовцы — молодцы, и это интересно. Достойный народ, и с ним надо попытаться выстроить отношения на глубинном уровне.
Но литовцев, как и других прибалтов, на уровне политиков ненавидят. Массам — они безразличны.
- Есть ли у России какая-либо политика в отношении Литвы, она ее проводит?
- По-моему, никакой политики Россия не проводит. Отношение ко всем прибалтам у власти ближе к отрицательному, народ же о них уже не помнит. Единственное, что я бы заметил, когда россияне туда ездят, то видят, что народ в этих странах живет хуже, поскольку мы (Россия — DELFI) уже отъелись на нефти и газе. Хваленый Запад в Прибалтике ничего особенного не дал и достаточно обеспеченные русские люди чувствуют себя господами. Может быть, это компенсирует ощущение русских людей, как культуры второго сорта в советские времена, когда на Литву смотрели почти, как на Запад.
- Политика России на пространстве СНГ?
- Россия стремится восстановить контроль над пространством СНГ, по крайней мере, не дать туда внедрится откровенно американскому влиянию. Идет борьба за влияние на Беларусь, Украину и даже Грузию. Россия всегда будет дестабилизировать внутриполитическую ситуацию в этих странах, если там к власти будет приходить проамериканское правительство. Вплоть до расшатывания ситуации до такой степени, чтобы это правительство рухнуло. Или вплоть до военного вторжения, как это было в Грузии.
У Грузии оторвали две территории, вторглись и могли бы пойти дальше, если бы Медведев не остановился. Взяли бы Тбилиси, а грузины, на самом деле, очень расстраиваются, что мы этого не сделали. Они признают силу. Они были под турками, иранцами, русскими — и мы не худший случай. Они бы плевались бы в нас, кидались бы мусором, но власть бы признали.
Что касается Украины. Полностью интегрироваться в наше пространство она не будет. Запад будет постоянно этому мешать. Но и в Запад она полностью интегрироваться не будет, будет мешать Восток. Если в Украине возобладает проамериканская сила, как было с "оранжевыми", Украина расколется. Если придет жесткая пророссийская — тоже расколется. Поэтому Украина обречена на то, чтобы балансировать между нами и Европой. Я думаю, что это понимал Кучма, это понимает и Янукович.
Что касается Беларуси, то она, также как и мы, находится в антизападной парадигме. По сути дела, это антиамериканская, евразийская страна с довольно специфической формой авторитарной демократии, как и Россия. Когда Россия ссорится с Лукашенко, она пилит сук, на котором сидит. Как только что-то выходит из-под нашего влияния — тут же влезает Запад. Несмотря на то, что Лукашенко у Запада на плохом счету, Запад может пересмотреть свое отношение к нему, если Лукашенко продемонстрирует достаточно антироссийские шаги. Так что мы сами себя загоняем в тупик. Я критикую российскую власть за испорченные отношения с Беларусью.
- Вопрос возмещения ущерба от советской оккупации в странах Балтии когда-либо может быть решен Россией в пользу этих стран?
- Исключено. Тем более, что наш политический истеблишмент считает, что мы и так дважды дали странам Балтии независимость. Это была наша территория при царе, и при Советском союзе. Никаких репараций никогда не будет, и отношения у нас будут портиться, а претензии друг к другу не дадут никакого результата. При этом отношения могут быть либо очень плохими, либо просто плохими.
- То есть хорошими они быть не могут по определению?
- Что может дать Прибалтика? Она не будет пророссийской. Она будет либо очень антироссийской, либо просто антироссийской. России — все равно. Это уже члены НАТО, мы не можем их удержать. Литва, Латвия и Эстония сделали все, чтобы быть абсолютным врагом России. Большего внимания на себя вызвать нельзя, кроме разве что нападения на Псковскую область, чего, на самом деле, не дадут сделать американцы.
Потенциал, который можно было использовать для отмщения России, страны Балтии использовали. А Россия ждет уже глобального передела. К примеру, если с США что-то случится, мы еще раз оккупируем эти страны. Так или иначе, мягко или жестко. Но пока такой перспективы нет и можно сказать, что каждый облил другого, чем мог.
В Литве мы не можем дестабилизировать ситуацию, потому что там у нас вообще никаких инструментов нет. А для того, чтобы запустить какую-то серьезную ситуацию в Латвии и Эстонии — инструмент есть, и его несколько раз применяли (Бронзовая ночь в Эстонии — DELFI). Кроме того, Россия поддерживала, и будет продолжать поддерживать русские общины и русское движения в Латвии. Но едва ли Кремль сподобится всерьез осуществить какие-то жесткие революционные действия в странах, входящих в НАТО.
Будет экономическое воздействие, скупка имущества, для установления контроля. Но российские бизнесмены не патриотичны — они захватывают это имущество и работают сами на себя. На них управы нет, разве что приковать куда-нибудь или посадить.
- Как Ходорковского?
- Да. Я, кстати, предупреждал, что его посадят. Он сидел, сидит и будет сидеть. Под конец его в тюрьме повесят или забьют, потому что он слишком поторопился, бросил вызов национальной администрации, посчитав, что суверенитет России больше не нужен. Это преждевременно.
- В России сейчас можно говорить о политическом режиме или все же о политическом процессе?
- Есть и политический режим, и политический процесс. Режим не совсем точно соответствует тому, что от него ожидают люди, но и политические процессы гораздо более консервативные и жесткие. Демократизации не будет, а если и будет, то она приведет к распаду страны. Политические процессы, и многие на Западе стали сейчас это замечать, являются более антизападными, более жесткими и националистическими, чем режим. Поэтому на режим надо молиться, потому что это единственный компромисс.