Государственный бюджет и связанные с его принятием процессы в Латвии уже давно перешли из экономической категории в политическую. То есть, на передний план выдвигаются не тактические, но стратегические соображения. Речь идет не об отдельных статьях бюджета, а об общих принципах.
В настоящее время, после перерыва в несколько лет, на передний план вновь выдвинут принцип экономии бюджета. Нельзя отрицать, что в отдельных расходных статьях бюджета наблюдаются, мягко выражаясь, финансовые излишества. Однако требование ко всем министерствам (за исключением минобороны) сократить расходы на некий определенный процент уже граничит с одержимостью.

Правда, это вовсе не ново. Принцип экономии в латвийском политическом театре всегда пользовался большим спросом. В свое время наилучших результатов на выборах добивались партии, лидеры которых призывали потуже затянуть пояса и открыто пугали народ, что будет еще хуже. В девяностых годах либералы-реформаторы открыто выражали уверенность, что, чем болезненнее реформы, тем лучших результатов следует ожидать. Психологическое происхождение этих парадоксальных на первый взгляд явлений хорошо известно в фармакологической промышленности — дорогие и горькие лекарства кажутся эффективнее дешевых и сладких.

Когда в середине девяностых годов на авансцене латышского общественно-политического театрика появился Андрис Шкеле, в общественном сознании внезапно стал занимать незаслуженно большое место такой макроэкономический показатель (интересующий обычно только узкий круг специалистов), как объем бюджетного дефицита. Можно, конечно, cказать, что я немного преувеличил с узким кругом специалистов, однако сути дела это не меняет. Объем бюджетного дефицита ни в одной стране не играет в предвыборной борьбе столь важной роли, как в Латвии. Уточню вновь — объем бюджетного дефицита нигде не играет столь важной роли по сравнению со своим реальным экономическим значением.

Чтобы не выглядеть голословным, объясню. Дефицит государственного бюджета уже с 1995 года не превышал установленные Маастрихтским договором критерии — 3 процента ВВП. В Латвии правительственный долг по отношению к ВВП на 1 января 2002 года по отношению к ВВП 2001 года составлял 15,0%, что является третьим среди самых маленьких в Европе. Еще меньше он только у Эстонии и Люксембурга. На 1 октября этого года, по сравнению с началом года, он вырос на 4,1% и составляет 742,4 млн. латов. Прирост долга близок к приросту ВВП, и это позволяет считать, что и в этом году отношение правительственного долга к ВВП существенно не изменится.

Возникает вопрос: почему вопрос уравновешенного бюджета стал в Латвии столь важным? Можно было бы переложить его на плечи ваятелей общественного образа Шкеле. В середине девяностых годов Лиепниекс и Ko, воспользовавшись глубоко укоренившейся среди латышей нелюбовью к долговым обязательствам, использовали понятие бюджетного дефицита как своеобразную мантру, чтобы с ее помощью укрепить политический авторитет своего кормильца. Конечно, пословица "Долг не ревет, а спать не дает" еще не скоро исчезнет из сознания среднего латыша. Но такое объяснение все же следует считать слишком простым.

Причина, по которой объему бюджетного дефицита уделяется так много лишнего внимания, по-моему, заключается в одностороннем понимании экономических процессов, что вызвано небольшим опытом у общества. Не собираюсь выдавать себя за экономического гуру, но, для лучшего понимания многогранности экономических процессов, проиллюстрирую это несколькими небольшими примерами.

Жители Латвии сильно пострадали от инфляции в начале девяностых годов, когда эта внезапно наступившая экономическая напасть, неизвестная до тех пор, проглотила у многих накопления, собранные за всю жизнь. У людей появилось глубокое убеждение, что инфляция является абсолютным злом, и чем она меньше, тем лучше.

Однако в мире известно и зеркальное отражение этой экономической болезни — дефляция. В Японии с этой бедой борются уже несколько лет. Потребительские цены падают на процент в год. Базовая процентная ставка центрального банка равна нулю, и жители накопили огромную массу денег, которую не могут вложить в экономику, поскольку банки не платят процентов по вкладам. Уже имеющиеся долги с каждым днем дорожают. Люди ограничивают покупки товаров долгосрочного пользования. Зачем покупать сегодня, если завтра можно купить дешевле? Компании несут огромные убытки. Падает производство, растет безработица, сокращаются зарплаты работающих, не хватает финансовых ресурсов для разработки новых проектов. Как показывает практика, бороться с дефляцией труднее, чем с инфляцией.

В настоящее время призрак дефляции маячит уже и перед дверями США и Германии. Уровень инфляции в США является самым низким за последние сорок лет, а в Германии он самый низкий за весь послевоенный период. Однако никто этому не радуется.

Наиболее популярным приемом для стимулирования спроса является снижение базовой процентной ставки центральным банком. После годового промедления Европейский центральный банк в нынешнем месяце сократил эту ставку до 2,75 процента. Такая цена денег полностью устраивает или даже кажется низкой большей части европейских стран, однако для Германии с ее мизерной инфляцией она по-прежнему слишком высока. Еще более ухудшают ситуацию установленные Европейским пактом стабильности ограничения бюджетного дефицита.

Единственным способом, как удержаться в этих рамках, является увеличение налогов и сокращение государственных расходов. В сегодняшней экономической ситуации это является прямым путем к дефляции со всеми исходящими из этого последствиями. Масло в огонь подливают настойчивые просьбы профсоюзов увеличить зарплаты и уравновесить их в новых странах.

Все это длинное описание приведено мной, чтобы стали понятнее те проблемы, решением которых занимаются правительства стран, столкнувшихся с действительно серьезными экономическими потрясениями. В Латвии, с ее почти что идеальными макроэкономическими показателями, раздающиеся на этом фоне истерические речи о чрезвычайных мерах экономии кажутся несерьезными. Я почти уверен, что переговоры профсоюзов с правительством (вроде тех, что проходят в Германии), в Латвии были бы восприняты как государственное предательство. При этом, наиболее вероятно, спровоцированные российскими спецслужбами.

Другими словами, в Латвии единственной экономической проблемой в настоящий момент являются вовсе не государственный долг, дефицит бюджета или текущего счета платежного баланса, уровень инфляции или что-либо столь же специфичное, но бедность. Денег нет, их не хватает, и они нужны всем областям. Соблазном взять в долг, чтобы разрешить наболевшие проблемы, были охвачены правительства далеко не единственной страны. Однако не везде смогли вовремя остановиться. В то же время довольно глупо слушать урчащий живот и страдать от голода, если нет никаких реальных причин экономить деньги, которые можно потратить без негативных последствий.

Здесь хотелось бы вернуться к уже упомянутому мизерному опыту самостоятельной экономической жизни. Образно говоря, латвийское государство еще не выросло из коротких штанишек. Продолжая развивать аллегорию — латвийское общество является как бы оставшимся в одиночестве ребенком, которому необходимо довольствоваться оставленными родителями деньгами до тех пор, пока он сам не будет готов зарабатывать. Вокруг так много соблазнов — мороженное, конфеты, кино, компьютерные игры, но самое большое искушение можно найти в ящичке шкафа — оставленная родителями шкатулка с деньгами.

Взять оттуда маленькую пачечку — и айда в парк аттракционов побесноваться на американских горках. Эх, что за жизнь! Только один раз взять несколько шуршащих бумажек, ведь в шкатулке останется еще много… Однако разумное подсознание ребенка тихо шепчет — нельзя. Один раз возьмешь, мешок будет развязан, и больше не остановишься, пока все деньги не будут растрачены. Поэтому лучше послушаться умных дядей, которые, вероятно, все же лучше знают жизнь. Слушать их и брать денежек лишь столько, сколько они позволяют.

В конце необходимо ответить на вопрос: по какой причине уравновешивание бюджета занимает столь важное место в латвийском политическом процессе? Ответ, по-моему, заключается в следующем.

Латвийское общество осознает свой политический и экономический инфантилизм, поэтому не доверяет выбранным им самим правительствам и не питает слишком больших иллюзий по поводу его способности поступать разумно. В такой ситуации оно (общество) считает верным громко возликовать по поводу каждого, кто громко заявит: живем экономно и не будем тратить на лакомства оставленные мамой деньги. Единственный вопрос заключается в том, не станет ли чрезмерная экономия тормозом для здорового физического и морального развития общества. Другими словами, не превратится ли экономия в скупость.

Перевод с латышского

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!