Портал DELFI публикует перевод комментария Бланшара Lessons from Latvia (Латвийские уроки), размещенного в блоге МФВ. Этот комментарий является своеобразным ответом на критику некоторых известных иностранных экономистов, которые утверждают, что «Латвию нельзя считать историей успеха» (см. заявления Нобелевского лауреата Пола Кругмана и американского эксперта Марка Вейсброта).
Болезненная корректировка
С 2005 по 2007 гг. средний экономический рост превышал 10%, дефицит счета текущих операций превысил 20% валового внутреннего продукта. К началу 2008 года бум завершился, а к концу 2008 года, ВВП уже снизился на 10% по сравнению с пиковым значением, дефицит бюджета резко увеличивался, капитал покидал страну, а резервы стремительно таяли.
Лечение казалось очень простым: резкая девальвация, сопровождаемая постепенной бюджетной консолидацией. Однако латвийское правительство хотело сохранить привязку обменного курса лата к евро. Частично из-за принятых обязательств с течением времени вступить в еврозону, частично из-за боязни немедленных бухгалтерских эффектов девальвации на выданные в стране кредиты, 90% которых было деноминировано в евро. И правительство верило в то, что для поддержания уровня доверия в самом начале необходимо провести максимальное урезание расходов госбюджета.
Многие, в том числе и я, полагали, что сохранение привязки обменного курса лата – это рецепт, ведущий к катастрофе, в лучшем случае, - к долгой и болезненной корректировке, а более вероятно, - к стихийной ликвидации привязки, когда провал станет очевидным.
Тем не менее, с учетом четких обязательств со стороны Латвии и ее партнеров по Евросоюзу, МВФ предложил программу, подразумевавшую сохранение привязки и включающую очень объемную фискальную консолидацию, осуществляемую на старте программы.
Четыре года спустя Латвия демонстрирует один из самых высоких темпов роста экономики в Европе, привязка сохранилась, бюджет и счет текущих операций близки к сбалансированному состоянию.
Механика корректировки была простой – продолжение экономического спада, вслед за которым последовал рост конкурентоспособности, вызванный сокращением зарплат, но во многом вызванный также ростом производительности труда. Источник роста – спрос на экспортные товары, но внутренний спрос также играет значительную роль. Рост должен продолжиться несмотря на проблемы в Европе.
Была ли альтернатива?
Можно ли считать это успехом? Экономические и социальные издержки корректировки оказались существенными. В 2009 году экономика сократилась на 16%, и ВВП сих пор на 15% ниже пикового значения, достигнутого в 2007 году. Безработица превысила 20%, и сейчас она остается на уровне 16%, то есть намного выше любых оценок естественного уровня безработицы.
Существовал ли другой, менее затратный, путь корректировки, через плавающий курс [по сути – девальвацию, прим. DELFI] и более постепенную бюджетную консолидацию? Правда заключается в том, что мы никогда этого не узнаем. Тем не менее, правда также заключается в том, что сейчас курс корректировки выглядит, как имеющий шансы на успех, с сохранением привязки курса лата к евро. Многим из нас это казалось практически невозможным. Экономика растет, оптимизм витает в атмосфере – в нынешние дни это достаточно необычное чувство для Европы.
Это, безусловно, частично подходит под определение успеха.
Почему это сработало: 7 причин
Я привожу семь причин, которые выглядят сравнительно прозаично, поскольку они ближе к анализу проведенных «ремонтных работ» и каждого элемента программы по корректировке экономического курса.
1. Корректировке предшествовал ненормально большой экономический бум. Поэтому часть жителей поддерживали сокращение экономики и консолидацию как возвращение к нормальному развитию. Некоторые жесткие меры представлялись ликвидацией недавней неумеренности, например, очень существенного номинального роста зарплат во время бума.
2. Жители поддерживали бюджетную консолидацию и соглашались потерпеть боль. Поддерживающие жесткую консолидацию партии на выборах чаще показывали лучшие результаты, нежели их конкуренты. Педагогика, отмеченный премьером Валдисом Домбровскисом фактор, была очень важна. Однако серьезное значение имели исторические причины, включая болезненный переход от плановой экономики в 1990-е годы. Латвийцы были готовы терпеть боль.
3. Зарплаты были очень гибкими. По крайней мере, по сравнению с ситуацией на общеевропейском рынке труда. В начале курса корректировки было проведено драматическое урезание зарплат в бюджетном секторе, таким образом было достигнуто улучшение бюджетной ситуации. Безработица и уменьшение зарплат в бюджетном секторе вынудили частный бизнес снизить уровень зарплат. Однако здесь необходимо проявлять осторожность. Частный сектор, в котором уровень зарплат регулируется конкурентоспособностью, пережил более слабую корректировку на фоне бюджетного сектора. Я волнуюсь, поскольку номинальный размер зарплат снова растет, хотя корректировка все еще необходима для сохранения сбалансированного счета текущих операций, пока экономика восстанавливается. Остается надеяться, что рост производительности труда тоже повторит этот трюк. Отсюда я переходу к следующему пункту.
4. В Латвии сохранялось, и до сих пор сохраняется большое пространство для роста производительности труда. ВВП на душу населения в Латвии ниже 50% среднего по Евросоюзу. У страны, находящейся далеко от переднего рубежа технологического развития, имеется много пространства для догоняющего движения.
5. Латвия – это маленькая открытая экономика. На экспорт приходится примерно 50% ВВП страны, поэтому улучшение конкурентоспособности может оказывать большое влияние как на импорт, так и на экспорт, а затем – на ВВП.
6. На старте госдолг был чрезвычайно низким, менее 10% ВВП. Даже сейчас размер госдолга – около 40% ВВП. Это уменьшило волнение иностранных инвесторов, связанное с возможным дефолтом по госдолгу, и позволило Латвии быстрее вернуться на международные финансовые рынки.
7. В латвийской финансовой системе доминировали сравнительно дружественно настроенные иностранные банки. Это лучше, чем недружественные иностранные банки или дружественные, но слабые местные банки. Шведы рекапитализировали свои банки и поддержали латвийские подразделения кредитными линиями, смягчив эффект резкой приостановки или урезания кредитования.
Латвийские политики наверняка хотят, чтобы я упомянул еще одну причину – максимальное сосредоточение мер по бюджетной консолидации на старте программы по корректировке экономического развития. Я не очень уверен в этом. В 2009 году спад экономики был очень большим. Мы не можем знать, привели бы более постепенные меры по консолидации к менее существенному экономическому спаду.
Но я все-таки сделаю два вывода из произошедшего.
Хотя экономический спад носил драматический характер, восстановление имеет гораздо более выраженный V-образный характер, чем я ожидал, хотя я до сих пор обеспокоен последствиями долгосрочной безработицы.
Опыт Латвии показал сильный политический пример того, что нужно принимать по внимание «усталость от консолидации». Первые огромные урезания бюджета прошли сравнительно легко, тогда как в бюджете на 2011 год более легкие шаги давались с большим трудом. Политические аргументы в пользу реализации максимальных мер в начале программы кажутся мне достаточно сильными. То же можно сказать и о политических аргументах в пользу сосредоточения на урезании бюджетных расходов. Целевое урезание расходов в политическом смысле более дорогостоящее, нежели повышение налогов. Поэтому лучше оставлять повышение налогов «про запас», когда «усталость от консолидации» набирает силу.
Экспорт латвийского опыта?
Если мой список причин составлен корректно, то читатель не сможет удержаться от вопроса, сколько из этих условий применимы в южных странах Европы?
Печальная истина заключается в том, что многие из этих условий в других странах отсутствуют. Поэтому уроки, извлеченные Латвией, очень трудно экспортировать. Однако мы не должны испытывать иллюзий по поводу того, что корректировка в южной Европе будет очень трудной и болезненной.