Foto: LETA
Московский латыш, замечательный журналист-известинец Отто Лацис рассказывал мне о своем отце подпольщике Рудольфе Лацисе, которого коммунистическая партия Латвии нелегально переправила в Москву учиться в университет Коминтерна.

По окончании учебы Рудольфу Лацису предложили отправиться добровольцем в Испанию воевать на стороне республиканцев. Вернулся в Москву весной 1939 года и не нашел никого из тех, с кем учился и работал. Арестовали всех. Как говорил Отто Лацис, война в Испании оказалась для коммуниста-латыша более безопасным местом, чем советская Москва.

"Латышская операция" стала одной из "национальных операций" эпохи Большого террора. В преддверии грядущей войны СССР ликвидировал "шпионско-диверсионную базу" стран "капиталистического" окружения. "Национальные" операции проводились против иностранных колоний и других сообществ, каким-либо образом связанных с заграницей. Моделью для всех стала польская. Вслед за поляками, немцами, харбинцами и румынами в конце ноября 1937 года очередь дошла до латышей. За ними пошли финны, эстонцы, китайцы, афганцы, иранцы, греки, болгары. Во время "латышской операции" НКВД в 1937-1938 годах в СССР были арестованы около 25 тысяч латышей, осуждены "особыми тройками" 22360 человек, из них 16573 расстреляны."

Наверное, в 1937-1938 годах погибло больше латышей, чем во время высылок 1941 и 1949 годов, и охотились каратели на них, как никогда. Но сегодняшние власти о начале декабря молчат.

В СССР в середине 1920-х годов жили 200 тысяч латышей, в основном в Ленинградской, Московской, Новосибирской и Смоленской областях, в поселках Белоруссии, Украины и в Сибири. Разнесенные огромными расстояниями, латышские поселения были тем ни менее связаны общественными культурными организациями. Действовало Просветительное общество "Прометей", распространявшее среди латышей и латгальцев СССР научную и художественную литературу преимущественно на латышском языке. На латышском языке выходило два журнала: "Цэлтне" (Celtne) и "Боевой товарищ" (Cīņas biedrs), газеты Komunāru cīņa и Darba bērni. Работал в Москве латышский театр Skatuve.

При очевидной малочисленности латышского населения в довоенном СССР общественный статус латышей в стране был высок. Многие из них занимали ведущие должности в армии, в оборонной промышленности, в НКВД, были ветеранами революции и относились к категории старых большевиков, столь нелюбимых Сталиным.

Тучи над ними собрались весной 1937 года. Двадцать пятого июня арестовали Заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР Яниса Рудзутака. В те же дни изъяли из продажи книги "врагов народа" Линарда Лайцена и Роберта Эйдемана. Было закрыто общество "Прометей" и арестован председатель его правления Юлий Данишевский, в прошлом один из красных командиров Латышской дивизии. В конце ноября арестованы видные латыши Яков Алкснис, Янис Берзиньш, Яков Петерс, Мартиньш Лацис, Иоаким Вациетис. Все они были расстреляны в 1938 году.

Но началом массовой "латышской операции" стала телеграмма-приказ наркома Ежова от 23 ноября 1937 года, отправленная управлениям НКВД. В течение сорока восьми часов следовало собрать сведения о всех латышских учреждениях, колхозах, артелях, кружках, "группированиях латышей" где бы то ни было и подготовить аресты их руководителей и активистов. А неделей позже новый приказ Ежова предписывал арестовать их всех, а также всех политэмигрантов и перебежчиков из Латвии, всех латвийских подданных.

Надо отметить, что латышскость как этническая принадлежность была для организаторов "операции" формальным, хоть и достаточным признаком, чтобы оперативно отсеивать арестантов. Поводом для ареста могла стать любая принадлежность к Латвии. Оттого в "латышские шпионы" попадали и русские, и немцы, и евреи.

Вместе с тем преследование, аресты и последовавшие казни латышей носили выборочный и массовый характер. Все это придало "латышской операции" характер геноцида. "Самая чудовищная и кровавая репрессия, когда-либо развернутая против латышского народа", − с такой оценкой сталинского террора обратилось к Сейму Латвийской Республики Общество восточных латышей в 1997 году, призвав объявить 3 декабря траурным днем. С 1998 года первое воскресенье декабря Латвия отмечает как День памяти жертв геноцида, развернутого против латышского народа тоталитарным коммунистическим режимом.

В латвийском календаре три дня памяти о несправедливо осужденных, сосланных и расстрелянных. 25 марта и 14 июня окружены вниманием, укреплены традиционными мероприятиями, которые заранее готовят и торжественно проводят. Правительство и Сейм возлагают цветы к Памятнику свободы в Риге, проводятся конференции, пишут газеты, показывает телевидение. На первое воскресенье декабря этого ничего не происходит. День проходит, как обычный, и только флаги с черными лентами напоминают о том, что когда-то была беда.

Так почему о годовщине "латышской операции" власти молчат, и к Памятникам не ходят? Думаю, происходит так потому, что для нашей элиты эта дата неудобна. Она заставляет вспомнить о тех событиях, что произошли еще до 17 июня 1940 года — даты, от которой власть хотела бы вести летопись своих несчастий. И эта дата связана со страной, о которой латвийская элита не хотела бы размышлять.

Отмечать годовщину жертв Большого террора значит поминать тех, кто осознанно выбрал для проживания Советский Союз. Те латыши могли, возможно, вернуться в Латвию, но остались в СССР. Многие их них были членами ВКП(б), и их руками тоже создавалось новое государство. Называть их по именам значит начинать рассказ о том, почему они жили в Советском Союзе, чем они занимались, и почему приобрели вес в советском обществе. Среди них были директора заводов, инженеры, экономисты, политики, военачальники. А некоторые и внесли свой кровавый вклад в становление нравственности революционной целесообразности, вернувшейся к ним решениями "особых троек".

Осмысление латышских жертв Большого террора неизбежно приводит к широким заключениям, которые разваливают нынешние идеологические и политические шаблоны Латвийской Республики.

Но это же осмысление добавляет нашей скорби по тем, кто поверил в государство рабочих и крестьян, как в свое, как в высшую справедливость, эмигрировал в Советский Союз, бежал туда, доверился и был предан. Трагедия советских латышей первой послереволюционной поры — это трагедия преданного доверия. Такое предательство может быть горше любого преступления.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!