До сих пор экспертам по правам человека не удалось убедить творцов языковой политики в том, что фамилия человека — составная часть его идентичности, и она не может быть произвольно изменена.
Совсем немного воды утекло с того момента, когда в Европейский суд по правам человека была подана жалоба Юты Менцен (Juta Mentzen, ставшая в официальном латышском написании Mencena) на Латвийское государство, в основе которой требование разрешить писать на главной странице паспорта ЛР свою фамилию по мужу в оригинале. Основной аргумент истицы — неприкосновенность частной жизни. О передаче личных имен и фамилий в официальных документах говорилось много, поэтому я хотел бы привлечь внимание к тем вопросам, которым не было уделено достаточно внимания.

Речь идет о влиянии разных идеологий, связанных с языком на то, каким образом конструируются аргументы в защиту ныне существующих норм написания латышских и нелатышских личных имен в официальных документах. Я сознательно избегаю дискуссии о реформе латышского языка, ибо, во-первых, это не входит в мою компетенцию, во-вторых — потому, что не считаю, что оригинал иноязычной фамилии надо быстро интегрировать в грамматическую систему латышского языка. Однако, если уж речь идет о паспортах, это, на мой взгляд, иной случай и его можно рассматривать автономно, то есть отделить от текстуального употребления, при котором иноязычную фамилию передают по-латышски, оставляя оригинал курсивом.

Как лингвист, я не могу не согласиться с мнением, что в своеобразии каждого языка заключена его непреходящая ценность, однако, связь этого утверждения с проблемой личных документов носит разве что идеологический, а не практический характер. Тон в этом вопросе, безусловно, задает государство, не разделяющее эти две функции написания личных имен: документальную и текстуальную. Возникает вопрос, а надо ли вообще разделять эти две функции? В ситуации Латвии этот вопрос актуален и будет актуальным до того момента, пока не найдется его решение.

Кратко позволю себе напомнить, что в латвийских нормативных актах существуют определенные ограничения в передаче и склонении латышских или иноязычных личных имен. Во-первых, нельзя, к примеру, получить симметричную фамилию по фамилии супруга: фамилии в женском роде грамматически строго отделены от фамилий мужчин, что достигается путем прибавления иного окончания ("е" или "а"). Во-вторых, написание иноязычной фамилии и имени в оригинале не разрешено на главной странице паспорта, однако в тексте его можно передавать курсивом в оригинале или в латышской транслитерации с курсивом оригинала в скобках (что не является обязательным).

В первом случае имеет место аппеляция к различию полов (фактически дискриминация) и легкости склонения, во втором — двусмысленный запрет. Нужно сказать, что проблем со склонением в первом случае нет никаких, в свою очередь, обязательное различение полов давно обсуждается в контексте женского равноправия.

Демократическое общество предусматривает свободу выбора: таким образом, если замужние женщины не хотят быть лингвистически "отделены" от мужа, им следует обеспечить такое право (равно как и их дочерям). То же и с проблемой оригинала иноязычного имени в паспорте. До сих пор экспертам по правам человека не удалось убедить языковых политиков в том, что фамилия человека — составная часть его идентичности и она не может быть произвольно изменена. Все, чего удалось добиться — запись оригинала на третьей страничке паспорта латинскими буквами. В результате, Юта Менцен, не получившая разрешения указать свою фамилию по мужу на главной странице паспорта по-немецки, движимая практическими и эмоциональными мотивами, обратилась в Европейский суд по правам человека.

Почему вышеизложенное требование вызвало столь большое сопротивление со стороны контролеров публичного употребления языка, которые представляют собой государство? На мой взгляд, частично на этот вопрос можно ответить, принимая во внимание идеологические установки, которые формируют аргументацию языковых политиков. В качестве главного следует упомянуть тезис этнолингвистического национализма, что язык является принципиальным элементом выживания этноса, стало быть, язык следует ревностно оберегать (ибо на карту, возможно, поставлено выживание государства). За этим тезисом следует такая классическая метафора национализма, как "язык — душа народа" и концепция "языкового царизма" в его лингвистической правильности.

Хотя антропологи и пытаются доказать, что современные латыши вряд ли представляют собой нечто гомогенное, следовательно, можно ли утверждать, что у народа одна "душа"? Исследователь связи языка и идентичности Джон Эдвардс поясняет, что известная связь между языком и этносом безусловно существует (Edwards, 1984). Однако, если язык считать определяющим элементом, ядром этноса, начинают формироваться экстремальные процессы, которые Эдвардс называет "языковым национализмом", когда язык используется как инструмент достижения более широких целей (например, чтобы мобилизовать этническое возрождение).

В случае Латвии, на мой взгляд, это также используется для укрепления позиций одной группы общества по отношении к другой, возможно, чтобы не допустить укрепления двухобщинного государства (а это уже намечает политическое измерение данной проблемы). Приходилось слышать и такой аргумент, что, если разрешить писать в паспорте оригинал фамилии, русские Латвии немедленно отбросят латышские окончания и наступит великий хаос, который логически приведет к еще большему их отдалению от программируемого властью идеала "латышской (однообщинной) Латвии". (Напишут в паспорте имя, какое хотят, будут читать только свои газеты, смотреть российское ТВ и т.п.). Другой вопрос, будет ли вообще когда-нибудь существовать такая, придуманная этнонационалистами Латвия вместо Латвии реальной, мультикультурной, создаваемой совместно.

На мой взгляд, написание фамилий в паспортах следовало бы полностью либерализовать, ибо фамилия тесно связана с идентичностью человека. Процессы миграции и социальной мобильности выдвигают свои требования к языку. Он должен стать эластичнее и при этом должен сохранять свое своеобразие, которое также является принципиальной ценностью (а в эпоху глобализации еще и рыночной ценностью, именно в контексте вышеупомянутой аутентичности).

Таким образом, в демократическом государстве у латышской женщины или русского мужчины должно быть право выбора, как в паспорте и других документах приоритарно писать, к примеру, Zobens или Zobena, "Александр", Aleksandr или Aleksandrs. Ибо ни на минуту не сомневаюсь в утверждении, что эта возможность или невозможность выбора более связана с правами (человека), нежели с прескриптивным языкознанием. Вдобавок, латвийским языковым политикам и "царицам" согласно требованиям времени следовало бы серьезно пересмотреть свои взгляды, не препятствуя гражданкам, которые выходят замуж за иностранцев, в написании оригиналов своих новых фамилий на начальной странице паспорта в приоритарном порядке, и таким образом уберегая их от практических жизненных неприятностей, которые сваливаются на них, когда они с семьей находятся вне Латвии.

Публикуется в сокращении Delfi. Полная версия здесь

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!