Foto: DELFI
Год назад я чувствовала себя как последний (и единственный) из могикан, которого беспокоит раскол в системе образования, но теперь начались перемены. То, что казалось нормальным и неизбежным, теперь таким не выглядит.

Для того, чтобы понять, как сформировалась современная сегрегированная система образования, нужно вернуться на двадцать лет в прошлое, в 90-е годы, когда европейская политическая мысль лихорадочно искала механизмы, как по горячим следам, невоенными средствами уменьшить возможности вооруженных конфликтов. Обеспечения мира военными инструментами было недостаточно, нужно было искать дополнительные возможности, чтобы не дать конфликту вспыхнуть. СССР перестал существовать, война в Югославии шла к концу. Поиском этих инструментов безопасности занималась новая структура – Организация по безопасности и сотрудничеству Европы (ОБСЕ).

Так среди архитекторов дезинтегрированной латвийской системы образования оказался первый Верховный комиссар ОБСЕ по делам нацменьшинств Макс Ван Дер Стул. Латвия была одной из стран, с которыми комиссар работал в рамках «тихой дипломатии». В Латвии принятые в 1996 году в Гааге рекомендации воспринимались как Священное Писание. Рекомендации предлагали сегрегированную систему образования и билингвальное обучение. Гаагские рекомендации были написаны для того, чтобы не злить метрополии обоих бывших империй – Сербии и России.

Мандат Ван Дер Стула Гаагские рекомендации описывали так: «Его внимание в первую очередь сфокусировано на ситуациях, в которых вовлечены персоны, которые принадлежат к национальным/этническим группам и составляют численное меньшинство в одной стране, но в то же время составляют большинство в другой, и вызывают таким образом интерес обеих стран, создавая источник потенциальной напряженности между странами». Если перевести на человеческий язык – сегрегированное образование было введено, чтобы страна-агрессор не имела соблазна использовать вооруженные силы.

Это мое лирическое отступление сделано для того, чтобы развеять миф о заботе по поводу благосостояния меньшинств всей земли.

Не принималось во внимание то, что бывшая правящая этническая группа, которая внезапно стала меньшинством, промыта другой идеологией и исторической мифологией. Не получили оценку потенциальные риски, которые такая автоматическая сегрегация образования может вызвать в будущем. Правящая этническая группа, которая принудительным образом превратилась в меньшинство, осталась в той же самой школьной системе с более поздними модификациями.

Латвия приняла решение обеспечивать оплаченным государством образованием не только бывшую правящую нацию, но и целый список других меньшинств. Это было необычно для Европы, дорого, приятно, но ничего не дало для уменьшения сегрегации. Гравитационный механизм сохранился, и те, кто заканчивал эти школы, вне учебных заведений и семейной среды присоединялись к русскоязычному, реже – к латышскому миру. Это было естественно: большая часть населения Латвии с исторической точки зрения приехала совсем недавно, и искренне верила во все преимущества империи. Это была группа со смешанной этнической идентичностью, которая социализировалась по-русски и никогда не ощущала себя меньшинством. На территории Латвии меньшинство эпохи СССР – латыши – обменялось ролями с массой большинства. Это травмировало обе стороны. Смена ролей наложила на обе стороны права и обязанности, которые ни одна из них не смогла принять и реализовать.

Подход ОБСЕ к образованию изменился после беспорядков в Македонии в 2002-м и в Киргизии в 2010-м годах. Гаагские рекомендации сейчас комментируются как мнение, которое было высказано в условиях конкретной эпохи. Ван Дер Стул в 1995 году утверждал, что «образование очень важно, чтобы сохранять и углублять национальную идентичность». Нынешний верховный комиссар по вопросам меньшинств Курт Воллебек в этом году, выступая в парламенте Македонии, назвал себя «чемпионом по интеграции образования» и настаивал на том, что общие школы необходимы. Цитирую: «у раздельных школ есть тенденция к сохранению этнических стереотипов и предрассудков. Мы должны создать единое пространство для молодежи».

И все же заметно, что на Латвию эти здравые рекомендации Воллебека пока не распространяются. Можем только догадываться, почему – поскольку механизмы воспроизводства конфликта в разделенной системе образования везде работают одинаково.

Но я думаю, что нации, у которой есть инстинкт выживания, не нужны Воллебек и Ван Дер Стул, чтобы знать, что надо делать. Конечно, реваншистским силам в российской политике важно, чтобы в Латвии осталось новое поколение, которое можно идеологически контролировать. Но это новое поколение Латвия сама им подарила. Архитекторы сегрегированного образования были здесь. И в госуправлении, и в неспособной самостоятельно мыслить академической среде, которая с 90-х годов некритически подпитывалась идеями неолиберализма. Люди строили свои академические и профессиональные карьеры, особо рассчитывая на теплые министерские кресла в Латвии и еще более теплые – в европейских структурах. Тем же, кто до сих пор полагает, что сегрегированное образование – это историческое наследие Латвии, хочется напомнить: когда-то историческим наследием были и сухие туалеты.

ОБСЕ переболело болезнью раздельного образования, а Латвия, которая в свое время стремилась на отлично выполнить Гаагские рекомендации, стала отличницей сегрегированного образования и сегодня наслаждается трагедией сегрегации.

В Латвии все мы разные: религия, культурное и историческое наследие, интерпретация истории. Медиа-пространство разделено. Латышские СМИ, благодаря своеобразному латвийскому законодательству и отношению государства находятся на грани вымирания. Сохраняется и углубляется сегрегация на рабочих местах: сегрегированные школы закончило новое поколение, которое старается остаться в своей естественной этнической зоне комфорта.

Необходимость сохранять привычную русскоязычную среду сформировала новую дискриминируемую группу. Она «неполиткорректна», и латвийские защитники прав человека об этом феномене смущенно молчат. Дискриминируются выпускники латышских школ.

Для нового поколения латышей, у которых уровень владения русским языком не достигает уровня родного латышского, в объявлениях по найму доступно чуть более половины процента от вакансий на рынке труда. Почти во всех объявлениях требуется хороший уровень владения русским языком – то есть такой, на котором в латышских школах язык не преподают.

Русские школы сегодня готовят рабочую силу для реального рынка труда за государственный счет, бесплатно для родителей, и фактически создают привилегированную школьную систему. Пока молодой человек из латвийской провинции безуспешно ищет работу и у себя дома, и в Риге, выпускники русских школ могут использовать это время для практики или реальной работы, и получать таким образом намного лучшие позиции для начала карьеры. Это рождает новый феномен: профессиональная элита будущего – это выпускники русских школ.

В это же самое время в регионах и в интернете работают криминальные группы, которые стремятся вовлечь именно тех, кто говорит по-латышски, в торговлю людьми или криминальную деятельность. Латвийские эксперты по борьбе с торговлей людьми предупреждают, что 95% жертв – латыши, в возрасте от 18 до 21 года.

Требование владеть русским языком на рабочем месте чаще всего не связана с характером работы. Это требование по сохранению зоны этнического комфорта. Люди продолжают воспроизводить на рабочем месте разделенную в школе этническую среду. Владение латышским языком еще не означает способности к сотрудничеству. Русские школы наводнены изданными в России учебниками, в первую очередь – по истории. Изучение языка в сегрегированной, идеологически противоречивой системе не решает проблему. Создана стеклянная стена, которая затрудняет для молодых латышей реализацию карьерного потенциала вне госсектора. Вне медиа, системы образования, культуры и небольшой части госсектора шансы латышского молодого человека получить работу ничтожны.

Единственная общая, недискриминирующая и объединяющая, приемлемая в Европе XXI века платформа – это образование. Ничего более оригинального придумать нельзя. Образование это институция, которую использует критическая масса населения. Это не бейсбольные или хоккейные клубы, не совместные кружки по раскрашиванию глиняных птичек. Это не кучка мелких проектов, которые за европейские деньги финансирует какое-то министерство.

И тем, кто мечтает об этом, и тем, кого это пугает, надо сказать: школы не ведут к ассимиляции. Есть много сильных платформ для идентичности: семья, культура, история, религия, СМИ, язык. Школа лишь одна из них, но зачастую это единственный общий кирпичик среди всех остальных индивидуальных кирпичиков. Если его вытащить, стена может рухнуть.

Сегрегированное образование может показаться удобным на мгновение, но оно приносит слишком много неприятных последствий как для будущего ребенка, так и для будущего государства. Детям придется действовать в этнически смешанной среде, и было бы честно подготовить их к этой среде своевременно. Разумное национальное государство не формирует нездоровую ситуацию с параллельными мирами на одной географической территории.

Перевод с латышского – DELFI. Оригинал статьи.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!