Татьяна Жданок: Нонконформистов стало меньше

Об ассимилянтах и нонконформистах

После парламентских выборов, на которых ЗаПЧЕЛ не сумел пройти в Сейм, партия резко снизила активность. О вас, например, почти ничего не слышно в СМИ. Взять паузу - это осознанное решение?

Есть такой математический закон - нормальное распределение. В жизни, на самом деле, нет равномерного распределения, то густо, то пусто (рисует график). Согласно знаменитой теореме Ляпунова, если много разных случайных событий накладываются и они примерно похожи друг на друга, то они принимают вид кривой Гаусса. Это закон жизни, и сердце наше похоже бьется. Та же теория Гумилева о рождении и смерти цивилизаций - то же самое. Вот, у нас какой-то такой период есть (отмечает низшую точку на кривой), а дальше будут другие волны.

То есть идет анализ ситуации...

Да, анализ ситуации и изучение общества. Изучение того, от чего люди готовы отказаться, что для них существеннее. Возникли такие подозрения, что сейчас проблемы, которые мы выдвигаем как определяющие и основные - они для людей уходят на второй план или вообще исчезают.

У каждой партии есть разные темы: одна, вторая, третья, четвертая. Но они никогда не бывают равноценны. Для нас одна из тем является ключевой - через ее призму мы определяем подход к другим. Эта тема определяется словом «равноправие». У нас был спор с Социалистической партией, которую мы создавали на базе «Равноправия». Нам говорили: зачем вы акцентируете проблему неграждан, проблему русских - мы как левая партия должны решать проблему бедных и неимущих. Ваши неграждане разъезжают на «Мерседесах», а многие граждане копаются в помойках. Это был 1995-1996 год. И на этой почве мы сблизились с Партией Народного согласия. Я тогда, полемизируя с Соцпартией, написала статью, которую озаглавила «Социализм без равноправия - это национал-социализм». Считаю эту фразу концептуальной. То есть бороться просто так за левую идею в обществе, где люди стратифицированы по их правовому статусу - это то же самое, что в 30-е годы ХХ века делали известные ребята.

В этом и есть, наверное, наше расхождение в миропонимании значительной части русскоязычной общины. Представителей этой общины условно можно поделить на «ассимилянтов» и «нонконформистов». Мы представляем интересы нонконформистов, но образованных, которые осознают эту разницу и важность. Могут быть и тупые - «не хочу учить латышский язык, и все». Это немножко другое. Мы говорим о ценности родного языка, желании не потерять его, передать детям.

И вот, похоже, что каким-то образом эта прослойка образованных нонконформистов очень сильно сужается за счет ухода старших поколений и отъезда молодых за пределы Латвии. Электоральная база уменьшается, и сужается возможность обращения к этой молодежи - за счет того, что определяющим все-таки является телевидение. Все это связано с деньгами. Обращение через интернет затруднено по другой причине - здесь должны быть какие-то свои приемы, и это нужно изучать. Как найти эти простые и доходчивые месседжи, и где их размещать.

Стоит ли перед ЗаПЧЕЛ проблема сохранения команды?       

Проблемы как таковой нет. Другое дело, что людям надо чем-то заниматься... Например, Юрий Соколовский работает сейчас на Пятом канале (TV5 - Ред.), соответственно, приостановив членство в партии. Бухвалов вернулся в школу, Плинер больше занят сейчас своей школой. Мирослав Митрофанов определяется, и я бы очень хотела, чтобы он остался в числе тех, кто занимается политикой, использовал для этого свои возможности, знания, способности.

О клановости и 20 годах без стратегии

Как вы в целом оцениваете политическую ситуацию в Латвии? Какие тенденции заметны?

Во время предвыборной кампании я была кандидатом на должность премьер-министра для того, чтобы иметь возможность обратиться к людям напрямую - впервые в Латвии было такое количество прямых эфиров. Но на латышском языке, и еще на Пятом канале. Хотелось объяснить людям какие-то ключевые вещи, но, к сожалению, качество самих дискуссий такой возможности не дало. Не было концептуальных обсуждений, программ, видения развития Латвии в Евросоюзе, на Европейском континенте. Обсуждение свелось к тому, что мы должны были отвечать: вы повысите или не повысите такой-то налог, будете или не будете приватизировать госпредприятия и так далее.

Это все очень хорошо, конечно. Но мы видим, что все эти разговоры о повышении или не повышении налога были абсолютно пустой тратой времени. Все равно затем все повысили и сделали так, как требовали наши кредиторы. И это было заведомо известно. Но куда мы идем? Те же кредиторы от нас требуют стратегии. Что вы будете делать, куда и как развиваться? Ключевое слово - «развитие», а этого, к сожалению, нет. Его не было и в 1991 году - речь шла об атрибутах, и сейчас.

Мне представляется, что до сих пор эти выборы не разрешили две концептуальные проблемы, которые латвийское общество должно разрешить. Первая - это определение стратегии. Как мы собираемся развиваться, в чем специфика нашего развития? А второе - это качество той власти, которая будет эту задачу осуществлять. Коридор настолько узкий, что проблема заключается даже не в профессионализме власти предержащей, а в ее честности и транспарентности. А вот этого нет. То есть, что делать в тактическом плане, нам указывают, а те, кто это делает - не лучшие люди. А вот надо было бы, чтобы это были лучшие, и чтобы была возможность проверять, не испортился ли этот человек.

Часто приходится слышать, что уровень людей в современной политике стал ниже, чем, скажем, 10-15 лет назад. Ощущаете ли вы, что новое поколение политиков не такое сильное, яркое?

Да, к сожалению, это так. Интересно, что эта тенденция очень отличается от того, что происходит в Европе. Я смотрю на молодых депутатов ЕП, которые пришли после выборов. В частности, в нашей политической группе, из Германии. Действительно великолепная молодежь. К сожалению, в Латвии у нас с этим большие проблемы, и это проблема вузовского образования и клановости в политике.

На стажировке у меня была очень способная девочка-латышка. Этот человек действительно мог бы войти в новое поколение латвийской политической элиты. Но, скорее всего, она останется на Западе. Она заканчивает здесь второй-третий вуз. Она из простой семьи, из провинции, и вряд ли она вернется в Латвию, и где ей найти работу?

Но, возможно, все же рано или поздно сбудутся надежды латвийских властей на возвращение эмигрантов?

Здесь недостаточно просто призыва. Вот откройте в МИДе три вакансии для молодых людей, которые приедут с Запада, по соответствующему профилю. Не видела такого. Речь идет именно о людях очень высокой квалификации.

Подведение итогов

Мы продолжаем заниматься проблемами, которые считаем ключевыми. Они остались, никуда не делись. Более того, сейчас появляются, возможно, инспирированные «рецидивы». Один из них - инициирование референдума об образовании на русском языке, второй - вступление в силу правил, которые требуют квалификационных экзаменов для большего числа профессий. Вне рамок парламентской деятельности очень много работы. Продолжается прием людей и через Латвийский комитет по правам человека, и тех, кто обращается ко мне напрямую, в партийный офис. Анализируем ситуацию, сделали альтернативный доклад в ООН. Думаю, что достаточно скоро в Страсбурге будет рассматриваться дело Юрия Петропавловского по гражданству. Люди часто спрашивают: почему вы не используете Европейский суд для решения проблемы неграждан. Напрямую это сделать невозможно. Гражданство - это компетенция самого государства, но в деле Петропавловского наконец появилась возможность апеллировать к европейской конвенции. Эту возможность нам дали сами власти Латвии: они дали конкретную мотивацию своего решения, и она, на наш взгляд, нарушает нормы конвенции - право на собрания и ассоциации и право на свободу слова. Ему вменили нелояльность на основании участия в деятельности Штаба защиты русских школ. Думаю, что шансы выиграть это дело в суде - 99%. Это в чистом виде политика, свобода ассоциаций, Штаб - все сплелось в одном узле, и этот узел является ключевым для проблем русскоязычной общины.

ЗаПЧЕЛ продолжает работать, но мы взяли паузу и для того, чтобы подвести итоги и оформить их в виде какого-то продукта. Мы действовали в течение 20 лет, это возраст взрослого человека, и многое уходит из памяти. Мы хотим четко обозначить этапы пути, чтобы это не потерялось. Готовим большой файл - историю движения русского сопротивления с 1988-89 года, а затем на основании этого подготовить публикации.

Русские школы в Эстонии обречены

Следите ли вы за реформой русских школ в Эстонии?

Эстонцы всегда действовали более рафинировано. Не хочу сказать «умно», потому что этот ум злой. Они изначально сделали не такой маленький срок реформы, как в Латвии. В принципе, если у нас в Латвии какие-то шансы на сохранение и воспроизводство русскости составляют примерно 50 на 50, то в Эстонии уже 5 на 95. Жизнеспособные ростки там полностью подавлены.

Есть ли у вас контакт с эстонскими русскими организациями, частными лицами? Идет ли какая-то совместная работа?

Да, есть контакт по линии Антифашистского комитета и группы «Ночной дозор». Мы также поддерживаем связь с Эстонским информационным центром по правам человека, небольшой группой правозащитников. По разным причинам активность в последнее время снизилась.

Что же касается широкого сотрудничества, то со школьным образованием связаны родители, школьники, старшеклассники. И такого движения, как у нас оформилось со Штабом защиты русских школ, в Эстонии нет, и нет того, кто бы мог его поднять.

Очень печально, что даже партии, которые получают голоса русского избирателя, затем абсолютно не артикулируют эти проблемы, и им это сходит с рук. Видимо, опять при помощи контроля за СМИ. Такая же история, вероятно, может повториться и в Латвии. Тоже центристская партия и отказ выполнять запросы.

Левый национализм теряет сторонников

Может быть, у этого электората и запросы изменились? Возможно, на первый план вышли экономические проблемы?

Да. Здесь, в Европарламенте, тоже видна очень печальная тенденция. Национальные идеи - а, как бы то ни было, вопросы языка, образования на этом языке связаны с самоидентификацией человека - так вот, эти национальные права невозможно защищать на индивидуальном уровне. Это групповые права, и группа выдвигает политическую силу, которая эти права защищает. Этих людей можно условно назвать националистами. Но дальше эти националисты очень сильно отличаются друг от друга. Правые националисты считают, что твоя группа по тем или иным критериям выше всех остальных, и она имеет полное право доминировать за счет других.

Левые националисты тоже акцентируют эти проблемы, но исходят из принципов равноправия, учета интересов всего общества, признания прав мигрантов и т.д. Так вот, левые националистические партии все больше и больше теряют свои позиции за счет перехода электората к правым. Это происходит и в Бельгии, и в Испании, и в Великобритании, и в Голландии, и в Венгрии. Германия понимает опасность крайне правых идей и успешно и целенаправленно с ними борется. Другие страны, особенно в Восточной Европе, иммунитета к опасным тенденциям «фашизации» не имеют.

Есть ли у вас контакт с латвийскими депутатами Европарламента?

Иногда получается, что мы одинаково голосуем. Есть некоторые вопросы, по которым позиции разделяются не между левыми и правыми, а между «старой» и «новой» Европой. Это бывает не очень часто, но самый характерный пример - знаменитая «сервисная директива». В группе «зеленых» я была одна из Восточной Европы, и голосовала не как группа, а индивидуально. Они с точки зрения профсоюзов защищали своего работника от знаменитого польского слесаря, а мы голосовали за интересы новой Европы. Отличались и позиции оказанию медицинских услуг в других странах Евросоюза, и здесь мы тоже голосовали по географическому принципу. Однако в целом, как правило, сами депутаты работают по своим политическим группам. Депутат не должен представлять всю страну. Он представляет часть страны - своих избирателей.