Заговорит ли Латвия на пиджин?

Анна Строй: — Все больше нелатышей говорит по-латышски — пусть плохо, но говорит. Существует ли в этом угроза латышскому языку? Не превратится ли он в какой-то пиджин, как вы думаете?

Арвил Шалме: — Уж все время нас пугают тем, что латышскому языку что-то угрожает. Еще с немецких времен. Тогда язык был близок к вымиранию. Проблемы с языком были и в 20-40-е годы прошлого века, когда влияние немецкого языка постепенно сменилось влиянием русского. Теперь нас пугают влиянием английского языка и политикой. Я думаю, что языку это повредит мало, потому что язык все же не меняется так стремительно. Больше меняется сознание людей.

Анна Строй: — Но разве ошибки, акцент и неправильное построение предложений не мешают языку?

Арвил Шалме: — Это может помешать конкретному человеку, конкретной группе и самой общественной мысли в выработке правильного подхода к языковой политике и развитию латышского языка.

Я видел сюжет в "Панораме", где показывали учителей русских школ, которые демонстрировали добрую волю и говорили по-латышски. Поскольку я связан с преподаванием латышского языка как второго и как иностранного уже 14 лет, я смотрел на все это глазом профессионала. У меня было двойственное чувство. С одной стороны, это хорошо, и любой человек, который говорит, на правильном пути. Но нельзя смешивать разные вещи: все-таки сферы применения языка различаются, и если человек старается говорить на другом языке на улице — это одна сфера, а если человек пытается выполнять свои профессиональные обязанности, где нужен высокий уровень языковых умений, (и говорит с ошибками) — это уже нехорошо. И здесь дело не в отношении человека ( с этим, мне кажется, все в порядке), но в том, что латышский язык всеми силами пытаются подпирать любым способом, поднимая его на такой уровень, к которому общество еще не готово.

Анна Строй: — Вопрос к вам, Татьяна Викторовна: что сейчас происходит с русским языком во взаимодействии с латышским? Действительно ли местная русская речь превращается почти что в диалект или тот самый пиджин-язык — изуродованный, искусственный?

Татьяна Лигута: — Мы теперь живем в другой стране, и русский язык России несколько отдаляется от нас. И в этом имеется известное сходство с эмигрантами — сходство и различие одновременно. Те русские люди, которые после революции 1917 года переселились в Латвию, сознательно начинали жить в другой языковой среде и хотели любой ценой сохранить свой язык. Правда, тогда эмигранты в языковом отношении были больше отделены от языкового материка из-за "железного занавеса". В наше время благодаря современным технологиям коммуникации, да и политически — такого резкого отделения нет. Мы сами не хотим отделяться, и от нас не хотят отделяться. Мы слушаем российское телевидение, читаем газеты — эта связь становится даже теснее! Поэтому ни о каком особом латвийском варианте русского языка и речи быть не может. Русский язык остается русским языком.

Но даже в советское время в нашей речи (не в языке) были отличия. К примеру, когда мы приезжали в гости в Москву, часто приходилось слышать: "У тебя какой-то акцент!" "Пойди купи хлеба!" "Белого или черного?" — спрашивали мы. "Ну, хлеба," — недоумевали москвичи. Для них хлеб — это только черный. Белый хлеб — "булка". И теперь, конечно, латышский язык тоже влияет на местную русскую речь.

Анна Строй: — На уровне лексики?

Татьяна Лигута: — Не только.

Анна Строй: — Помните, как несколько лет назад в русской прессе было принято писать "aплиециба" кириллицей…

Татьяна Лигута: — Нет, "aплиециба" — это совсем другое. "Aплиециба" — это тоже самое, что когда-то была "ринда". Потому что "aплиециба" — это не любое удостоверение. "Aплиециба" — это удостоверение о знании латышского языка, и поэтому сознательно использовано латышское слово, да еще и написано русскими буквами. Так, что оно выделяется в тексте, режет глаза.

Анна Строй: — Такие вещи исследуются?

Татьяна Лигута: — У нас была серия балтийских конференций под названием "Язык диаспоры — проблемы и перспективы". Их материалы обобщены.

Анна Строй: — Вас не волнует, что латышский язык активно развивается именно в сфере делопроизводства? Когда-то в русском языке было слово "канцелярит" (от слова "канцелярия"). Будет ли неизбежно складываться и латышский канцелярит?

Татьяна Лигута: — Простите, я уточню: деловой стиль — это не то же самое, что канцелярит, потому что канцелярит начинается там, где конструкции делового стиля употребляются не к месту — в разговорной речи, например.

Арвил Шалме: — Деловой стиль — это камень преткновения не только латышского, но и немецкого языков! Он сложен по своей организации и лингвистически, и функционально. Проблема еще и в том, что он нормирован, не разработаны правила его употребления.

В 90-е годы в обществе возросла потребность в использовании этого стиля — и в устной, и в письменной речи. К примеру, при устройстве на работу очень актуальны образцы современных документов: письма с мотивацией или жизнеописания (CV). На такие тексты на государственном языке большой спрос среди молодежи. Их не найти. И тогда человек вынужден брать то немногое, что было при системе социализма, и переводить это на латышский язык. И тут появляются всякие парадоксы. Например, конструкции, не являющиеся собственно латышскими (например, griezties pie), но для которых нельзя толком найти соответствующие варианты.

Анна Строй: — Пример из жизни. Вы знаете, что зачастую в фирмах, принадлежащих русским, человек, занимающийся делопроизводством, называется "латышом", то есть у него профессия такая — латыш. И нередко бывает так, что изысканное письмо босса в государственные институции этот латыш по профессии не может толком перевести или заново сформулировать. И тут начинается: "Чего же они (латвийские государственные мужи) от нас хотят, если сами не в ладу со своим языком?" Что делать?

Арвил Шалме: — Мы выдвигаем требования, но эти требования не на чем основывать. Только сейчас, наконец, начинают появляться хорошие программы обучения языку, и они предназначены только для среднего звена основной школы, нет ни для начальной школы, ни для средней, не говоря уж об университете и других этапах образования. Последние латышские толковые словари вышли в начале девяностых, они были переделаны из словарей восьмидесятых годов. Откуда же взять информацию?

Вот и существуют два пространства: одни, все еще живущие в советском пространстве, используют русский язык, и в их латышском языке очень много заимствований оттуда: izvest sapulces, direktors ir pie sevis, zem citas izkartnes, parakstities uz laikrakstiem. И есть другая часть, которая активно использует конструкции английского языка. И одни не могут договориться с другими, потому что старые не знают английского языка, а молодые — русского. Нет никакой возможности договориться и как-нибудь нормализовать эту ситуацию.

Публикуется в сокращении. Полный текст здесь