Мой прадед Христиан Христианович Зиверт не был активным участником революции 1905 года. Семейное предание гласит, что он в это время спешно уехал в Иркутск, где стал директором сельхозучилища. Думаю, что он не более чем посетил несколько социал–демократических сходок, либо пообщался с людьми неблагонадежными.
У него не было совершенно никакого резона бросать бомбы в казаков — ведь латыш в начале XX века с высшим образованием был редкостью. А прадед, окончив Рижский политехникум, уже делал карьеру, по современному, менеджера — управлял крупными имениями. Вот по ним–то и прошелся красным петушком 1905 год…
Но не буду абсолютизировать своего буржуазного прадедушку. Ровно сто лет назад наш город бастовал. "В Риге остановились все фабрики и трамваи, исключая завод Кузнецова, где работали русские" (Арведс Швабе, "История Латвии, 1800–1914", Daugava, Упсала, 1958).
13 января 1905 года в Риге произошло массовое побоище — столкновение 80 тысяч вооруженных рабочих с полицией и солдатами. 73 убитых, 200 раненых. У них была своя классовая правда. Сделайте несколько несложных арифметических операций и судите сами о жизни среднего рижского рабочего в 1905 году. Ежемесячная зарплата — 21 рубль 22 копейки. Средняя цена на 1 кг картошки — 3 копейки, черного хлеба — 8, говядины — 30, свинины — 40, масла — 75 копеек. Пальто на вате — 30 рублей, хлопковый костюм — 25, ботинки — 5 рублей. Жить можно, но жизнь — не сахар, при том что работали по 12–14 часов. А уже через год революции, в 1906–м, средний заработок фабричного рижанина составил 26 рублей 40 копеек.
Отчего в Прибалтийском краю было сожжено и разрушено наибольшее по империи количество имений — 40% — старинных замков, библиотек, конюшен, теплиц? Почему латыши, составлявшие 1,5 процента населения России, в десять раз большим числом оказались в числе ссыльных и политэмигрантов? Как случилось, что в доселе благополучной и законопослушной провинции империи пролились реки крови — только антиправительственная сторона потеряла 3–4 тысячи человек?
Ответ на эти вопросы будет ключом к разгадке исторической трагедии Латвии в XX веке. Не будь поротых казаками лифляндских мужичков (уже 85 лет до этого переставших быть крепостными!), не стали бы они красными стрелками.
"Поразительные и неоспариваемые недостатки, — гласит выпущенная в Петербурге по горячим следам (1907) книга "Земское хозяйство Прибалтийского края". — Законодательство… совершенно устарело, оно спутано и неясно и не соответствует потребности жизни края". В Лифляндии и Курляндии имела место "своеобразная смесь из бюрократического управления краем и неофициального влияния дворянства", включавшая "русскую полицию, не знакомую ни с краем, ни с населением… суды, говорившие с населением через переводчиков".
Вот статистика нелегальных организаций. В конце 1906 года у еврейского Бунда 33 тысячи членов, у русских большевиков — 13 тысяч, меньшевиков — 18, у польских соцдемов — 26 тысяч, а латышских — 16 тысяч. Учитывая сравнительную численность этносов, еще раз получим наибольшее пропорциональное участие латышей в революции! Теперь понятно, почему из Питера в Ригу был срочно прислан эмиссар РСДРП Мейер Валлах (будущий нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов) — у большевиков просто не было другого массового резерва. В тиши исторического архива я листаю опись дел Жандармского управления Лифляндской губернии за 1905–1906 годы. Вот переписка по делу о вооруженном нападении 20 декабря 1905 года на нижних чинов Елисаветградского драгунского полка на заводе "Проводник" в городе Риге. Обвинение о вооруженном нападении на пароход "Михаил" 28 декабря 1905 года. Ян Арайс обвиняется в вооруженном ограблении от имени "Федеративного комитета" (в нем из 6 человек было 3 латышей, прочие — от еврейского Бунда). Фердинанд Трезин и Герман Баран покушались на жизнь подполковника Пушкарского. Карл Пурман ограбил директора ленточной фабрики "Эйкерт". От имени Социал–демократической партии вымогательствовал Эдуард Сельга. Август Лан занимался, по нынешнему, рэкетом, прикрываясь именем Рижского комитета РСДРП. Герман Сермуль покушался на жизнь часового драгун с целью отбора оружия. Евстафий Юндзилл и Андрей Манчик организовали погром и покушались на убийство Шлокского (Слокского) градоначальника. Александр Граубин обвиняется в вооруженном нападении на кассу Русско–Балтийского вагонного завода. А вот переписка об ограблении оружейной комнаты казарм Усть–Двинской телеграфной роты. Такие методы.
По ходу — бесчисленные жандармские дела об исполнителях революционных песен, распространителях прокламаций и даже авторах фото убитых демонстрантов. Вот почему революцию вначале не сумели удержать, а потом не могли подавить два года. Ведь немногочисленному аппарату жандармов приходилось одновременно проводить "Исследование политической благонадежности Эрнста Рудольфа Индриковича Брауэера", выяснять, кто в филерских дневниках скрывается за псевдонимами наблюдения "Тонкий" и "Ветряная", и устанавливать производителей бомб на заводе "Феникс". В шестеренки полицейской машины попадали настоящие террористы и обыкновенные инакомыслящие. И отлаженная имперская система стала пробуксовывать, застревать, ломаться…
6 августа 1905 года в Курляндии введено военное положение, вся власть передана командиру 20–го армейского корпуса генералу Владимиру фон Бекману. Русский консул из Кенигсберга сообщает: "Все чаще приходят просьбы о выдаче въездных виз от отставных прусских полицейских и кавалеристов, которых курляндские помещики призывают в телохранители… Они закупают в Германии винтовки и просят ввезти их без таможенной пошлины".
А уже 20 октября 1905 года генерал–губернатор Лифляндии Николай Звегинцев приказал освободить 101 политического преступника из рижского Централа, который за несколько месяцев до этого штурмовали террористы. Слабость? Отчасти. Но уступки имперской власти привели к тому, что "эпоха между революцией 1905 года и мировой войной является временем упадка латышской национальной мысли и стремлений … латышское либеральное общество избирало русских депутатов в Государственную думу, латышская пресса стала копией русской прессы" (Эрнестс Бланкс, "Путь латышского народа к независимости", Ziemeџblazma, Вестероз, 1970).
Положение в крае начало было поправляться, но тут пришла мировая война. И, получив в русской армии оружие, через несколько лет "дети 1905 года" повернули его вспять. Десятилетиями расплачивалась Россия за месть подавленной латышской смуты.
(Продолжение следует.)