"Русскому языку в Латвии ничего не угрожает!"

–Я думаю, что владение родным языком действительно снизилось, но объективных сведений пока нет. Хотя я просила учителей дать конкретные факты, конкретные языковые примеры, чтобы можно было проанализировать, какие ошибки в устной и письменной речи допускаются чаще всего. Только тогда можно выделить ошибки, вызванные именно влиянием латышского языка. На слуху только пример, уже ставший хрестоматийным, — слитное написание "не" с глаголом по аналогии с латышским правописанием. Научных работ по этой теме, к сожалению, пока тоже не существует. А ведь для педагогов, у которых эти данные буквально под рукой, это была бы тема интересной и очень актуальной научной работы.

— А как современные ученые вообще оценивают перспективы развития и сохранения языка национальных меньшинств в иноязычной среде?

— Социолингвисты отмечают три этапа, которые проходят языки меньшинств: от одноязычия на родном языке, через двуязычие к одноязычию на языке большинства. Исключений в истории практически нет. Единственное утешение — сам процесс может проходить с разной скоростью. Это прогноз ученых. Для нас — неприятный. Но мне кажется, что нынешние исторические условия, укрепление прав человека и прав нацменьшинств позволят трансформировать этот третий этап.

Я даже смею утверждать, что русскому языку в Латвии сегодня ничего не угрожает! Есть ряд социально–политических, культурных и социолингвистических факторов языковой устойчивости и угрозы. Только один из этих факторов сегодня действует против нас — отсутствие массового отъезда на историческую родину. Да–да, не удивляйтесь! Раз большинство русскоязычных нацелено на жизнь в Латвии, следовательно, значение и влияние госязыка автоматически усиливается.

Все остальные факторы свидетельствуют об устойчивости языка. Для сохранности языка важно и то, обладает ли он письменной формой, имеет ли статус государственного на своем языковом материке, статус международного языка, есть ли на нем СМИ, культура, религия и т. д. Русский язык отвечает всем этим критериям.

С другой стороны, ситуация может во многом измениться, если мы потеряем школу на родном языке, — сегодняшние показатели устойчивости могут превратиться в показатели угрозы. Пока мы имеем школу — мы имеем достаточный контингент людей, читающих по–русски и посещающих русский театр. Не будет школ — некому будет читать газеты и посещать театр. Они будут просто не нужны!

Наличие газет и театра, по мнению ученых, тоже укрепляет позиции русского языка. Важно и то, что у нас нет разрыва между образованными людьми, интегрированными в латышское общество, которые своим родным языком пользуются лишь внутри семьи, и остальной менее образованной частью — менее интегрированной, хуже знающей госязык и поэтому больше пользующейся родным языком. Большинство наших образованных людей не стесняются того, что они русские, и не стремятся порвать связь с общиной. У нас вообще нет массового стремления переходить на госязык и перестать использовать свой родной. При всех различиях, спорах и разногласиях этот фактор в русской общине Латвии является объединяющим.

Однако почему при прочих равных условиях один язык выживает, а другой — нет? Исследователи считают, что все зависит уже от субъективных причин. От того, насколько сами люди хотят сохранить свой язык. В Латвии есть возможности для развития русского языка. А вот сохранится ли он, зависит только от самих русскоязычных. Более того, ученые отмечают, что очень часто, когда языку меньшинства начинают создавать благоприятные условия, он умирает. Почему? Потому что исчезает сопротивление!

— У нас в Латвии часто слышишь, как и дети, и взрослые с легкостью употребляют в русской речи латышские слова. А представители первой волны русской эмиграции запрещали своим отпрыскам мешать два языка в одном предложении: либо говори по–русски, либо по–французски. Они считали такую языковую смесь опасной. А вы?

— Классическая русская эмиграция существовала в иных условиях — она была отделена от языкового материка стеной. Причем стеной, которую построили обе стороны. СССР — железный занавес, а эмиграция категорически отвергала все новшества, происходящие в России, тем самым искусственно усиливая консервацию.

При этом эмиграция считала, что на ней лежит высокая миссия — когда она вернется в Россию, она принесет с собой правильный русский язык. Это, кстати, вообще характерно для эмиграции, в частности, и латышской. Вспомните 80–е годы, когда у нас стали появляться первые эмигранты. Вначале все восхищались: ах, какой русский язык! Однако вскоре эти ахи прекратились. Потому что это был язык начала XX века. А язык должен меняться, иначе он умирает. Уместные заимствования — признак того, что язык развивается!

— А если люди вставляют латышские слова в русскую речь только потому, что они уже не помнят, как это будет на родном языке?

–Грань действительно тонкая. Там, где есть языковая игра, там, где латышские слова обогащают русскую речь, придавая ей новый смысл, это, безусловно, хорошо. Ваши коллеги–журналисты уже давно этим пользуются! Вот цитата из "Вести Сегодня": "Кто вам сказал, что от этого у вас укрепятся неаткариба с дрошибой?"

Только что студенты принесли замечательный пример: "В этом магазине так тебя апкалпошат!" Какая игра слов! Другое дело, когда люди употребляют латышские слова потому, что они вспоминаются быстрее: "кундзе, идите за мной" или "хочу быть земессаргом", всевозможные "лигумсы", "ирес макса" и "аплиециба" уже сплошь и рядом.

То же самое с латышскими аббревиатурами! Трудно, услышав латышское сокращение, тут же его расшифровать, потом перевести на русский и сделать соответствующую аббревиатуру уже на родном языке. Поэтому мы и говорим: "В эту сумму уже включен ПВН". Про "НДС" уже давно забыли! Профессиональная лексика на госязыке тоже автоматически переходит в наш язык. Это уже достаточно глубокое влияние, происходящее часто на бессознательном уровне. Такие инкрустации неизбежны в устной речи, но их нужно пытаться контролировать.

Есть и прямые заимствования, связанные с нашими реалиями. Мы вынуждены называть какие–то вещи латышскими словами, или "кальками", — хотя бы денежные единицы или самоуправления. В русском языке есть слово "самоуправление", но употребляется в другом значении — это не орган, а способ управления. Поэтому слово не имеет множественного числа. У нас в Латвии эта норма изменилась, и множественное число — в порядке вещей. Взять тот же сейм. Если точно использовать оригинальное латышское название, то получается саэйма. Женского рода.

Одно время саэйма превратили в сайм, чтобы слово было хоть немного привычнее для русского уха. Однако существовала традиция: в русском языке уже был сейм — как название польского парламента, да и в период 1–й ЛР в русских газетах употреблялся лишь этот единственный вариант. И потом для русского языка невозможно сочетание трех гласных подряд! Такие слова можно встретить лишь в лингвистических задачках — например, "длинношеее животное". Правда, и в этом случае три гласные буквы, но не звуки, поскольку при произношении вставляется согласная "й".

— Я знаю, что вы собрали интересные примеры языковых ошибок, которые происходят именно в результате смешения двух языков. Назовите, пожалуйста, несколько!

— Например, такая калька с латышского: "Они вчера приходили ко мне оба два" или "Природные науки" вместо "Природоведение". Неправильные суффиксы в интернационализмах: традициональный и глобализированный вместо традиционный и глобализованный. Несколько месяцев на русском радио шла реклама: "В цирке веселый рождественский карусель", "Авокадо действует на организм благотворительно", "Распродажа — настоящее свининое счастье". Что касается последнего, то, во–первых, это латышский фразеологизм: cuku laime, а особенность фразеологизма в том, что он непереводим, потому что его смысл не складывается из смысла отдельных слов. Понятно, что в данном случае рекламодателю захотелось поиграть с символом года, но здесь еще и прилагательное образовано неправильно! Безусловно, какие–то нормы начинают расшатываться.

Мы часто не знаем, как правильно употреблять интернационализмы, потому что они приходят к нам из латышского. Ведь и билингвальное образование поначалу переводили как "билингвистическое" и "билингварное". Классический пример — "агентура". По–русски, если речь идет о каком–либо учреждении, то правильно сказать "агентство". А агентура, извините, это сеть агентов.

— Наверное, российский турист, приезжая в Латвию, часто просто не понимает отдельные фразы своих соотечественников!

–Так и мы тоже не всегда сразу понимаем, о чем идет речь, попадая в Россию! Наш язык действительно отличается! И это тоже нормально. На российской автостоянке есть "машиноместа", встречаются "натяжные потолки" и "продуктории". Мы так не говорим. Нет у нас и имперской тенденции, что сейчас в России очень распространено, ориентации на дореволюционную речь, использование "ъ" или стилизованной кириллицы. Очень популярно в Москве слово "кофейня". Используется чаще, чем "кафе". И звучит более по–русски. А как смешно играют шрифтами! Хотя сочетание кириллицы и латиницы скорее у нас должно бы было получить распространение. На одном из магазинов увидела вывеску: "САХАR".

Вначале вообще не могла понять, на каком языке написано! Масса языковой игры, причем более демократичной, чем это принято у нас. Ларек на вокзале называется "Последний ужин". Там продается отрава для насекомых и мышей. Мы пользуемся такой игрой редко и осторожно, поэтому подобная реклама часто вызывает даже ощущение сниженности языка. Так что отличия — это хорошо. Русский язык развивается и, значит, живет.

— Спасибо за беседу. .