После посткоммунизма
С началом Первой мировой войны британский секретарь по внешней политике сэр Эдвард Грэй произнёс пророческие слова: «Сейчас в Европе гаснут огни, и никто из нас при жизни не увидит, как они снова зажгутся». Такое утверждение сегодня могло бы показаться преувеличенным. Что-что, а большая война Восточной Европе в ближайшем будущем не грозит. К тому же, большинство прогнозов обещает рост уже при нашей жизни. Но не будет преувеличением сказать, что сегодня в нашем регионе закончилась определённая эпоха – эпоха посткоммунизма. Она была намного более противоречивой и менее структурированной, чем предыдущий период Холодной войны. Но и ему были присущи своеобразные черты, которые в обозримом будущем исчезнут или серьёзно изменятся. Первая из них – вера в экономическую глобализацию как источник всеобщего благосостояния (инвесторы разных национальностей переходят границы с высоко поднятой головой, критиковать их – грех и глупость!). Хотя это убеждение всё ещё сильно, его политическая привлекательность непременно уменьшится, когда потерпят неудачу различные bail-out и элементы социалистической политики в тех странах, которые ещё могут себе это позволить.
Во-вторых, до сих пор в «новых» странах ЕС наблюдалась сравнительно искренняя или лживая вера в идеалы либеральной демократии. Хотя часто утверждалось, что они навязаны извне, мало кто открыто выступал против прав человека, правового государства и парламентской демократии. Но теперь, когда некоторые страны не в состоянии решить социально-экономические проблемы, ксенофобия и популистский евроскептицизм снова становятся нормой. В-третьих, в период посткоммунизма общепринятым стал термин «новые страны-участницы». Им обозначали страны региона, которые после распада СССР подпали под облагораживающее влияние ЕС, а потом стали участницами этой организации. Эти страны противопоставлялись странам, попавшим в орбиту влияния России, которые так и не смогли до конца освободиться от посткоммунистической отсталости и авторитаризма. «Новые страны-участницы» представлялись как история успеха, а те, кто рассказывал эту историю, часто закрывали глаза на то, что происходит вокруг. Теперь этот термин, вероятно, утратит своё значение.
Между странами, которые вошли в ЕС в 2004 и 2007 годах становится всё меньше общего. Некоторые из них, например, Чехия, Польша и Эстония, в экономическом, социальном и политическом плане будут всё больше сближаться с Западной Европой. Другие, например, Латвия и Болгария, возможно, приблизятся к статусу, который Мадлен Олбрайт обозначила как «failed states». Кому-то в Латвии эта перспектива может показаться маловероятной и преувеличенной. Хотелось бы верить, что так и есть. Но общепринятые признаки failed states (неспособность контролировать территорию и поддерживать монополию на насилие, эрозия легитимной власти и неспособность принимать общие для всех решения, неспособность предложить элементарные общественные услуги, неспособность сотрудничать с другими странами в качестве полноценного члена международного сообщества) показывают, что мы действительно уже недалеко от этого статуса, который поставит республику 18 ноября в один ряд с Афганистаном, Суданом и Сербией.
Как минимум два признака (второй и третий) сегодня являются реальностью или станут ею в ближайшее время. Соответствие первому и четвёртому критерию – пока не вопрос ближайших двух месяцев. Но вряд ли кто-то готов биться об заклад, что это не случится к осени или к концу года.
Конечно, failed state сегодня во многом стало ареной идеологической борьбы. Администрация США пытается с его помощью обосновать вовлечение международного сообщества в различные конфликты. Зато профессор Ноам Чомски в 2006 году на полном серьёзе утверждал, что под влиянием администрации Буша США сами становятся failed state. В этой статье я не буду развивать эту дискуссию. Я хочу лишь заявить, что модель failed state подходит для анализа будущего Латвии. Мне, как и любому патриоту Латвии, бесконечно стыдно говорить о своей родине как о «провалившемся» или «неудавшемся» государстве. Но, возможно, именно эта модель позволит нам оценить ситуацию в Латвии более реалистично, чем разные оптимистические программы. Пора понять, что происходящее – это не какой-то временный «кризис» в нормальном современном демократическом государстве. Здесь идёт речь о серьёзных патологиях самой государственности, которые сами по себе не пройдут и не будут излечены посредством «творчества», «инноваций» и «позитивного мышления». Если мы хотим приготовиться к будущему, нам сегодня надо не повторять фразы о скором конце кризиса, а читать книги об опыте других failed states - от бывших югославских республик и Молдовы до Афганистана, Ливана и Шри-Ланки.
Конечно, это не тема одной короткой статьи. Я здесь хотел бы лишь обозначить некоторые проблемы латвийской государственности, которые соответствуют дискурсу failed state. Failed states обычно анализируют в трёх аспектах – социальном, экономическом и политическом. Об этом и поговорим.
Социальный аспект: Летонистан
Принято считать, что failed state подразумевает нехватку средств и бесконтрольное, безнаказанное насилие против мирного населения. Для сравнительно благополучной Латвии это может показаться неподходящим, ведь насилие здесь более-менее криминализировано. Но это неоправданный оптимизм. Голод и насилие могут вернуться очень быстро. Не совсем как в Африке, но всё же. Продовольственные магазины не опустеют, однако число людей, которые ничего не смогут себе там позволить, в ближайшее время может возрасти. Насилие сейчас – уже не экзотика. Достаточно лишь проследить динамику ограблений за последние месяцы. Финансовое торпедирование правоохранительных органов может вернуть нас к старому доброму симбиозу полиции и оргпреступности. В конце концов, в полиции останутся только те, кто работает не ради зарплаты, а для оказания помощи «друзьям» из криминальных кругов. Нетрудно представить потенциал безнаказанного насилия, присущий этой коалиции. Добавим к этому развал системы основного, среднего, профессионального и внешкольного образования, который подтолкнёт часть молодёжи к карьере «с ножом за пазухой». О таких «мелочах» как растущее насилие в семье и самоубийства здесь говорить нет смысла. С ограничением этих форм насилия у нас плохо шли дела даже в мирные времена.
Немало иронических высказываний прозвучало о возвращении к натуральному хозяйству - мол, сами будем выращивать картошку или варить варенье. Но наивно думать, что это станет выходом из кризиса. В отличие от советских лет и 1990-х годов, сейчас землевладельцы довольно эффективно реализуют своё право собственности. Поэтому ни одна голодающая жертва кризиса не сможет хозяйничать на любом свободном участке земли. Тем более, что желание заняться натуральным хозяйством во многих людях вряд ли возьмёт верх над стремлением что-то украсть или кого-нибудь ограбить. Особенно, если это делается во имя «справедливости». Этим удобнее заниматься в толпе или организованной группе. И вот мы снова возвращаемся к насилию. Наивная аграрная мечта себя изжила. Если действительно не будет хватать продуктов, наши сограждане попытаются ликвидировать нехватку за счёт грабежа, вымогательства и краж, а не идиллического земледелия в духе романа Вирзы «Straumēni».
Экономический аспект: бразилизация Латвии
Если бы кто-то из политиков хотя бы на миг прислушался к мнению экономистов, например, в 2007 году, он вряд ли бы увлекался использованием популярного слова «кризис». О кризисе можно говорить, если модель социальной организации из-за внешних или внутренних причин переживает серьёзные функциональные трудности. Возможно, в мировой финансовой системе действительно есть кризис. Но в экономике Латвии кризиса нет, так как нет никакой модели, которая могла бы переживать или преодолевать функциональные трудности. В последние годы в Латвии происходил анахронический процесс экономического поноса, который нельзя считать более-менее чёткой моделью организации. Поэтому успокаивающие речи о «кризисе» и его преодолении сегодня лишь какое-то время позволяют не отвечать на болезненный вопрос – откуда в этой стране возьмётся рост после того, как пузырь имущества лопнул? С какой сферой должен связывать своё будущее простой работник без особого образования и собственности, который уволен со стройки? С промышленностью? С сельским хозяйством? С услугами? Все ответы одинаково наивны и неверны. Единственное, что можно честно посоветовать этому человеку – подождать годик, пока в цивилизованном мире начнётся рост, и обменять бабушкино обручальное кольцо на билет до Дублина (Лондона, Варшавы, Таллинна) в один конец для себя и своей семьи.
Одна из черт failed state – экстремальное расслоение общества. Похоже, Латвия в качестве стратегической цели выбрала Бразилию. Различия в доходах стремительно вырастут уже в ближайшее время. Это отразится на доступности образования и медицины. Большинство работников потеряет часть или все доходы. Зато фавориты «жирных лет» не потеряют ничего, и снова смогут зарабатывать на дефляции и инвестициях. Правда, их жизнь немного усложнится. Уже сейчас в центре Риги всё чаще портят шикарные авто. Виллы в Межапарке, Балтэзерсе и Юрмале тоже не застрахованы от булыжников и коктейлей Молотова. Но тот, кто платит, сможет купить и индивидуальную безопасность. В Риге и других городах могут возникнуть особо охраняемые гетто богачей, где избранные смогут наслаждаться европейским уровнем жизни (одним из таких мест может стать тихий центр). Вне гетто, за оградой с колючей проволокой будут ютиться выселенные из квартир бомжи, на улицах и в парках по ночам будут жечь костры и распивать контрабандный спирт. Будет процветать торговля людьми и наркотиками, безнаказанное насилие, попрошайничество, рекет. И всё это – под прикрытием бандитов и полиции. Представителей высшего сословия, пойманных вне гетто, будут сажать на кол. Когда по улицам будут проезжать кортеж, например, президента, люмпенизированных бездомных будут разгонять пулемётными очередями. В общем, после посткоммунизма в Латвии воцарится реальность failed state.
Политический аспект: лучше не спрашивай
Удивительное ощущение охватывает после прочтения всех меморандумов МВФ, писем еврокомиссара Хоакина Алмуньи и других жёстких документов и одновременно всех созданных в последние годы списков пожеланий о творчестве, конкурентоспособности, человеке на первом месте, долгосрочном развитии, точках опоры, скоростном развитии, возможностях и прочей поэзии. Задача этих красивых и дорогих иллюзий – при помощи небольшой интеллектуальной экспертизы утвердить единственную реальную формулу – «хорошо как есть». Но сегодня любой здравомыслящий человек понимает, что красивые байки превратились в пустую и опасную идеологию, так как нет людей, которые способны это реализовать и взять на себя ответственность за решения.
Эта нехватка – одна из главных проблем Латвии как failed state. Конечно, на фоне других таких стран мы – особенные. Но расколотая и неспособная принимать решения элита у нас имеется. В случае Латвии речь идёт не о нескольких враждебных группировках. Напротив, управлять Латвией никто не горит желанием. Бюджет для наших политиков стал настоящим испытанием. Но не из-за масштаба проблем. Многие из них не могли себе представить, что политик должен делать нечто большее, чем делёж денег, которые «упали с неба» в пользу друзей и спонсоров. Достаточно понаблюдать за реакцией некоторых парламентариев на вопросы о хозяйственном будущем страны. Удивляет не столько некомпетентность, сколько святая убеждённость, что эти вопросы их не касаются. Реформы? Ответственность? Перемены? Забудьте! Не ради этого такие люди пришли в политику. Наши политики компетентны в том, как обеспечить работой своих людей, как отдать своим общественные деньги, как обеспечить обязательные «откаты» при закупках, как повлиять на делёж европейских денег. Поэтому не надо их мучить неприятными вопросами. Например, как зарплаты латвийцев будут выглядеть на европейском фоне после ожидаемого развала системы окладов? И не станет ли Латвия похожей на Молдову уже в конце года, когда трудоспособный человек не сможет выжить без политических связей? В Латвии эти вопросы решают, может быть, политологи, социологи и демографы, но не политики, у которых хватает дел с поддержанием системы блата. Добавьте в этот коктейль готовность политиков добывать голоса за счёт разжигания этнической розни, факт, что демократию поддерживает лишь каждый десятый житель, грандиозную популярность Айвара Лембергса, и вы получите общую картину политики Латвии как failed state.
За год до переворота, в 1933 году, один из отцов-основателей нашего государства Микелис Валтерс в Jaunākās Ziņas писал: «Попытки каких-то отдельных групп и людей создать диктатуру у нас не найдут поддержки. Может, мы слишком опытный и разумный народ, который накопил жизненные мудрости, которым и следует, иногда даже неосознанно». Такие «успокоители» и оптимисты, конечно, и сейчас в почёте. С ними просто легче жить. Но сегодня они должны быть готовы к типичной судьбе латышского интеллигента Валтерса – недовольному рычанию в кустах и кухонной оппозиции после того, как failed state станет уже свершившимся фактом.
Перевод DELFI