Время рейтингов еще не пришло
— Вам хоть раз приходилось жалеть, что вы подписали приказ о роспуске Сейма?
— Нет. Это было абсолютно обдуманное решение, которое я принял после того, как обсудил со спикером, премьером и главой Генпрокуратуры ситуацию с голосования о невыдаче Шлесерса. У меня просто не было других альтернатив. Все указывало на существование в стране двоевластия — формально в правительство входили "Единство" и Союз "зеленых" и крестьян, но в парламенте CЗК часто голосовал по принципу сговора с оппозиционными фракциями. Это была ненормальная ситуация.
— А зачем вы сами пошли в политику? У вас ведь была возможность остаться в роли почетного экс-президента и не участвовать в предвыборной гонке.
— Конечно, я мог подписать указ, а потом стоять рядом и давать умные комментарии, но тогда бы не произошло никаких изменений. Голосование о роспуске Сейма стало фактически протестным голосованием против действующей власти, и в этой ситуации было логичным предложить избирателям политическую альтернативу, которая позволила бы изменить состав Сейма и правящей коалиции.
— Но с момента создания вашей партии ее рейтинг уменьшился в несколько раз. Вы видите в этом свидетельство, что утратили мандат народного доверия?
— Нельзя сравнивать нынешние рейтинги и те показали, что были зафиксированы во время выборов. В ходе социологических опросов 25-30% респондентов обычно не могут назвать своего фаворита, но в день выборов многие из них приходят на избирательный участок. Понятно, что осенью на рейтинг нашей партии влиял высокий уровень недоверия избирателей к старым политическим силам, и со временем этот эффект стал слабее. Но все-таки я призываю судить о рейтингах не раньше, чем через год или два, когда станут видны первые результаты тех реформ, которые мы сейчас запускаем в сфере образования и налоговой политики.
Про русских и олигархов
— За счет роспуска Сейма вам объективно удалось уменьшить влияние олигархов, но при этом вы позволили "Единству" фактически монополизировать власть. Вы довольны таким результатом?
— Я признаю, что любое хорошее дело, которое совершает правительство, публично в какой-то мере себе присваивает премьер. Но премьер — капитан команды, и это нормально, что в информационном пространстве доминирует "Единство", а про министров обычно вспоминают, только если его имя попадает в эпицентр какого-то скандала. Тем не менее, я не согласен, что Партия реформ полностью подчинилась "Единству". Нам удалось, например, убедить партнеров понизить налоги на рабочую силу, и мы не отказываемся от тех красных линий, которые установили себе еще до выборов, пообещав не работать в одном правительстве с олигархами.
— Но у вас были и другие обещания — сплотить общество, включить в правительственную коалицию "Центр согласия". Вы чувствуете свою ответственность за то этническое обострение, которое произошло по итогам досрочных выборов Сейма?
— Мы не отказывались от своих принципов. Наша партия с первого дня провозгласила, что открыта для всех и выступает за сплоченное общество. Мы были первой партией, которая публично заявила о своей готовности работать в одном правительстве с "Центром согласия". То, что этого не случилось, — неудача самого ЦС. У нас изначально было только 22 мандата, у "Центра согласия" — 31. Если объединению с таким мощным ресурсом не удалось войти в правительство, значит, их амбиции не отвечают их умению вести переговоры.
Другая ошибка, которую допустил ЦС, — активное участие в референдуме о втором госязыке. На мой взгляд, он был просто аморален: нельзя требовать от людей отказаться от языка своей матери. И я не понимаю, зачем нужно было загонять общество в тупик, поставив перед жителями вопрос, который только подчеркивает принадлежность к разным этническим группам.
Кризис по сценарию
— В момент подписания указа вы осознавали, что создаете опасный прецедент — избирателям может понравиться разгонять Сейм, чем воспользуются популисты, оппозиция, финансовые группировки?
— Я верю, что латвийский народ достаточно умен, чтобы не реагировать на призывы популистов. Пока я был президентом, в разное время с просьбой распустить Сейм ко мне обращались представители всех политических сил. Но тогда я категорически возражал, потому что в этом не было логики.
— Почему? Неужели за четыре года президентства вы не замечали, что политическая элита выходит за рамки дозволенного?
— Первым серьезным сигналом для меня стали события 13 января 2009 года. Политики тогда фактически не отреагировали на общественные протесты — они пытались искать виновных, но никто не предлагал вариантов политических реформ. Мое заявление от 14 января было типичным примером кризисного менеджмента: я поставил перед Сеймом несколько исполнимых задач, и нужно признать, что в течение следующих месяцев рейтинг парламента действительно подрос. Через какое-то время страх у депутатов прошел, но в то время страна уже начала приближаться к экономическому кризису, и роспуск Сейма стал бы для нее самоубийством.
В прошлом году ситуация была иной: мы вышли из экономического кризиса, но стали погружаться в кризис политический, что рано или поздно опять бы отразилось на состоянии латвийской экономики. Голосование по Шлесерсу четко показало: если все оставить как есть, страна будет безответственно ограблена. Но для меня очень важно и то, что "указ номер два" никоим образом, как многие предсказывали, не навредил экономике Латвии: мы продолжаем придерживаться прежнего курса фискальной политики, кредитные рейтинги Латвии повышаются.
— Вы считаете, что после роспуска Сейма в Латвии стало жить лучше?
— Роспуск Сейма точно пошел на пользу. Если год назад парламенту доверяло только 10% населения, то сейчас уже где-то 25%. Это очень хороший результат для того короткого срока, что работает нынешнее правительство. И не будем забывать, что экономика Латвии при этом демонстрирует самый активный в Евросоюзе рост.