Большинство комментаторов, в частности, Борис Цилевич исходят из правовой оценки ситуации. Испанское законодательство не позволяет автономиям ставить вопрос об отделении от государства, международное право не ограничивает в этом вопросе суверенитет государств — следовательно, проблема исчерпана. Остальное — эмоции, которые ничего не решают.
Такой сугубо юридический подход глубоко порочен. И в вопросе сепаратизма, где к нему часто обращаются, и в целом при решении сложных политических и нравственных проблем. Расскажу историю, где подобный подход доведен до абсурда.
Во время Первой мировой войны в Екабпилсе стояла российская воинская часть. Военный врач из нее, армянин по национальности, влюбился в местную еврейскую девушку, женился на ней, да так и остался в этом городе. Лечил горожан, жена ему помогала. Четверть века спустя, в начале нацистской оккупации, семья перебралась в Ригу и поселилась в Болдерае, где их никто не знал. Армянская фамилия объясняла восточную внешность супруги врача, и она чувствовала себя в относительной безопасности.
Это ее и подвело — однажды, пару лет спустя, она отправилась на Центральный рынок и неожиданно встретилась с бывшей пациенткой своего мужа. Та немедленно устроила скандал: "Как, почему вы здесь? Вас же давно должны были расстрелять!" Люди начали оглядываться, но к счастью, женщине удалось скрыться быстрее, чем появилась полиция.
Шумную даму знали в семье хорошо. Она вовсе не была убежденной нацистской или антисемиткой. Просто богобоязненная женщина выросла в убеждении, что законы надо исполнять, а не обсуждать. И живая еврейка на свободе в 1943 году, когда уже два года действовал неукоснительный приказ об поголовном уничтожении этого народа, оскорбила правосознание нашей героини. Кстати, характерно: когда мы изучаем биографии тех, кто героически спасали евреев в годы нацистской оккупации, то непропорционально часто встречаем среди них людей, имевших проблемы с законом — мелких воришек, контрабандистов и т.п. Это объяснимо: человек, имеющий опыт нарушения одних законов, проще решается на нарушении других.
Все вышесказанное вовсе не пропаганда правового нигилизма. Здесь диалектика: с одной стороны, законы надо исполнять, с другой — анализировать, не противоречат ли они неким более важным ценностям. И если противоречат, то сознательно их игнорировать. Поэтому контрабандист Жанис Липке остался в истории героем, а вышеописанная жительница Екабпилса, не нарушившая в жизни ни одного закона, чуть не стала убийцей.
Исходить из принципа "Пусть рушится мир, но торжествует закон" обязаны люди лишь одной профессии — юристы. Все остальные, особенно когда мы обсуждаем ситуацию, которая прямо нас не касается, как борьба за самоопределение чужих народов, должны смотреть принципиально иначе: а хорош ли этот закон, справедлив ли он. И в первую очередь так должны делать политики. Потому что профессия политика состоит в постоянном законотворчестве, то есть в отмене плохих законов и создании хороших.
Поэтому, когда политик Цилевич анализирует ситуацию в Каталонии исключительно с юридической точки зрения, то он действует вопреки своей профессии. Я уж не говорю, что вопреки своим убеждениям молодости, когда в годы Народного Фронта для него ценность независимости Латвии была выше, чем защищенная Конституцией СССР и международным правом территориальная целостность Советского Союза.
Благодаря такой разумной диалектике человечество идет по пути прогресса. Законы постоянно совершенствуются, отвечая современной стадии развития. Буквально на нашей памяти гомосексуализм являлся уголовным преступлением — а сейчас признан чуть ли не нормой. Крепостное право в России или рабовладение в США отменено чуть больше полутора веков назад — нам оно сейчас кажется абсолютной дикостью.
Поэтому очень важно понять, отвечает ли современный подход к сепаратизму, практически запрещающий его, неким высшим принципам. А для этого перечислить признаки, которые говорят о принципиальных дефектах тех или иных законов.
1. Отсутствует единообразный подход к разрешению сходных ситуаций и даже стремление такой подход найти. Это очень выпукло заметно на примере современной Украины, где с одной стороны, воспевают героизм борцов за независимость от СССР, а с другой сажают в тюрьму сторонников независимого Донбасса. Очень характерен комментарий одного из украинских политологов: "30 лет назад я бы горячо поддержал каталонцев, а сегодня нахожусь на стороне испанских властей". Естественно — украинские националисты были сепаратистами в СССР, а сейчас стали борцами с сепаратизмом.
2. Действующий правовой механизм противоречит естественному чувству справедливости. Очевидно, что воров в мире больше, чем сепаратистов. Но присваивающий чужое имущество человек, как правило, осознает преступность своего поведения, тогда как сепаратист ощущает себя бескорыстным борцом за правое дело. Официальная идеология практически всех государств воспевает героев-освободителей, и сепаратисты тоже чувствуют себя таковыми. Невозможно логически объяснить, почему полтора миллиона латышей имеют право наслаждаться национальным государством, а у 30 миллионов курдов такого права нет.
3. Следствием перечисленных причин является провоцирование насилия. На него охотно идут и сепаратисты, потому что не видят законного пути исполнения своих желаний, и представители власти, поскольку иначе не могут защитить закон: нарушителя трудно задержать и осудить, на его стороне множество единомышленников. Поэтому их бьют дубинками, как в Каталонии, или расстреливают дальнобойной артиллерией, как в Донбассе.
4. Борьба с сепаратизмом приводит к нарушениям прав человека, в том числе и тех, кто лоялен законной власти. В Каталонии полиция избивала всех, кто шел на референдум, хотя часть этих людей голосовала против независимости. Ровно так же от обстрелов Донбасса и блокады Крыма страдают как тамошние сепаратисты, так и сторонники Украины.
5. Результатом юридической несостоятельности системы становятся фактически независимые, но формально не признанные квазигосударства. Сегодня в одной только Европе таких девять, вполне вероятно, что Каталония пополнит их число. От жителей этих стран требуется исполнение взаимно противоречащих законов, которые установили с одной стороны сепаратисты, а с другой — официальные власти. Жить в таких странах очень неуютно, проблема затягивается на десятилетия, а число дискриминируемых исчисляется многими миллионами.
6. Законодателями в сфере международного права в этой проблеме является явно заинтересованная сторона — правительства государств. Это противоречит общим принципам законодательной деятельности. Почему рабство существовало в США так долго? Потому что решения о нем принимали рабовладельцы, а рабов никто не спрашивал. Когда появилась значительная прослойка людей, не являвшихся ни рабами, ни рабовладельцами, избранный их голосами президент Линкольн смог оценить ситуцию объективно и отменить рабство.
Если существующая система неудовлетворительна, то напрашивается вопрос — какой же она должна быть? Я предложил возможный алгоритм действий как раз накануне отделения от Украины Крыма и Донбасса. Конечно, не исключаются и другие идеи. Важно констатировать, что нынешний порядок никуда не годится.
Разумеется, возможен и скептический взгляд на ситуацию. Стоит ли что-то обсуждать, если современный мир построен на признании суверенитета государств, а они не готовы отказаться от существующей практики? Дескать, обращайтесь во всемирную лигу сексуальных реформ, как советовали нам классики…
Думаю, что говорить стоит. Потому что капля камень точит, и общественное мнение какое-то значение имеет. Сколько бы мы ни говорили о том, что рабовладение в США пало по экономическим причинам, свою роль в этом сыграла и знаменитая книга "Хижина дяди Тома", показавшая, насколько трагично и противоречит элементарной человечности положение чернокожих американцев. Намного ли счастливее сегодняшние обитатели сепаратистских регионов?
