Оба информационных повода — и здешнее шествие легионеров, и тамошние выборы президента — отражают неповторимую национальную специфику. И оба заставляют морщиться иностранцев. Кому-то непонятно, как в стране, формально принадлежащей ко всем структурам Европы пригожей, могут торжественно, при поддержке политиков из правящей коалиции и непротивлении большинства населения, шагать по центру столицы бойцы СС. Другие не возьмут в толк, как страна, беспощадно шутившая над осточертевшим Брежневым, на полном серьезе продлевает срок правления первого лица до четверти века.
И Латвия, и Россия в связи с мартовским обострением национальной специфики опасаются провокаций и усиливают бдительность. Они обе обижены на окружающих, которые не уважают их особость и по-всякому злоумышляют. Наша Полиция безопасности посетовала на то, что шествие 16 марта вечно используется враждебной Москвой для антилатвийской пропаганды, мифотворчества и вранья. Враждебное вранье, по мнению ПБ, — это не то, что эсэсовцы и сочувствующие им гордо ходят по городу, а то, что это плохо.
Россия, в свою очередь, в преддверии собственного мартовского действа ждала атак и диверсий. Сопредседатель штаба Владимира Путина Сергей Когогин боялся фейковых новостей и "киберпровокаций", глава Центризбиркома Элла Памфилова предупреждала о возможных попытках срыва выборов, а замначальника Главного управления по охране общественного порядка Алексей Зинин обещал: Росгвардия, если что, будет 18 марта "действовать жестко".
Разумеется, те, кто ходит с цветами и флагами 16 числа у нас, и те, кто поприветствует результат выборов в РФ, радость другой стороны разделить не способны. Для здешних поклонников Латышского легиона нет ругательства страшней, чем имя победителя российского голосования (кто-нибудь заметит, что имя это заранее неизвестно? Найдутся такие?). Тем же, кто поставит в воскресенье галочку в бюллетене рядом с фамилией "Путин", сравнение российских выборов с латвийским шествием, скорее всего, покажется кощунством.
И все-таки непохожие весенние мероприятия — ярчайшее свидетельство нашей похожести. С разницей в два дня Латвия и Россия в очередной раз убедятся: в политике у них обеих ничего не меняется десятилетиями.
Добрых четверть века в середине марта у нас крутят все ту же заезженную пластинку. Те же страсти кипят (ну, побулькивают) по тому же поводу. Звучат те же сетования на российских пропагандистов и работающих на Россию провокаторов. Те же политические силы пиарятся за счет тех же дедушек трудной судьбы. Дедушек все меньше, зато сочувствующих все прибавляется. Если кто-то когда-то надеялся, что надоест, приестся, что общеевропейские приличия возьмут верх — то он показательно и жесткого обломался. Это как некоторые проявления физиологии — надоесть не может. Ежегодная публичная мерзость совершается со специфическим сладострастием бесстыдства: oops, we did it again! Да, мы опять сделали это, и дальше будем! Мы знаем, что вам противно — и нам от этого приятно. А вы ничего поделать не можете и будете терпеть. И от этого нам приятней вдвойне.
На фоне общего бесстыдства Нацблока и присных особо умиляет внезапная стеснительность членов кабинета от оного Блока — неожиданно
обнаружившихся за границей (Мелбарде, Герхардс) и потому, увы, не могущих пройтись вместе с ветеранами. Такое лицемерие еще похабней, чем эксгибиционизм не облеченных министерской властью.
Но как вести себя при виде всего этого, непонятно. Возмущаться — в очередной раз? С одной стороны, не возмущаться нельзя, потому что на глазах у тебя, в твоем городе, от лица твоей страны творится очевидная гадость. С другой стороны, ты отлично понимаешь, что этого от тебя и ждут — дабы указать на тебя, недовольного, пальцем: смотрите, мы же говорили, что они все нелояльны!
Самое угнетающее в происходящем — его повторяемость, неизменность, бесконечность. Невозможно десятилетиями смотреть на эсэсовцев, невозможно десятилетиями по этому поводу негодовать, невозможно без конца повторять азбучные истины ("СС — это плохо!") с ясным осознанием: те, кто на твою азбуку чихал, будут чихать на нее и впредь — еще более демонстративно.
Третий десяток лет латвийская политика уныло и тупо топчется вокруг одних и тех же тем: Латышский легион, 9 мая, оккупация, последствия оккупации, нелояльность русскоязычных. Слишком много русского языка! Образование должно быть только на государственном! Я слышал эту лабуду в свои шестнадцать, будучи безусым лицеистом. Я слышу ее в сорок с копейками, будучи лысым дядькой. И я почти наверняка помру под эти заунывные звуки, если доведется помирать на родине.
И поэтому я хорошо понимаю ощущения тех россиян, кто через два дня после меня испытает острое чувство скуки и безнадеги. Оттого, что восемнадцать лет кряду они видят в вечерних новостях одну и ту же верховную физиономию — и знают, что впредь им наблюдать ее еще как минимум шесть лет. И слышать все те же пропагандистские мантры. Все те же ритуальные проклятия в адрес внешних и внутренних врагов. Их дети родились при президенте Путине. Их дети достигли совершеннолетия при президенте Путине. Их дети родят собственных детей при президенте Путине. И, вполне возможно, похоронят и оплачут их дети тоже при президенте (ну или какой он возьмет себе титул, если решит, как и раньше, формально соблюсти конституцию) на букву "П".
Когда-то, давным-давно, в прошлом тысячелетии — но когда легионеры уже вовсю ходили к Памятнику свободы, а Путин уже был премьером и готовился в президенты — у меня в редакционном кабинете висел издевательский плакатик, выпущенный в рамках рекламной кампании фильма "Бойцовский клуб". На плакатике многажды повторялась по-английски одна и та же фраза: "Это твоя жизнь, и она становится короче с каждой секундой. Это твоя жизнь, и она становится короче с каждой секундой. Это твоя жизнь…"
Это моя жизнь, она становится короче с каждой секундой — и мне тошно от мысли, что вся она пройдет под аккомпанемент одних и тех же бесплодных споров о бесспорных вещах. С видом на одни и те же лица. С ощущением полного собственного бессилия как-то повлиять на происходящее вокруг.
В конце второй декады нынешнего марта по разные стороны латвийско-российской границы наблюдается политическое и медийное оживление. Но за этой поверхностной суетой скрывается отсутствие всякого движения, летаргия, окостенение, лютая тоска. У этой летаргии, у этой тоски единая природа — как бы обе стороны ни убеждали себя, что по другую сторону Зилупе живут их полные антиподы. У нас не только прошлое общее. У нас во многом общее настоящее. И вытекающее из него отсутствие будущего у нас — тоже общее.