Вайра Вике-Фрейберга: реформа образования — не политический футбол

Как избавиться от одиночества?

— Г-жа президент, совсем недавно Эстония отказалась от перевода русских школ на государственный язык обучения. Как, по-вашему, обстоит ситуация в Латвии? Наши школы готовы к такому переводу? И имеет ли вообще смысл такая реформа?

— Политическое решение перевести среднюю школу на латышский язык обучения принято. Если этого не сделать, то продолжится параллельное существование двух общин. Как в Монреале, о котором говорят: два одиночества живут рядом друг с другом, но никак не могут сойтись.

— Неужели русский школьник, если будет решать математические уравнения по-латышски, лучше интегрируется в латвийское общество?

— Я скажу вам из своего собственного опыта: между изучением языка как отдельного предмета и обучением на нем существует огромная разница. В Касабланке я ходила во французскую школу, и английский был только одним из предметов. А когда я приехала в Канаду, то устроилась на работу в англоязычную компанию. Я была в отчаянии: четыре года учить язык, чтобы потом осознать, что совсем его не знаю. Даже злейшему врагу не пожелала бы пережить такое.

— Я в свою очередь могу поделиться своим опытом: закончил русскую школу, в университете учился на латышском, работал в латышской фирме. И никаких проблем с языком у меня не было. При том что латышский я учил в школе как предмет и еще брал частные уроки…

— Вот видите, у вас были частные уроки.

— Чтобы в частных уроках не было необходимости, можно ввести в школах более интенсивное преподавание латышского языка, литературы, культуры. Но при этом остальные предметы оставить на родном языке.

— Возможно, этот вариант стоило бы рассмотреть. Однако переход на латышский задумывался для того, чтобы расширить его употребление. Другое дело, как осуществить все с практической точки зрения: хватит ли для этого учебных средств, учителей. Я поручила отчитаться за это министра образования. И он мне доложил, что с учебными средствами нет абсолютно никаких проблем.

Уже сегодня есть школы, которые, я знаю, "переключились" на латышский язык. Однако есть школы, которые принципиально отказываются это делать по идеологическим соображениям. И есть школы, которые попросту не знают, где им взять преподавателей. Вопрос очень серьезный, и задуматься над ним нужно всем, включая родителей. Они должны подойти к директору школы и поинтересоваться, как школа подготовилась к переходу. Потому что нравится закон или не нравится, выполнять его надо будет всем.

— В частных беседах некоторые специалисты упрекали вас в том, что вы не слушаете вторую сторону. К примеру, правозащитник Борис Цилевич…

— Господин Цилевич, насколько мне известно, считает себя универсальным специалистом. Он настолько идеологичен и убежден в своей правоте, что я заранее знаю все, что он скажет. Но здесь пора понять: абсолютных критериев для того, чтобы судить, правильное ли это решение, — нет. Латыши не хотят, чтобы когда-нибудь повторилась ситуация, когда русские откажутся говорить на латышском языке. И поэтому они хотят, чтобы русские учились на латышском. Вот и вся проблема.

— Латыши хотят, чтобы русские в школах учились на латышском, или они хотят, чтобы русские знали латышский язык?

— Конечно, важен именно результат. Механизм, как добиться знания языка, — это не идеологи- ческий вопрос. Это вопрос техни- ческий. Идеологический только вопрос результата, к которому мы придем: в независимой Латвии люди будут общаться на латышском.

Законы просто так не меняют

— Вернемся опять к опыту Эстонии. До сих пор складывалось так, что все, что происходит в Эстонии, рано или поздно доходит и до нас. Означает ли это, что нужно ждать поправок и в наш Закон об образовании?

— Вы правы, до сих пор так часто бывало. Но я вовсе не считаю это законом природы. В Латвии мы будем исходить из того, насколько наши школы готовы к такому шагу. Я слышала, в отдельных школах ведется агитация, чтобы сорвать их перевод на латышский язык. Понимаю, что это вызвано объективным беспокойством. Поэтому за два года, что у нас остались, нужно все просчитать на уровне специалистов, а не политиков. Если продолжать политизировать этот вопрос, он скоро может стать объектом политического футбола. И тогда уже решить его с позиции здравого смысла будет очень непросто.

— Вы могли бы использовать свое законодательное право и предложить поправки.

— Если бы я видела в этом необходимость, я уже бы сделала это. Поймите, законы не меняются просто так: вот я посмотрела на небо и решила — все, сегодня буду менять закон. Из бесед с министром образования, из документов я убедилась, что школы были предупреждены о реформе заранее, и в некоторых она уже осуществляется. И я не считаю, что закон надо менять. Информация, которая у меня есть, меня в этом не убедила. Как раз напротив: я вижу, что все идет своим чередом.

— И тем не менее половина русских родителей не поддерживает перевода школ на латышский язык обучения!

— А вы знаете, сколько латышских родителей поддерживают этот переход? Уверена, что их значительно больше. Есть русские, которые до сих пор считают требование учить латышский необоснованным и оскорбительным для себя. А для латышей оскорбителен их отказ говорить по-латышски. Без позиции национального примирения с обеих сторон этого вопроса нам не решить. Надо постараться понять друг друга. Русские должны прекратить считать проявлением агрессии требование говорить по-латышски.

И не считать за огромную победу всякое ограничение прав латышей на использование латышского языка. В то же время не помешало бы и латышам спокойнее относиться к русским и не воспринимать их желание учить своих детей говорить на родном языке как угрозу. Я как президент этой страны хочу, чтобы все жители знали латышский.

Я бы не желала больше слышать, что мы, мол, представители большого народа и мы на вашем "собачьем" языке говорить не будем. При таком отношении мы не сможем жить вместе. Должно быть движение навстречу друг другу. Пора уже признать, что Латвия — не российская губерния, как было век тому назад, и не российская колония. Это независимая страна, земля латышей и их предков, и здесь правит латышский язык. И те, кто выбрал жить здесь, должен это признать. А кто думает, что это — плохое место для жизни, и не хочет говорить на этом "дурацком" языке, всего доброго — никто насильно здесь не держит. Езжайте в большую Россию или в маленький Люксембург.

Или оставайтесь в Латвии, но с уважением к языку и традициям. А латышам пора прекратить жить обидой за прошлое и понять людей, которые живут с ними рядом и для кого Латвия — дом.

Кто такие нацменьшинства?

— Взглянем на язык в контексте Европы: рамочная конвенция Совета Европы по защите нацменьшинств предполагает более либеральное решение языкового вопроса. Но латвийский Сейм конвенцию до сих не ратифицировал. Почему?

— Латвия сейчас не готова к ратификации этой конвенции, как не готовы к этому Франция, Голландия и ряд других государств. В каждой стране понятие национального меньшинства складывается по-своему. Один пример — это курды в Турции, которые жили там веками. Другой — это турки в Германии, которые приехали туда совсем недавно. Или посмотрите на Бельгию: каким чудовищным было напряжение, когда французы притесняли валлонцев.

И уже невозможно было сказать, кто на этой земле меньшинство. То же было на протяжении 50 лет советской оккупации, когда русские зажали латышей в угол. И когда Латвия вновь стала независимой и латыши вернули, наконец, себе законное численное превосходство, их стали обвинять в том, что они притесняют русских. Но давайте все-таки разберемся, кто же здесь меньшинство. Если вы поедете в Даугавпилс, вы столкнетесь с тем, что латыши там находятся под угрозой в абсолютном меньшинстве.

— И что вы предлагаете? Переселить туда латышей?

— Я получаю письма от латышей, которые живут в тех краях. Они упрекают государство в том, что, мол, ничего не делается для того, чтобы деколонизировать эти земли. Я в свою очередь хочу спросить у этих людей: что же вы такое пропагандируете? Этот вопрос нужно было решать еще в 1991 году. Но этого не делалось, а теперь не время для радикальных решений. Сейчас мы движемся в ЕС, где границы вообще практически стерты, и здесь могут оказаться десятки других народов.

— А что, по-вашему, значит понятие "национальное меньшинство в Латвии"?

— Точного ответа у меня сейчас нет.

ЕС похож на нерадивого студента

— Существует мнение, будто ЕС специально выдвигает все более и более жесткие требования к странам-кандидатам, согласиться с которыми будет очень нелегко. И делается это с целью, чтобы страны- кандидаты сами отказались от вступления в ЕС, скажем, проголосовали бы против на референдуме. Хороший пример — недавнее решение о сельскохозяйственной помощи, когда "новички" будут полу чать в 4 раза меньше, чем нынешние члены. По вашему мнению, ЕС не пытается оттолкнуть нас от идеи вступления в союз?

— Я не думаю, что это так. Для Европы привычно откладывать решение самых сложных вопросов на последний момент. Как студент, который курсовую сдает тогда, когда не сдать уже нельзя. И это время нам надо использовать для того, чтобы разъяснить обыкновенному латвийскому человеку, что его страна получит от вступления.

— Насколько велик риск, что на референдуме латвийский народ проголосует против вступления?

— Риск велик, потому что сейчас 36% населения не желают вступать в ЕС. Это больше, чем сторонников ЕС. Какой выход? Надо убедить тех, кто еще не определился со своей позицией, и одновременно успокоить евроскептиков. Задача, конечно, не из простых. Даже лично мне механизмы принятия решений евро- чиновниками иногда кажутся чересчур сложными. И я понимаю, что это отпугивает нормальных людей.

А ведь нам с этим жить, это уже неизбежно. Так что нужно элементарное просвещение: рассказывать о плюсах и минусах организации. А то, что минусы есть — это без сомнений. Ведь за ЕС стоят конкретные люди, а человек, как все мы знаем, несовершенен и допускает ошибки.

— Так что евроскептицизм, по-вашему, обоснован?

— Он субъективен и основан на страхе отдельных людей, что "нас", во-первых, "не поймут", во-вторых, "нас используют", в-третьих, "нас разрушат". Их аргументация чисто эмоциональная: не знаю, что там будет, однако точно будет плохо. А почему плохо? "Не знаю, но ничего хорошего не будет". Рациональными доводами победить этот страх будет сложно. Но у меня как у опытного педагога есть надежда, что все-таки возможно.

Нужно дать очень конкретные ответы на вопросы. Потому что страх берется от незнания. И прошлого опыта. Латыши помнят, как их уже включали в один союз, ни о чем не спросив. И помнят, как их там обижали. Так вот нужно объяснить, что такого уже не будет. Чтобы не оставить ни малейшего шанса провокаторам, которые откуда-то с потолка берут цифры о том, что вступление Латвии в ЕС ежегодно будет стоить бюджету 200 миллионов. Откуда они только эти цифры берут?!

НАТО нам поможет

— Давайте перейдем к вопросу о НАТО. В последнее время отношения между НАТО и Россией резко улучшились. Планируется создание общего совета. И естественно, такое развитие событий повышает безопасность нашей страны. Стоит ли, по-вашему, в свете последних событий Латвии вступать в НАТО?

— Россия — не главная наша причина для вступления в НАТО. В составе НАТО есть страны, у которых с Россией вообще нет общей границы, и тем не менее они считают членство в альянсе очень серьезным аргументом для своей безопасности.

Латвия как страна, у которой после возвращения независимости не было своей армии, а только оставшиеся от советской армии развалины, сегодня очень далеко шагнула вперед. И именно благодаря НАТО, благодаря нашему стремлению вступить в альянс. Не будь НАТО с его стандартами, едва ли нам удалось бы так повысить свою безопасность.

— А кто же нам теоретически может угрожать, если не Россия?

— Бог его знает, кто. И Германия в свое время была совершенно благополучной европейской страной, пока к власти не пришли национал- социалисты. И посмотрите, чем это в истории обернулось. Мы никогда не знаем, откуда грянет опасность, но мы должны быть готовы отразить любой удар. Даже международных террористов.

— Вы действительно верите в то, что все страны НАТО ввяжутся в конфликт из-за такой едва заметной точки на карте, как Латвия?

— Так и будет, поверьте мне. В течение нескольких секунд.

— Два процента от ВВП — не слишком ли большая плата за гипотетическую возможность для страны, которая не может обеспечить своих стариков нормальными пенсиями, а полицейских — бензином?

— В любом случае это вдвое меньше той суммы, которую платит Греция. Потому что они имеют за спиной неприятный исторический опыт. Для нашего опыта в самый раз два процента. Поставьте вопрос иначе: плата не за гипотетическую возможность, а за свою безопасность.

— Возвращаясь к дружбе между Россией и НАТО — вы можете представить себе натовские военные учения на территории Латвии, в которых принимали бы участие российские военные?

— В этот самый момент, когда мы с вами говорим, российские военные плечом к плечу с натовскими солдатами служат на Балканах. У них есть опыт сотрудничества в других операциях.

— Но именно в Латвии?

— А почему нет? Когда Латвия вступит в НАТО, любая программа или учения натовских войск могут проводиться на нашей территории. И участвовать в них могут в том числе российские войска.

Президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга: