За три месяца до выборов мы собрали за одним столом исследователя городов Виестура Целминьша, бывшего министра экономики Даниэла Павлютса и профессора Дениса Ханова, чтобы обсудить, каким вопросам в преддверии муниципальных выборов политикам и избирателям следует уделить особое внимание.
Регионы сегодня и через 10 лет. Как вы видите обе эти картины?
Денис Ханов: Должен сказать, путешествуя по Латвии, возникает ощущение, что Латвия сосредоточена только в Риге. Сердце вроде бы есть, но тело постепенно начинает умирать, оно не ощущается. Латгалия уже превратилась в такое место, где существует своего рода символическая пустота.
Все наши причитания по поводу неразвитого региона или регионального мышления связаны с Латгалией. Какое-то время я преподавал в Резекненской Высшей школе. Там чудесные люди — преподаватели, студенты. Но вокруг города — пустота и темень. Особенно, когда я ездил туда осенью медленным поездом. Кажется, он движется со скоростью около 50 км/ч, проезжая через такие места, которые невозможно ни узнать, ни рассмотреть. Там больше нет жизни.
Даниэл Павлютс: Может, электричество экономят.
Денис Ханов: Может. Но тогда вопрос — почему? В любом случае, если в такие места попадают люди, я вижу в них глубокую, безнадежную усталость. Там доминирует бедность, у людей нет доступа к качественной медицине. Я вижу это в довольно темных, грустных тонах. По-моему, молодые жители Латвии при более мудрой и уважаемой политике могли бы стать импульсом к развитию таких регионов.
В прошлом году какое-то время у меня была возможность получить альтернативный опыт о регионах Финляндии. Мы там видели, что главное, конечно, это развитие инфраструктуры, чтобы люди не зависели от столицы.
Виестур Целминьш: Да, получился основательный минор. По-моему, надо смотреть на более широкие процессы — то, что происходит в Латвии, происходит и в других местах Европы. 54% (возможно, больше) европейских городов уменьшаются. Речь не только о Латвии, Литве или Эстонии. Мы говорим о более, чем половине населенных территорий. Это своего рода неизбежность — большие становятся больше, маленькие — меньше.
Прежняя структура населенности в Латвии, нравится нам это или нет, была основана на ресурсах, которые одному национальному государству были "не по карману". Это в большой степени спонсировалось Советским Союзом. Мы больше не можем это выдержать. Скорее мы возвращаемся к населенности, которая была, скажем, в довоенные годы, исключая то, что у нас больше не аграрное общество.
Надо говорить о занятости. При нашем народном хозяйстве одно государство или самоуправление не может создать новые рабочие места, открыв завод покрышек или переработку. Эта эпоха закончилась. Это давно забрала Азия. Неважно, доходит ли до нас этот сигнал.
Даниэл совершенно компетентен говорить о том, что такое новые формы предпринимательства, которым, в общем, не нужна огромная поддержка государства или самоуправления. Они должны создавать нормальную среду, где есть дороги, где можно обучать ребенка в основной школе. Наверное, о средней школе и вузе нужно думать дальше. Сильно сомневаюсь, что мы когда-либо увидим ситуацию, когда у нас в центре страны будут национально или регионально сильные вузы. Скорее можно надеяться на нормальные основные школы и садики.
Но мы можем предложить нечто людям, которые, например, работают в стартапах или вносят свой вклад в цепочку. Я смотрю на Кулдигу, Лиепаю, Цесис или Валмиеру. В данном случае могу говорить о Видземе, где сам прожил 30 лет. Я вижу многие вещи, например, Институт окружающей среды в Цесисе обслуживает Европейскую космическую станцию. Они дышат одним воздухом с нами. Они в состоянии сорганизоваться, собраться, привлечь население. Их добавленная стоимость измеряема десятками тысяч.
Даниэл Павлютс: Первое, на что мне хочется отреагировать, это утверждение Виестура по поводу СССР. Насколько населенность или историческая экономическая структура Латвии зависела от СССР как ресурса? Я понимаю, в последнее время наконец появились исследования, доказывающие, что в чисто денежном выражении Латвия все-таки больше производила и отдавала Москве. Тут можно поспорить, кто жил за чей счет. Могу согласиться с той частью комментария, что, да, конечно, эти 50 советских лет повлияли на многое, хотя не на все. Это все же была индустриальная эпоха. Это был совершенно другой этап, это было крупное промышленное производство, которое сформировало городскую структуру такой, какая она у нас есть.
Теперь по поводу Латгалии. С точки зрения миграционного сальдо, говоря о балансе "уезжают-приезжают", все знают, что Рижский регион растет. Единственный регион. К тому же, не столько Рига, сколько территории под Ригой. Другие части Латвии, чем ближе к границе, тем больше сокращаются. Вплоть до того, что в течение 10 лет треть жителей уехала или исчезла — умерла и т.д. Интересно, что в этом контексте Латгалия не выглядит хуже всех. Есть отдельные места, например, Рундале, которые выглядят хуже, чем в среднем Латгалия.
Последнее, с чем я полностью согласен, и что соответствует минорному тону, это еще один график. Если оценивать налоговые поступления в бюджет самоуправлений на количество жителей, очевидно, что Латгалия — самая бедная.
Думаю, говоря о локальной политике, надо разделять вещи, которые изменить невозможно, которые надо воспринимать как данные величины, например, урбанизацию, старение, свободное движение рабочей силы.
Это не Рига эгоистична, это человек меркантилен. Он принимает разумное решение. Короче говоря, человек разумно корыстен относительно того, что для него лучше. Он может поехать туда, где у него более высокооплачиваемая работа, для которой у него пока хватает квалификации. И все. Он туда уезжает. Рано или поздно уезжают и его дети, которые ходят там в садик и т.д. Давайте отделять неизменные вещи от тех, которые нужно и можно изменить. Например, то, как муниципальная политика может реагировать на эти неизбежные перемены, приспосабливаться и делать что-то оптимальное. Я бы сказал, то, что происходит сейчас, часто не оптимально.
По соседству мы видим, что в Литве есть Каунас и Вильнюс, в Эстонии — Таллинн и Тарту. Есть ли в Латвии город, который мог бы стать эдакой малой столицей? И нужно ли это?
Даниэл Павлютс: Нужно ли?
Денис Ханов: До Резекне на поезде ехать четыре часа. Если учитывать среднюю скорость, это, как и во второй половине 19-го века, как в царские времена, около 75 км/ч. Это просто стыд. Пока у нас такое представление о транспорте внутри страны, говорить об одном из наших символов, "зеленой Латвии, это своего рода лицемерие, ведь мы — совсем не "зеленая" экономика. Мы — очень экстенсивная экономика.
Говоря о том, как строить политику урбанизации, чтобы не приходилось выбирать между двумя жизненными пространствами, она довольно текучая. У меня есть несколько знакомых, которые выбирают жить на селе и только в конце недели приезжают и наслаждаются столичной жизнью.
Виестур Целминьш: Денис, можно конфронтировать? Вопрос был о кандидате. Хватает ли тебе смелости сказать, есть ли у нас кандидат.
Денис Ханов: Кулдига.
Даниэл Павлютс: Мы уходим в эмоциональные категории. Нужна ли вообще вторая столица? Я хотел подчеркнуть, что в Латвии есть объективно значимые города, которые размещены в разных концах страны. Начиная с Валмиеры, центра Видземе, двух крупных городов в Латгалии, двух курземских портов. Мне кажется, это вполне о`кей.
Глядя на эти крупные города, меня волнует, что они не способны себя содержать. Как отчасти экономиста и человека, который думает о вопросах развития, это меня беспокоит больше всего. Я знаю, что люди и дальше будут уезжать. Знаю, что публичные услуги самоуправлений не смогут улучшиться, если не вырастут субсидии из центра, который, как было сказано, эгоистичен. Но если Рига не будет финансировать услуги в городах второго уровня, то ничего не останется.
Виестур Целминьш: Тогда очень конкретно — нужно ли нам субсидировать эти города или позволить естественным образом сократить число жителей, корзину услуг и в результате уйти в еще больший застой?
Даниэл Павлютс: И это правильный вопрос!
Виестур Целминьш: По мнению Дениса, транспорт — это главное, с помощью чего мы можем уменьшить стагнацию и создать альтернативу тем, кто не хочет жить в Риге.
Даниэл Павлютс: Думаю, это вопрос нелегкого выбора. Давайте посмотрим на вещи реально. Решения, которые принимались в региональной политике Латвии в последние 25 лет, были политическими, а не рациональными или экономически обоснованными. Что я имею ввиду? То, что встает волостной голова, делает руки по швам и говорит, что не закроет местную школу, где заполняемость помещений — 27%, школу, которая построена в советское время, монстр и для других нужд. Ясно, что эта школа в конкретном населенном пункте — главный работодатель. Правда, они живут за счет перераспределения налогов, но это трудно объяснить человеку.
Волостной голова отказывается закрывать школу не потому, что он не понимает. Люди не понимают. Они не видят, например, что обучить одного ученика в такой школе стоит, скажем, 3000 евро в год, а в местном районном центре — 1500 евро. А при этом качество хуже. Деньги ведь не проходят через руки людей. Как объяснить, что у ребенка в жизни будут лучшие шансы, если он по утрам будет ездить, например, в Бауску, а учителей, которых мы все тут в волости знаем, уволят с работы? Пару из них, может, возьмут на работу, но другим придется думать о чем-то ином.
Так что, наша дискуссия сводится к таким вещам — способны ли мы обеспечить доверительную коммуникацию с самым разнообразным обществом при помощи власти, чтобы поднять эти вопросы?
Виестур Целминьш: По-твоему, образование — это один из двигателей развития? Транспорт и образование. Классический выбор.
Даниэл Павлютс: Не совсем. Я пытался проиллюстрировать, что нам надо оценивать, во-первых, были ли инвестиции в регионы. Были и довольно много. Вопрос, куда они ушли. Часто инвестиции делались в вещи и проекты, в инфраструктуру, которая экономически не обоснована. Она не учитывает снижение населения, это дорого.
Виестур Целминьш: Даниэл, не надо так.
Даниэл Павлютс: А как надо, Виестур? В данном случае, что надо, решает государство. Это не может происходить снизу. Нужна какая-то государственная установка. Но сейчас центральная власть не способна выдержать напор муниципальной политики.
Все-таки центральная власть определяет какую-то модель развития. Все-таки эти крупные инвестиции идут на такие проекты, которые имеют шансы увеличить выживаемость центров развития.
Такие инвестиции — это транспорт, более сконцентрированное образование, сконцентрированная высококачественная социальная помощь, хорошая локальная транспортная сеть. Я верю в такой подход. Нужен более плановый подход с экономической обоснованностью. Увы, если позволить выбирать простому жителю — закрыть школу или оставить — экономической логики в этом нет.
Регионы базируются на инвестициях, которые во многих случаях не обоснованы. Есть меняющиеся административные реформы, есть средства ЕС, которые в один момент исчезнут, ведь мы в политике ЕС больше не будем восточными европейцами, в которых надо вкладывать. Останутся регионы, которые потеряют крупные ресурсы на развитие инфраструктуры. Получается, надо им четко и ясно сказать — извините, мы больше не можем искусственно содержать это место, у вашего самоуправления нет будущего?
Виестур Целминьш: Этот разговор идет минимум семь лет. Совершенно ясно, что надо прагматично сказать этим людям, что на данных территориях нет перспектив развития. Это был бы рациональный подход, но политика нерациональна. Преподнести такую новость — это политическое самоубийство. Этого нельзя добиться.
Мы сейчас живем в фиктивной реальности, где обещают вещи, которые не выполняются, людей вводят в заблуждение. Ожидается какой-то идеальный типичный блондинчик, который придет и все сделает. Это ложь. Реальность такова: мы все время откладываем рациональное хозяйствование. Ты только что упомянул кохезию. Мы сами не занимаемся кохезией, мы принимает синтетическую кохезию из-за границы, надеясь, что Европа решит наши проблемы. Они их не решит, если мы сами целенаправленно не займемся территориальным развитием. Либо это образование, либо социальные услуги, либо транспорт.
Это мой серьезный вопрос присутствующим. При каких условиях возможна политика, основанная на данных? Мне сейчас не кажется, что политика основана на данных или фактах.
Денис Ханов: Данные — тоже часть политического дискурса. Мы все время делаем вид, что нас по-прежнему около двух миллионов. Это довольно-таки успокаивает. Но на самом деле нас меньше двух миллионов. Одна из священных коров — вопрос о новой рабочей силе. То, на что мы надеемся последние десять лет… Помню, я еще работал в секретариате интеграции, когда у правительство появилась представление, что голос матери-Латвии услышат в Великобритании, Ирландии, Испании. И что вернутся к зарплатам в конвертах, ужасному качеству медицины и т.д.
Нам надо разобраться, действительно ли мы будем ждать соотечественников назад? Мы их не дождемся, по крайней мере, не в ощутимом объеме, чтобы это повлияло на развитие экономики. В западной части Латвии есть ряд городов, которые, в принципе, могли бы развиваться стремительно, если была бы рабочая сила. Но сами главы самоуправлений, зная, что жителям страшно…
Вот и получается, что в Курземе не найти человека, который починил бы двери или вставил окно в сельском доме. Садовников нет, ничего нет. Надо говорить о том, что нам необходимы иммигранты.
Мы упомянули ряд проблем с миграцией, долгосрочностью инвестиций, транспортом, образованием, социальными услугами. Видите ли вы в предвыборное время, которое уже началось, партии, которые серьезно затрагивают эти вопросы? Называть по имени необязательно.
Денис Ханов: Классика — это этническое разделение. Это проще всего, "враг" это чрезвычайно продуктивный прием. Та же история о латышской Риге, которая звучала четыре года назад, восемь лет назад. А это снова дает плюсы "Согласию". Длительное, ритуализированное, повторяемое действие, где мы можем быстро создать себе капитал за счет иного. Тогда можно избежать всех тем — транспорта, образования, развития регионов, того, насколько была эффективной политика инвестиций, тех же иммигрантов, величайшего зла.
Мы живем в процессе симуляции и успокаиваем себя такими средствами как возвращение соотечественников. Я действительно вижу, что эта политика, ее основные элементы становятся все более перформативными, они превращаются в зрелище и симулируют реальность.
Процент людей, которые никому и ничему не верят, ужасает. Очень грустно, но это результат все более интенсивного параллелизма в восприятии реальности. Можно сказать — глубокий кризис ценностей.
Даниэл Павлютс: Если продолжать ту же политику, станет хуже. Депопуляция не изменится, экономическая активность в регионах не вырастет. Нужно что-то другое. У меня нет посланий о вещах, делая которые, впредь могло бы не стать хуже. Конечно, та же проблема, которую обозначил Виестур. Мы понимаем, что надо решать по сути, но мы прекрасно понимаем и то, что политик, который будет об этом говорить, точно не будет избран. Вопрос, кто должен быть лидером? Кто должен созреть первым — общество или политики? И в каком месте пытаться прервать этот цикл?
Виестур Целминьш: Денис обозначил две вещи. Мы говорим о кризисах ценностей и кризисе ценностей в политике. Но не будем забывать, что политика отражает часть кризиса ценностей в обществе.
У нас есть два свежих примера — в Англии и Америке. Похоже, скоро будет один во Франции, если не в Германии, где на фоне очень сложных социально-экономических проблем решения банализируются, упрощаются до черно-белого выбора. Сложность ситуации замалчивается, людям показывают простой выход.
Конечно, такая политика вводит избирателей в заблуждение. Если можно, добавлю две копейки по поводу серьезности положения. Любой кандидат и любая программа, которая вносит в повестку псевдопроблемы — например, национальный, этнический вопрос, границы, беженцев… В наши дни это совершенные псевдопроблемы.
Даниэл Павлютс: Или использование двухлитровых пивных бутылок.
Виестур Целминьш: Или пенсии, или общественный транспорт в городе. Эти вещи загружают эфир людей настолько, что просто не остается времени на региональное развитие, налоговую политику, занятость, квалифицированную рабочую силу. Конечно, это задача СМИ, государство этим заниматься не будет.
Жители часто не так уж активно отличают псевдопроблемы от актуальных проблем. СМИ должны действовать как фильтр, который напротив каждого альтернативного факта ставит факт, основанный на данных.
Мы знаем, что жители воспринимают новости и политику эмоционально. Я просто не вижу сейчас никаких других альтернатив. Псевдопроблемы забьют эфир, мы будем в еще худшем положении.
Хорошо, предположим, жители и политики осознанно или неосознанно живут в своей псевдореальности. Как это изменить?
Денис Ханов: Думаю, очень важный момент — особенно, если мы понимаем, что политика становится все более эмоциональной и действует через какие-то символические знаки — это послание о том, что нация является сплоченной, что нация — это все жители этой страны.
Не буду поднимать магический и тяжелый вопрос неграждан. Но речь о том, что в политическом послании на выборах самоуправлений, где, в принципе, надо говорить о хозяйственный вещах, о том, что ближе к повседневной жизни людей… И этническое не ближе всего, но на государственном уровне этот вопрос часто демотивирует людей, побуждает уезжать, если люди уже со школьных лет не ощущают сопричастности.
Мы видим, как недолгосрочны эти послания. Особенно это видно в крупных городах — в Даугавпилсе, в Риге. Это формирует изолированные общины.
Что может занять место этих посланий?
Денис Ханов: Нам не нужно изобретать колесо заново. Все это уже есть в других странах, где речь о том, что мы включаем в общину этнически, религиозно, социально, культурно, экономически разных людей, но мы являемся расширенной "латышскостью".
Это уже местами есть в текстах Министерства культуры. Это не проходит, так как очередная коалиция блокирует ряд вопросов.
Виестур Целминьш: Это преемственность, мы активны в политике и на практике, реализуя двухобщинное государство. И теперь это позволяет создавать псевдопроблемы. Мы можем обвинять другую общину в разных проблемах.
Денис Ханов: Такая универсальная ссылка.
Виестур Целминьш: Эта эмоциональная политика очень удобна, выгодна. Она легко будоражит, но она совершенно непродуктивна, нехозяйственна, нерациональна. Второй вариант, который, по-моему, очень хорошо обозначил Даниэл: нет просто тотального общества, где все думают так или иначе. Есть бесчисленные группы, бесконечные почтовые индексы. По этим почтовым индексам, если можно так сказать, для разнообразия надо создавать истории развития, имеющие потенциал.
Если говорить о партийных программах, есть ли в этих историях идея развития, если не считать скидок и проектов развития (то есть просто строительства)? Нет! Нужно говорить об агломерации Риги как территории, а не о административных единицах. Фактически в реальности мы "de jure" называем их: мол, вот — Марупе, вот — Адажи, вот — Кекава. Но фактически исторический центр Риги до улицы Пернавас содержит этих людей, платит им зарплаты.
Все это единая Рига, но мы раскололи ее на мелкие части, которые не могут договориться, где будет "Park&Ride".
Административная система на уровне динозавров. Она не отражает реальность. Хотелось бы видеть, решается ли этот вопрос в одной из программ. Если не решается, мы четыре года продолжим буксовать и тормозить конкурентоспособность Риги на уровне Балтии.
Даниэл Павлютс: Хочется пожелать, чтобы главы самоуправлений в кампаниях рассказывали не о том, сколько ливанский волостной начальник достал в центре и принес в свое место, а о том, как же нам сотрудничать с соседними местами, чтобы у нас, друзья, была лучшая жизнь. Как мы обеспечим, как будем сотрудничать с соседям, мы вместе организуем автобусы, социальную помощь, медицину. В результате у нас будет лучшая соцпомощь, здравоохранение и школы.
Вторая тема — создание рабочих мест. Есть обоснованные подозрения, что исторически эта тема для глав самоуправлений неудобна и непонятна. Исторически самоуправлениям было гораздо важнее заботиться о том, сколько человек там спит по ночам, а не о том, сколько там фактически рабочих мест.
Эти вещи надо менять в масштабах страны, в т.ч. в контексте налоговой политики. Такие инструменты есть, но самоуправления ими не владеют и пока в них не верят. Хотелось бы гораздо больше разговоров о том, что именно самоуправления будут делать, чтобы обеспечить достойный, полноценно оплачиваемый труд на определенной территории. Это не должно быть в пределах одного городка.
Виестур Целминьш: Можно добавить последнее: Если говорить о процессе политики, я всегда защищал совершенно непопулярную позицию. Я за то, чтобы люди вступали в партии. Даже если это невозможно, но я не знаю, как мы без нее продвинемся дальше.
Мы постоянно разочаровывались в людях, которых мы делегировали. Либо мы разочаровывались, что у нас такие кандидаты, из которых некого выбрать. Единственный способ, как я вижу и отбор кандидатов, и какую-то обратную связь после избрания, это ответственность перед кем-то, а не 300 донорских партий, которые представляют всю страну.
Даниэл Павлютс: Слушайте, друзья, мне кажется, нам снова надо вернуться к вопросам, на которые мы можем повлиять. Я просто хочу сказать, что я согласен с проблемой, но не согласен с решением.
Проблема — отсутствие политической активности, апатия, в результате — подверженность влиянию. Я согласен с постановкой вопроса, мне лишь кажется, что есть альтернативные пути решения. У меня нехорошие подозрения по поводу того, нам пора расстаться с историческим опытом многочисленных, крупных или даже не столь крупных, но долго существующих, стабильных партий. Не знаю. Кажется, время ускоряется, и дела происходят иначе.
Гораздо важнее добиться участия. Это может происходить при помощи каких-то массовых форматов "crowd-funding", например, портала "manabalss.lv", или локальных референдумов. Вступление в партии — один вариант, но есть и другие, возможно, более продуктивные, менее стигматизированные, с лучшим эффектом.
Но в контексте самоуправлений это критично. Тут я с вами согласен.
Виестур Целминьш: Я тебе говорю с точки зрения антропологии, ты хочешь заложить новую традицию. У нас тут нет традиции референдумов. "Мanabalss.lv" тоже в стагнации.
У нас в регионах построено много красивых культурных зданий — "Gors" в Резекне, "Dzintars" — в Лиепае, новый концертный зал в Цесисе. Местные гордятся. Может ли развитие культурной инфраструктуры помочь в увеличении политической активности?
Денис Ханов: А местные вам не рассказывали, что эти залы, конкретно в Резекне, много дней в течение месяца совершенно пустые и темные? Может, в одном маленьком блоке показывают кино. Я это пережил. У меня вместе с магистрами были исследование, почему в этот зал не приезжают люди, живущие по соседству. Да там исследовать нечего. Часто у них просто нет денег даже на бензин. Я очень поддерживаю развитие культурной жизни в регионах, концертные залы и мультимедийные холлы, но это еще одно проявление нашей экономической политики иллюзий.
Этим концертным залам нужны люди, но, например, резекненцы, в последние годы потеряли очень много людей. Это гигантомания с желанием проявиться в архитектуре.
Даниэл Павлютс: Не знаю, улучшает ли это политическую активность, но это может послужить источником самоуважения и региональной гордости. И это хорошо. В свое время я участвовал в создании программы региональных концертных залов. Результат — все более доступная культурная жизнь в регионах, она объективно ближе. Достаточно ли этого? На этот вопрос нельзя смотреть вне контекста. Эффективно ли это в плане затрат? На самом деле, так на культуру смотреть нельзя.
Виестур Целминьш: Я много об этом говорил. Главная проблема концертных залов в том, что они как парашюты. Это объекты, осевшие в одном месте. Планировщики не видят, что люди не могут приехать. Нужны и другие места, экосистема.
У нас есть решительные деятели культуры, которые часто воспринимают такие проекты как миссию. Поэтому их в регионах и строят. Но если этот объект не входит в экосистему, это как с почвой — если не подготовить, ничего не вырастет. Эти объекты там просто стоят. Часто стагнируют. Это не значит, что они не нужны. Просто все деньги нашего государства идут на строительство. Развитие в нашей стране приравнивается к строительству.
Как бы вы обратились к жителю Циблской волости, чтобы он все-таки принял участие в выборах самоуправлений? Видя приведенную вами аргументацию, многие не хотят нести ответственность за избрание партий, которые не способны говорить о долгосрочных политических решениях.
Виестур Целминьш: Во-первых, если кто-то думает, что за счет неучастия он освобождается от ответственности, он дурачит и себя, и своего кота — все домашние животные смеются, все пауки смеются, держась за животы. Не ходя на выборы, сердясь и оставаясь дома, ты несешь такую же ответственность. Это такая жалкая надменность. Не участвуя в выборах, человек думает, будто он дышит другим воздухом.
Даниэл Павлютс: Вообще мне кажется, что нам не надо стремиться уговорить людей приходить на выборы, так как этого точно будет слишком мало. Возможно, я покажусь максималистом и нетерпимым, но, если ты действительно готов только раз в четыре года прийти на выборы, и это единственное, к чему ты готов, то с тем же успехом можно и не ходить. Человек все равно не углубляется, не интересуется, получается лишь конкурс красоты. Я бы призвал так — если ты об этом думаешь, то думай и о том, что будет во время между выборами. Ведь в самоуправлениях люди знают, кто, что и как делает.
Люди говорят и видят, и если ты видишь, что надо по-другому, делай что-нибудь. Если люди требуют делать по-другому на уровне самоуправлений, нередко действительно бывает реакция. Особенно в предвыборный год. Я призвал бы думать не только о том, зачем идти на выборы, но и зачем быть активным. И уже потом эту свою волю реализовать на выборах.
Денис Ханов: Мы часто жалуемся, что политика от нас далека. Именно на уровне самоуправлений она ближе всего. Особенно в небольших населенных местах. Это места, где часто, выйдя из дома, ты уже попадаешь в эпицентр населенного пункта, где принимаются решения о тебе и твоей семье. Если тебе неинтересны вопросы, которые напрямую тебя касаются, оставайся дома. Если интересны, то иди на выборы и участвуй в принятии решения, ведь возможность есть.
Выборы также символичны. Одна прогулка к урне — это только начало. Затем важны четыре года, за которые мы можем еще многое изменить.
Даниэл Павлютс: Хотя число зарегистрированных избирателей известно, реальную ситуацию на местах мы до конца не знаем. С этой точки зрения, интересно посмотреть на введение е-выборов. Результаты участия могли бы заметно измениться. Об этом Латвии как раз следует подумать как соседу Эстонии.
Виестур Целминьш: Это суперкомментарий от Даниэла по поводу того, почему мы так застряли с введением е-выборов. На дворе 21-й век, все уже сидят в телефонах, а я еще не могу там проголосовать.
Страх по поводу безопасности?
Виестур Целминьш: Я не хотел бы спекулировать, но если бы мы это позволили, то в плане активности это могли бы быть день и ночь.