История дня. Что обещал и что сделал Андрис Берзиньш — четыре года день за днем  (43)

"Надеюсь, общество хорошо понимает, что следует оценивать меня по сделанной работе… Только через практические шаги я могу это доказать, никак иначе. Никакие речи там не помогут", — это было одно из первых заявлений Андриса Берзньша после избрания президентом Латвии. Четыре года прошли, какая-то работа наверняка была проделана. Давайте посмотрим поближе!

Одна из первых цитат Берзиньша в публичном поле: "Я в лесу, дрова собираю". Так он ответил на вопрос, с какими партиями он проводит переговоры перед выдвижением в кандидаты в президенты.

Андрис Берзиньш победил во втором туре (для победы в первом ему не хватило одного голоса) и сразу же начал устанавливать свои порядки. Отменил инаугурационный бал (президент, мол, может устраивать бал после хорошо проделанной работы, а он свою работу только начинает), пожертвовал первую президентскую зарплату школам (и обещал делать это впредь), заставил охрану отказаться от проблесковых маяков и сирены (и потребовал от нее вести себя незаметно), пообещал с русскими говорить по-русски, отказался от юрмальской резиденции, отменил традицию поздравления родителей новорожденных, отказался от президентской квартиры по истечению срока полномочий ("Мне не надо, у меня есть"), сам платил за свои уроки английского, лишил супругов первых лиц государства личных дипломатических подарков.

При этом он заявил, что ему безразличен его рейтинг в обществе, ведь цель состоит в том, чтобы "делать долгосрочные вещи", а не стремиться получить статус любимого народом президента. Рейтинг ответил ему взаимностью и, не побоимся этого слова, стабильностью: все четыре года деятельность Берзиньша на посту президента одобряли примерно 40-45% жителей Латвии.

Начал он раздавать и обещания. В частности, пообещал снизить налоги, в первую очередь подоходный налог с населения, уменьшить время обучения с 12 лет до 11 ("С этим лишним годом мы никуда не годимся"), принять закон об установлении четких критериев к министрам ("Это необходимо, потому что иначе министр появляется за одну ночь, и потом год надо угадывать, кто он такой"). Президент Латвии также традиционно пригласил в Латвию президента России (на тот момент им был Дмитрий Медведев).

На протяжении последующих четырех лет он также заявлял о необходимости разработать отдельную программу развития для Латгалии, написать новую Конституцию, сделать православное Рождество выходным днем, повысить зарплаты в госуправлении ("Какие же еще варианты, чтобы удержать молодых и толковых людей?"), увеличить удельный вес использования иностранных языков в высших учебных заведениях, ввести в Латвии "День терпимости",

"Я говорю сторонникам ЦС — пожалуйста, побуждайте своих депутатов. Зачем вы шлете мне письма (всего президент получил более 5500 писем в поддержку правительства во главе с ЦС — Прим. Delfi)? Команда Нила Ушакова сама должна была активно действовать, но все растворилось в воздухе после короткой вспышки активности с Партией реформ Затлерса. Потом ничего не было. Я вовсе не против, чтобы лидеры ЦС принесли и положили на стол — вот, пожалуйста, у нас — большинство. Не принесли. У команды Домбровскиса есть хотя бы 50 плюс шесть голосов", — позже прокомментировал он свое решение.

Президент также не согласился с тем, что русские политики подвергаются этнической дискриминации. "Разве Вячеслава Домбровского что-то ограничивает из-за национальности? Я вовсе не делю людей по таким признакам. Может, кому-то кажется, что я смотрю слишком практично, но важно достигнуть результата… 31 голос и большинство в правительство — это две разные вещи", — отметил он.

Он также дал понять, что не в восторге от нового правительства. По словам Берзиньша, процесс формирования коалиции был очень тяжелым. Хотелось бы надеяться, что работа правительства будет лучше, чем партийные переговоры о его создании, отметил он.

Так был Андрис Берзиньш против "Центра Согласия" в правительстве или нет? "Конечно, я не был против "Согласия" в правительстве. Но коалиция — это договор ста выбранных депутатов и их партий. Выбор. Я могу хотеть что угодно, но из этих 100 депутатов надо найти 51, который был бы готов проголосовать за конкретного премьера. Если эта цифра получается, то больше говорить не о чем", — заявил он.

Он даже поначалу отказался в принципе участвовать в референдуме, заявив: "Я не понимаю действий некоторых политиков и депутатов — неужели они действительно думают, что так смогут объединить общество? Думаю, что намного эффективнее было бы, если бы каждый, кто за латышский язык, в обычном разговоре попытался бы переубедить хотя бы одного, у кого есть против этого возражения".

Вновь и вновь он выступал против референдума: "Сейчас отдельные группы политиков через СМИ пытаются сделать тему референдума важнейшим событием года в Латвии. Не могу и не хочу соглашаться с такой установкой, так как референдум — осознанно разжигаемое событие, исход которого не решит ни одну из важных для общества проблем".

Однако затем президент все же "сломался": "Лучше пусть будет. Раз этот процесс начат и зашел так далеко, я не вижу оправданий для того, чтобы теперь его прекращать. Несомненно, что Конституционному суду это надо дальше оценить и создать базу в будущем, но нельзя прекращать… Останется без ответа вопрос, и его можно будет еще долгое время поднимать".

И решил пойти на референдум и голосовать против. На обвинения в том, что он резко изменил свое мнение, президент ответил кратко, но образно: "Сначала я призывал не поджигать старник, но меня назвали негодяем, так как я осмелился призвать не поджигать… Когда треть земли горит, остается лишь тушить".

Исход референдума всем известен и вот что после него заявил президент: "Всем тем, кто желает здесь жить в атмосфере уважения и понимания, нужно незамедлительно начать дискуссию, нужен диалог о том, как преодолеть подозрения, обиды и непонимание. В противном случае наше общество останется подверженным манипуляциям со стороны тех, кто разделяет экстремистские мнения, как это нередко было до нынешнего момента".

Позже он пояснил свою мысль: "Я на этот вопрос смотрю по-человечески. Неважно, на какой стороне воевал, никто тебя не спрашивал, желаешь ты или не желаешь. Есть факты, о которых многие не слышали, но это публичные факты. В 1950 году их приняла американская комиссия ООН, в 1955 году Верховный Совет СССР принял такое решение. Нужно говорить фактами. Факт — что они не преступники. Я говорю фактами, а не эмоциями".

Эти заявления не оценили ни политологи, ни Центр Симона Визенталя, ни МИДы России и Латвии. Министр иностранных дел Эдгар Ринкевич даже был вынужден отдельно уточнить, что высказывания президента Латвии Андриса Берзиньша о латышских легионерах, удостоившиеся осуждения со стороны министерства иностранных дел России, не означают изменения позиции Латвии.

Позже Берзиньш также призвал парламент принять политическое решение о статусе участников Второй мировой войны, однако сделал это таким образом, что в МИДе России вновь возникла озабоченность.

Позже, как и в случае с референдумом о втором государственном языке президент разыграл двухходовку "нет, но да". Сначала он заявил, что предложенные изначально депутатам 150 000 подписей для референдума — это перебор и даже дважды отклонял уже принятые разные варианты поправок (раз, два), однако в конечном итоге все же провозгласил их.

Согласно принятым поправкам с 2015 года в Латвии вступает в силу принципиально новый порядок инициирования референдумов. Двухэтапная система сбора подписей отменена. Авторы законопроектов должны будут сразу подавать в Центральную избирательную комиссию подписи 10% избирателей (то есть приблизительно подписи тех самых 150 000 граждан, о которых речь шла изначально). При этом будет разрешено подписываться в электронном виде. С 2012 до 2015 года для инициирования референдума надо было собирать 30 тысяч подписей, а до поправок — всего 10 тысяч.

Таким образом, Андрис Берзиньш, как и говорил изначально, поспособствовал превращению референдумов в Латвии из инструмента законодательства в инструмент советования.

Депутаты в "чистом виде" поправки поначалу не одобрили и внесли массу предложений. Свою лепту также внесла юридическая комиссия Сейма. Однако в итоге, после полугода обсуждений, Сейм все же принял поправки в том же виде, в котором их предложили Андрис Берзиньш: квартиру экс-президентам предоставлять не будут, а машину обеспечат не лучше той, на которой передвигаются министры, зато размер пенсии увеличат до 85% от заработной платы.

А вот он выступает с законодательной инициативой, согласно которой Сейм выражает доверие лично премьеру (а не всему правительству) и его программе. После этого премьер сам подбирает себе команду. Эксперты предложили и другой подход к смене правительств. Парламент может выразить недоверие Кабинету министров только в том случае, если уже выдвинут новый кандидат в премьеры. К тому же, предлагается отменить норму, согласно которой правительство автоматически уходит в отставку, если Сейм отклоняет проект бюджета.

Правда, эта идея не нашла поддержки у политиков, депутаты также сетовали на большое количество неясностей.

"Парламентских демократий в чистом виде, как в Латвии, почти не осталось по известным причинам. По-моему, исходя из недавней трагедии, надо признать, что у нас много надзирающих и контролирующих учреждений, но их работа, увы не дала достаточных результатов", — заявил президент после трагедии с обрушением крыши в Maxima.

"По-моему, совершенно ясно, что в Латвии численный состав политических партий слишком мал, им необходимо пополнение. Число партий, может, и большое, но мощность самих партий небольшая, поэтому им нужны новые люди", — говорил он позже.

А в конце 2014 года он высказывался по вопросам политического устройства особенно активно. Он вновь подал в Сейм законодательную инициативу, предусматривающую улучшения в партийной системе, затем предложил увеличить государственное финансирование политических партий и не поддержал идею о всенародных выборах президента.

"Наши партии малочисленны, их век короток. Нередко они называются группами по интересам. В результате партии дезориентируют избирателей, которые теряют интерес к политике либо склоняются к популистам", — подытожил он. Отметим, впрочем, что "политическая" риторика президента ни к чему конкретному не привела.

Назвав обрушение крыши массовым убийством беззащитных людей и призвав привлечь виновных к немедленной ответственности ("…люди, которые поставили свою подпись, попадают в изолятор. Это было бы желательно и у нас") он заявил об отсутствии политически ответственных за трагедию ("У нас есть только одна часть демократии — право, ответственности — нет").

Вероятно, президент доходчиво развернул эту мысль премьер-министру Валдису Домбровскису, который совершенно неожиданно для всех, включая его соратников по партии, которых он поставил перед фактом, объявил о своем уходе в отставку. Судя по том, что говорил он со слезами на глазах, это решение было неожиданным и для него. Позже, однако, Домбровскис объяснил, что президент не просил его уходить, но и не уговаривал остаться. Что конкретно произошло за дверями президентского кабинета мы, вероятно, узнаем лишь из мемуаров одного из участников того разговора.

Прокурор Арвид Калниньш, контролирующий расследование трагедии в Золитуде, поправил президента, заявив, что трактовать случившееся как убийство нельзя. А вот как политическое убийство "Единства" — вполне возможно, позже скажет Артис Пабрикс, которого Андрис Берзиньш упорно отказывался выдвигать в качестве премьер-министра.

Сам Андрис Берзиньш, в своем, ставшем уже визитной карточкой, стиле "нет, но да", обвинения отвергал и в качестве самого вероятного кандидата называл лидера главной правящей партии — Солвиту Аболтиню ("Единство"). "Могу сказать, что не держу никого в кармане. 7 января не появится "темная лошадка". Я не собираюсь вести темную игру, которую мне приписывают", — заявил президент.

Только для того, чтобы несколько недель спустя выдвинуть на пост премьера ранее не входившую ни в один "шорт-лист" Лаймдоту Страуюму. В октябре он сделал это еще раз.

Только два факта.

На олимпийских играх в Сочи в феврале 2014 года Берзиньш дважды встречался с Путиным. "Понятно, что у нас с Россией очень активно развивается сотрудничество. Очевидно, такое же движение вперед возможно и в этом году", — сказал он. "Нет лучшего способа сблизить мир, чем спорт. Здесь каждый борется за победу, но это победа и для всех остальных. Это очень хорошо продемонстрировало и присутствие генерального секретаря ООН Пан Ги Муна. Здесь все едины независимо от национальности", — добавил Берзиньш.

В январе 2015 года он решил не ездить в Москву на празднование Дня Победы 9 мая. До этого он также успел высказаться против антироссийских санкций ("Я призываю людей посмотреть логично и разумно и искать совместные решения, а не препятствия, о которые спотыкаться"), о готовности защищать страну и вообще заявил, что Латвия для него превыше всяких западов и востоков: "Моя ориентация ценностей направлена на Латвию. Я сделаю все лучшее, чтобы Латвия могла двигаться вперед. Вот и весь ответ".

О втором уровне пенсионной системы: "Тем, кому сейчас 30-40 лет, надо сказать четко и ясно, что при достижении 60 лет ситуация может сильно измениться. Им лучше думать, куда вложить деньги сейчас — в образование, собственность, — а не тратиться на "небесные дары" в надежде, что в необозримом будущем они получат пенсию. Я готов поспорить с 30-летним, что пенсию он не получит".

Отвечая на вопрос о том, какой, в его понимании, является проблематика национальных вопросов в Латвии: "В открытом мире в выигрыше те нации, которые стали более мобильными, не столь укоренившимися. Наиболее благополучны небольшие западные страны, в которых выше ценят свободу индивидуума с детства до старости, где больше уже не считают, что ребенок когда-то начнет отвечать за седых родителей. Над этим стоит поразмышлять. Держась за традиции, волнуясь о своем "уголке", латыши сейчас из-за долгов вынуждены оставлять свою землю, чтобы ехать на заработки. Территория не остается пустой, на нее рано или поздно будут привлечены другие жители. Вот вам национальный вопрос в чистейшем виде!".

Отвечая на вопрос, насколько независимой была Латвия в последние 20 лет в своих решениях и сколько из них таких, которые можно интерпретировать как диктат со стороны какой-нибудь державы: "Думаю, что мы были довольно невнимательными, что фактически подписывали то, что там готовилось, особо не думая о себе".

О неразборчивой социальной поддержке: "Чем дальше, тем ситуация становится только хуже. Образуются группы людей, которые не собираются работать, потому что и так себя прекрасно чувствуют".

О Ниле Ушакове как премьер-министре: "Я наполовину уверен, что Ушаков однажды мог бы стать премьер-министром. Это не исключено".

О замкнутом круге: "Чем меньше жителей, тем выше затраты на содержание инфраструктуры. Чем хуже инфраструктура, тем труднее сохранить людей".

О единственном государственном языке: "Если кто-то отрицает латышский язык как единственный госязык, он отрицает и Латвию".

О детских садах только на латышском языке: "В принципе, когда государственный язык с детского сада, это общепринято по Евросоюзу. Есть возможность осуществить это и у нас. (…) Но есть вопрос образования преподавателей. И если нет этой основы, то требовать, чтобы дети были успешными, когда учителя не знают этого предмета, нельзя".

В 2012 году об изменениях, которые нас ждут в 2014 году: "Ближайшие два года принесут такие изменения, какие даже в голову не приходят. Могу с уверенностью утверждать, что мир изменится. Будет совершенно другое строение и другие потребности. Я в этом убежден".

О "Новой волне": "Зря этому мероприятию приписывают такой негативизм. Если люди идут и едут туда, то зачем это отвергать? Я не вижу в этом ничего плохого. Это важно для Юрмалы. Если бы это мероприятие стало еще шире, то это было бы приобретение. Везде можно усмотреть какой-то негатив, но здесь я не вижу никакого негатива абсолютно".

О возвращении уехавших на заработки: "Я считаю, что никакие пособия и подъемные не помогут. Это не решение. Я не вижу, что это может способствовать возвращению людей в Латвию. Для этого нет никаких оснований, поскольку, если у этих людей не будет возможности освоить новые навыки, возможностей профессионального роста, они не получат здесь работу за такую же зарплату, как за рубежом. Это просто невозможно, для этого нет экономического обоснования".

О сносе Памятника освободителям в Пардаугаве: "Это недопустимо".

О публичном объявлении своей секусальной ориентации: "Каждый человек сам выбирает свой жизненный путь, и каждый сам отвечает за свой выбор. Но этот выбор нельзя навязывать другим, и в любом случае его не следует рекламировать публично".

Об увеличении уровня жизни: "По-моему, если через 10 лет мы не добьемся среднего уровня ЕС, Латвия политически не будет существовать".