Все фиолетово? 4 негражданина рассказывают о том, почему они не стали менять свой паспорт  (456)

В сентябре ЦСУ Латвии отрапортовало: в начале года в Латвии на 1,95 млн жителей приходилось 222 847 неграждан, 10 028 из которых родились уже после принятия новых правил игры. За последние четыре года удельный вес "чужих" снизился с 13,2% до 11,4%, а на рубеже веков обладателей фиолетовых паспортов было вдвое больше, чем сейчас — 21,2%.

Самый большой удельный вес "чужих" — в тех местах, где в советское время располагались индустриальные объекты — Лиепае, Елгаве, Олайне, Седе и Куправской волости. Больше всего неграждан — среди людей в возрастной группе 60+ (20,8%), среди тех, кто моложе 19 лет, их всего 1,7%.

Среди нынешних неграждан есть немало вполне добропорядочных и законопослужных жителей Латвии, для которых сдать экзамены по натурализации не составило бы большого труда (хотя, конечно, отняло бы немало времени). Но они этого не делают. И не обязательно потому, что фиолетовый паспорт — это "бесплатная виза в Россию", как думают те, кто на все вопросы отвечает: натурализуйтесь, наш закон позволяет.

- Мои родители приехали в Латвию в 60-х годах и нашли тут работу. Формально, да — я подходил под статус негражданина. Но сама постановка вопроса "почему вам дали статус негражданина?" — неправильна: не "дали статус негражданина", а лишили политических прав. А так Стокгольмский синдром получается: могли ведь и в глаз дать. Местоимение "вам", в свою очередь, относится не ко мне, а к большой группе людей.

В независимой Латвии, которая пыталась восстановить демократическое государство с политическими правами и независимой судебной системой, лишили политических прав всех автоматически по признаку принадлежности социальной группе. Без разбора по индивидуальным признакам и без права на апелляцию. Хотя, вообще-то, в демократических государствах все законы имеют индивидуальный характер, а коллективная ответственность была… у Сталина.

Отреагировал я на это спокойно, поскольку не в моей власти было что-то изменить. Вот еще в январе 1991 года я чувствовал, что могу что-то изменить: я работал тогда на радио и участвовал во всех процессах борьбы за независимость. А как наступила демократия, так и чувство прошло — все кончилось.

Спрашивать меня, какие удобства и неудобства для меня в этом статусе — тоже бессмысленно. Для меня лишенец — это данность, с которой я живу больше половины своей жизни, а привычка, как известно, свыше нам дана. О неудобствах — снова вредный вопрос, уводящий в бытовую сторону. Но ведь лишение политических прав это же не о быте, не о том, где удобно отпуск провести. А если вы про голосование на выборах, то я стараюсь избегать ситуаций, в которых меня заставляют почувствовать ущербность лозунга "No taxation without representation" (ситуация, когда налоги берут, а представительства во власти не дают, — прим. Ред.).

Не забывайте, что у нас долго не было даже прав на попытку восстановления политических прав. Натурализация началась в 1998 году, но я по возрасту не попадал в "окно". Потом помешало мое образование. Нормативные акты требуют доказать факт непрерывного пребывания на территории Латвии на протяжении шести лет, а я подолгу пропадал в университетах Осло, Парижа, США. Со временем условия менялись по непонятным принципам, соответствующим, скорее, сталинской логике.

В итоге по правилам кабмина право на восстановление политических прав у меня появилось только в 2013 году. Но поздно уже — время ушло. Да и почему я должен это делать? То решение было коллективным, а сейчас почему-то от людей индивидуальная тактика требуется. Но индивид тут ни за что не в ответе — критерии были выдвинуты против группы, а я не могу за нее отвечать. Они кашу заварили — сами пусть ее и расхлебывают.

Что касается недавней инициативы президента (о прекращении предоставления статуса негражданина новорожденным), то он у нас пустомеля. Объявит дискуссию, проведет перед камерами обмен давно известными мнениями и… Дискуссия закрыта.

- Одна из моих бабушек Зинаида Теодоровна Сваре — латышка из Смилтене. Правда, родилась она в Вильнюсе — так получилось. Мои родители — тоже не латвийского разлива: мама приехала в Ригу по распределению, а отец учился в Школе юнг при Рижской мореходке. Тут они и встретились. Сам я спланирован был в Риге, но рожать меня мама отправилась к родителям в Ленинград. Можно считать, что я иммигрировал в Латвию в годовалом возрасте — попросил политического убежища в ЛССР.

Отец по состоянию здоровья в море ходить не смог, а поскольку разбирался в музыке и был человеком с "золотыми руками", затеял свое кустарное производство: снабжал рижских музыкантов самодельным складными барабанами по своим чертежам. Я тоже увлекся музыкой и возглавил Рижский рок-клуб, который открылся в Латвии еще до перестройки — при Андропове.

Понятное дело, советские власти смотрели на нас косо — мы призывали к переменам, расшатывали государство изнутри. Когда начались все Народные фронты, я был в первых рядах борцов за независимость. На референдуме голосовал "за". И был уверен, что все мы станем равноправными гражданами. Видел нечто вроде литовского варианта.

В августе 1991 года был составлен Союзный договор (Договор о союзе суверенных государств). Там было четко сказано, что жители каждой суверенной страны могут получить гражданство по выбору. В нашем случае: кто хочет — латвийское, кто хочет — российское. Верховный Совет ЛССР тот договор ратифицировал и отправил на подпись в Россию, но там как раз начался путч — было не до того.

После провала путча придумали другую версию: независимая Латвия — это продолжение той самой улманисовской Первой республики, которая не прекращала своего существования, но была оккупирована. Решили вернуть силу Конституции той первой республики. Но я рассуждаю так: если недействителен тот Союзный договор, который Верховный Совет ЛССР ратифицировал, то как может быть действительна последующая Декларация о независимости Латвийской республики, которую принял тот же Верховный Совет ЛССР?!

Окей, если мы все же решаем перенять юридически ту Латвию и ту старую Сатверсме, то почему забываем, что как раз тогда в 1918 году был принят практически нулевой вариант: все, кто жил на этой территории на момент провозглашения независимости и признавал суверенную Латвию, тот автоматом мог получить гражданство новой республики. Почему же мы так не сделали?

Еще один некрасивый момент: после восстановления независимости у многих латышей вдруг "всплыли" участки земли, принадлежавшие их предкам из первой республики. Что значит принадлежали? В большинстве случаев это была ипотека: бабушки-дедушки взяли льготные кредиты от государства лет эдак на 25. В основном такие кредиты давали переворота 1934 года, в рамках аграрной политики Улманиса, который хотел "заземлить" крестьян через "свои" два банка — государственный и кредитный. А теперь скажите, как эти новохозяева за семь лет умудрились кредит отдать? Никак. Может, если потомки переняли земли с тех лет, то надо было и долги вернуть государству? Заодно госбюджет пополнили бы.

Что такое участок земли в 90-е годы? Его можно было заложить и получить кредит на развитие какого-то своего дела. То есть у таких потомков изначально была лучшая стартовая позиция для развития своего бизнеса. У меня не было возможности, например, поехать и поучиться в Швецию — нужны были визы и прочее. И вообще, для неграждан все было сложнее. А за что? Что такого плохого мы сделали той стране?

Предвижу возмущение: столько лет прожил в Латвии и не выучил язык! А вы сперва определитесь, я где жил — в Латвии или в ЛССР? Если вы говорите, что я прожил в Латвии, то почему не берете в граждане? А если я жил в оккупационной зоне — дайте мне статус оккупанта, а поскольку такого в мире нет, статус перемещенного лица. Перемещенного из ЛССР в Латвию. Дайте мне такой официальный документ! Хочу! И заодно посмотрит, что там в установках ЕС говорится про перемещенных лиц — сколько лет в таком статусе можно жить?

Еще предложение: давайте, чтобы никому не обидно было, сдадим экзамен на гражданство все вместе — всем латвийским народом. Каждый гражданин пусть возьмет на поруки такого, как я. Помогите мне, придурку, сдать на гражданство! У граждан будет на это время? Нет! Они скажут: мы тебе что, должны? Да. Потому что вы все время говорите мне, что я вам что-то должен. Давайте быть взаимно вежливыми, по-нашему, по-прибалтийски. Сделайте благое дело.

По-моему, делить людей по национальностям, стране рождения, языку — это все равно, что делить на блондинов и брюнетов. Нет, мы блондинов никуда не гоним, просто у брюнетов везде зеленый свет — так мы придумали. Перекрасься в брюнета — будешь наш, но не до конца, потому что брюнет ты — крашеный, и корни волос иногда отрастают… А у нас даже у младенцев пытаются "цвет волос" установить, вместо того, чтобы улыбнуться и поцеловать в макушку. Стыдно!

Территория Латвии — почти как Голландия. Мы не маленькая страна, а малочисленная. И земля нам досталась одна из лучших — и по климату, и геополитически. Если разделить всю территорию на всех жителей — у каждого будет по три гектара. Мало, что ли? Сдавай в аренду и живи припеваючи. Чего не хватает-то!

Есть люди, которые хотят, чтобы все и везде было только по-латышски. А есть, наоборот, — только по-русски. Места много — давайте для них выделим резервации, где все будет только для них: "Только на латышском!" и "Только на русском!" Хотите жить в резервации — живите и боритесь там за чистоту! А остальную землю оставьте для всех здравомыслящих. Потому что я, как нормальный человек, хочу жить в стране, где говорят на разных языках. И ни один из языков не поганый. Мне все равно, на каком языке делают дороги, лишь бы они были хорошими. Латвия всегда была мультикультурной страной — иначе нам не выжить и не справиться с такой большой территорией.

- Обиды на государство у меня нет никакой. Сам понимаю, что человек я тут приезжий, не свой — на гражданство и не рассчитывал. Я родился в Иваново. В Латвию я приехал в 1986 году с женой, актрисой Татьяной Черковской — она рижанка, а мама ее латышка.

Мы с Таней учились на актерском в Ярославле, а поскольку ее мастером был Сергей Розов, который возглавил ярославский ТЮЗ — мы вместе оказались там. Успешно там служил, получал призы, зрители выбирали Актером года… Но в какой-то момент Розова позвали в Москву. Мы с Таней тоже стали выбирать между Москвой (звали в Ленком) и ее родной Ригой. Поскольку формат Театра юного зрителя нам очень нравился, мы показались к Адольфу Шапиро, в знаменитый тогда Рижский ТЮЗ. Он нас взял. Поменяли выданную нам в Ярославле двухкомнатную квартиру на такую же по площади, но с печкой и без горячей воды, а позже и ее лишились по денационализации. Годы в Рижском ТЮЗе были прекрасны. О его дальнейшей судьбе рассказывать не надо…

Фиолетовый паспорт воспринял, как должное. Локти не кусал. Вот если бы Тане или сыну гражданства не дали — другое дело. Сам я себя по-прежнему ощущаю русским человеком. Паспорт мне этот вполне удобен — в России живут мои родные и друзья, я к ним время от времени езжу. Голосовать? Зачем? Я понимаю, что я — человек не отсюда и не должен указывать местным, как им тут жить и как себя вести. Собственно, так здесь чувствуют и многие русские, которые родились в Латвии…

- Негражданином я стал естественным путем: моя бабушка приехала сюда из Свердловска в 46-м году, вместе с военным госпиталем. Никаких родственников тут не было. Да и сам я родился в Москве, где тогда учились в вузах папа с мамой. В своей программе Народный фронт обещал нулевой вариант гражданства. Сомнения на сей счет у меня были, но мне не мог прийти в голову такой кульбит, что сам Верховный Совет ЛССР лишит гражданства часть людей, которые его избрали.

С 1983 по 1992 год я работал в милиции (затем — в полиции) охранял сперва Совет министров ЛССР, потом — Кабинет министров ЛР. Помню, 20 августа 1991 года мы сидели в здании Кабмина ЛР — кругом ОМОН, который уже захватил МВД и телевидение. Что будет — непонятно. В какой-то момент Георг Куклис-Рошманис, впоследствии преподаватель Морской академии, говорит: "Может быть, мы — это все, что осталось от Латвии!"

Почему-то я был уверен, что всем, кто защищал Кабмин в январе и августе 1991 года дадут что-то вроде почетного гражданства. Но в итоге никому из простых милиционеров не дали даже медальки "За защиту баррикад". А тех, кто в августе охраняли Верховный совет в окружении ОМОНа — совсем уволили, а вместо них экстренно ввели полицейский батальон.

Когда в выходной день 9 мая 1992 года первый независимый премьер Ивар Годманис впервые вошел в здание Кабмина — первый, кого он увидел у входа, был я. И он вполне дружелюбно со мной по-русски говорил. Позже я успел поохранять Биркавса, заместителем (товарищем) которого был Марис Гайлис — он еще устроил скандал, что ночью кто-то разворошил на его столе сверток-подарок. Было разбирательство, которое, как мне позже сказали, тоже стало поводом избавиться от нежелательных элементов в охране…

Оказалось, что в рядах в милиции (в том числе и в охране стратегических мест) — довольно много неграждан. Сразу всех отправить в отставку было нереально, но постепенно их стали всеми способами вытеснять. Сперва — не давая продвинуться по службе и проводя экзамены-отсевы по языку, а потом — по новым законам, которые запрещали негражданам оружие. Ирония судьбы в том, что во времена баррикад у моих коллег-неграждан были и пистолеты, и автоматы и прочее. А потом вдруг стало нельзя — мол, нет им доверия.

Помню лишь один случай, когда человек, который поначалу получил круглый штамп в паспорт (он в милицию пошел служить после Советской армии), с которым его могли депортировать, каким-то образом добился паспорта гражданина. И до сих пор служит в полиции и занимает офицерскую должность.

Во внутренней жизни в Латвии статус негражданина никогда не особых неудобств не создает. Разве что на выборы не могу ходить: последний раз голосовал на довыборах в Верховный Совет ЛССР в 1990 году — помню, я тогда было против Юриса Закиса, тогдашнего ректора ЛГУ. Оружие я заводить не собираюсь, в полицию больше не тянет, руководящие должности — не по мне.

Главные проблемы были связаны с выездом за границу. Поначалу был неприятный момент, когда с советским паспортом я какое-то время даже не мог навестить отца, профессора МГУ. С гражданским же паспортом можно было ехать, куда угодно. Тогда моя знакомая умудрилась сделать мне загранпаспорт уже развалившегося Советского союза — по нему в Россию пускали. Потом еще был период, когда негражданам Латвии надо было ходить в департамент миграции и вклеивать возвратную визу. С ней, например, я ездил в пресс-тур в Хорватию — журналисты-латыши рассматривали мой паспорт с огромным интересом.

Конечно, экзамен на натурализацию я мог бы сдать без проблем. Но зачем? Вот если бы гражданство предложили в качестве признания заслуг перед Латвией, чью независимость защищал с оружием в руках — скорей всего, согласился бы. А так… Мое мнение, что не паспорт является особым доказательством патриотизма и принадлежности государству. Возможно, было бы круто дожить до 100 лет и остаться самым последним негражданином Латвии. Подобно недавно умершему правозащитнику Богданову, который был последним советским гражданином Латвии. Он принципиально не стал менять свой советский паспорт и жил по нему.