"Мы дошли до реальных ведьм — с метлой и остроконечной шапочкой, жуть! Испробовали все реальное и нереальное, во всех концах света — дельфинов, лошадей, кинезиологов, остеопатов, все вариации психо-, нерво-, невро, физио-, лого-, энерго-, эрго, фито-, гомео-, монастыри, чудо-секту, смену полов в доме, поклейку фольги… Пока бизнес мужа был на подъеме, тратили на реабилитацию Анны четырехзначные суммы в месяц. Слава тебе господи, что никто не посоветовал: бери какашку, режь на кусочки и ешь. Я бы съела!"
Ирена — красивая, умная, интеллигентная женщина. Она мама 11-летней Анны, ребенка с генетическими отклонениями. Врачи определили С-уровень развития: считается успехом, если такие дети научатся пользоваться горшком и откликаться на свое имя. И все же усилия родителей Анны не прошли бесследно: девочка связно говорит, знает, что ей надо и не надо, у нее даже есть своеобразное чувство юмора. Недавно она плавала в холодных водах Рижского залива — и папа с мамой откровенно гордились своей закаленной и бесстрашной малышкой.
Но в какой-то момент все же пришлось отступить и признать, что есть потолок — выше не прыгнешь. К тому же Анна — не единственный ребенок в семье. Во внимании и любви папы и мамы нуждаются и другие дети.
"Мы решили, что знание алфавита и сложение в столбик — не главный залог счастья на земле, — улыбка Ирены вкупе с бесконечной усталостью в глазах говорит о ее состоянии лучше всяких слов. — Главное, чтобы ребенок попал в комфортную среду с грамотным уходом. Только так он будет развиваться, пусть по миллиметру в месяц. Увы, в Латвии с этим — огромные проблемы. И предвидятся — еще большие".
Тот, кто думает, что эта тема никак его не касается, очень скоро может убедиться в обратном. В связи с оптимизацией школьной сети и принятым в мире подходом, "особые" дети будут все чаще появляться в обычных классах общеобразовательных школ. Считается, что это может пойти на пользу их развитию, и научит обычных детей гуманности и толерантности.
"Те, кто принимает такие решения, говорят, что мы идем по шведской модели. Звучит красиво, только до Луны нам ближе, чем до Швеции! — говорит Ирена. — Мы идем в светлое будущее лишь на бумаге, а реально никто к интеграции не готов: ни школы, которым вместе с такими детьми хочется привлечь деньги (которые "следуют за учеником"), ни учителя, ни обычные школьники, ни их родители. Что будет делать учитель, если ребенок в состоянии аффекта начнет кидаться стульями или выть, как зверь? А это реальная ситуация. У нас не все специальные школы справляются с такими детьми. Обычные жители Латвии вообще не в состоянии отличить специального педагога от социального, а всего необычного и непривычного попросту боятся".
Тут нельзя не вспомнить недавнюю нашумевшую историю с избиением пожилого охранника учениками санаторной школы-интерната для детей с неврологическими заболеваниями. Как он мог ответить обидчикам? Никак. Они ведь особенные дети…
Тревогу бьют и специальные педагоги Латвии. Осенью около 70 представителей профессии объединились в Ассоциацию специальных педагогов (Latvijas speciālo pedagogu asociācija), чтобы поднять на государственном уровне эту тяжелую тему. Сегодня на вступление в Ассоциацию подали заявки более 230 специальных педагогов.
Журналист портала Delfi побывал на собрании правления Ассоциации.
Спецопыт. Соцслужбы заставляют родителей отдавать 'особых' детей в обычные школы
Советская практика прожила до 2000 года, пока в Латвии вступил в силу новый закон, который давал право родителям выбирать, где будет учиться их ребенок — в специальной школе или общеобразовательной. Во втором случае были возможны два варианта: включать особенного школьника в работу обычного класса или создавать отдельный малый класс для "коррекционных" детей.
Поначалу новые возможности спросом у родителей не пользовались. Но в 2005 году, когда в Латвии началось стремительное сокращение числа школьников, под угрозой закрытия и недофинансирования (система "деньги следуют за учеником") обычные школы сами стали завлекать "особых" детей. Особенно активными были школы с небольшим числом учащихся. Как рассказали на собрании Ассоциации специальные педагоги, в малых самоуправлениях бывает, что соцслужбы буквально "прессуют" родителей: под угрозой лишения родителей социальных пособий и помощи требуют, чтобы те не отсылали детей в спецшколы, а отдавали в обычные. Ведь закрытие школы на селе — почти приговор: молодежь уедет, останутся старики.
Да, в школе с малым числом детей особому ученику могут уделить больше персонального внимания, и это могло бы позволить ему легче включаться в работу класса. Беда в том, что спецпедагогов, которые могут работать над развитием таких учеников, в малых самоуправлениях нет — это дорогое удовольствие. Да и в городах многие директора стараются сэкономить: приглашают спецпедагога на 2-3 часа в неделю "для галочки". Или берут одного специалиста — психолога или логопеда, от которого требуют решать все проблемы, связанные с особенным ребенком.
"А чем за такое время специалист может помочь детям в разных классах с разными, в том числе и тяжелыми нарушениями развития?" — задается вопросом глава Ассоциации, доктор педагогических наук, ассоциированный профессор Марите Розенфелде. Она 38 лет занимается "трудными" детьми и подготовкой учителей к работе с ними. 26 лет Розенфелде отработала в специальных школах и детсадах. Сегодня она ассоциированный профессор Резекненской академии технологий. Докторскую диссертацию писала о включающем (инклюзивном) образовании, и для этого в течение 15 лет изучала опыт разных стран в сфере работы с коррекционными детьми в общеобразовательных школах.
"До 4-6 класса школы закрывают глаза на то, что ученик почти не понимает, что происходит в классе. Он проводит время, рисуя или раскрашивая. A потом начинаются серьезные проверочные работы, после которых детей отсылают на педагогически-медицинскую комиссию, - объясняет Марите Розенфелде. - Там выясняется, что 10-12-летний ребенок (а бывает и 17-18-летний!) не пишет и не читает. И его направляют в специальную школу… Хорошие примеры тоже есть, но они редки. В основном это, увы, механическая интеграция".
Такую же политику ведут многие техникумы и профессиональные колледжи: они принимают юношей и девушек, зная, что те не в состоянии освоить профессии, зато на них начисляются хорошие евроденьги и стипендии.
Куда смотрят родители? Явно не туда, куда надо. "Если такой ребенок рождается в более-менее благополучной семье (причины разные — генетика, родовые травмы, и т.д.), то лишь немногие родители в силах принять, что их ребенок "иной" и начать сотрудничать с педагогами и специалистами, помогать своему сыну или дочке достичь наилучших из возможных результатов. Увы, часто происходит наоборот: папы-мамы стесняются своего ребенка. Они боятся, что родственники, друзья и соседи сочтут их плохими родителями; отрицают саму проблему. Звучат упреки: это учителя не умеют и не хотят работать, — рассказывает Марите Розенфелде. — Иногда родители умоляют или даже требуют у комиссии поставить другой диагноз, а то и вовсе не показывают в школе медицинские документы о выявленных особенностях своего ребенка".
"Самое страшное для них — признать умственную отсталость, — говорит Розенфелде. — Уж лучше пусть это будут поведенческие проблемы или трудности в обучении. В итоге ребенок учится по программе, которая не отвечает его возможностям, родители и учителя снова не видят успехов и обвиняют в этом друг друга. Ребенок оказывается заложником в игре взрослых".
Существенная часть детей с нарушениями, в том числе и ментальными, приходят из семей, где мать или отец, а то и оба родителя — тоже умственно отсталые. В такой семье может быть по 7-8 детей: младшие идут в специальную школу, а старшие уже приводят туда своих детей. "Целые династии формируются! — говорит Розенфелде. — Если ответственные родители, перед тем как заводить детей, сто раз взвесят, сколько они в силах поднять и воспитать, то в сериале "династия" такого вопроса не стоит. Для них каждый ребенок — это денежное пособие для выживания и выпивания. Вы бы видели, какими эти дети возвращаются в специальные школы с каникул — прозрачные от недоедания, с блохами, вшами, в рваной и грязной одежде!".
При том, что демография Латвии в целом оставляет желать лучшего, число "особых" детей неуклонно растет, как в процентном, так и в абсолютном значении. Число спецшкол — сокращается. На сегодня в 54 коррекционных учебных заведениях учатся около 7000 детей. Есть план сократить в следующем году еще несколько спецшкол, но, по слухам, темпы "оптимизации" будут более стремительными. Ассоциация просила госструктуры подтвердить или опровергнуть тревожные вести, и получила ответ: в год выборов можете спать спокойно. Но не спится…
Спецпрофессор. 'Ты отработал с ребенком 9 лет, а он лишь имя свое научился писать'
На собрании правления Ассоциации специальных педагогов Марите Розенфелде рассказала о своей недавней поездке на Мальту. Ее бывшая ученица там успешно работает в обычном классе, где учатся дети с особенностями развития (обычно таких один-три на класс). "Там перед специальным педагогом ставят задачу, чтобы из конкретной темы урока его подопечный освоил азы, по мере своих возможностей. Дальше — дело профессионала. Готовится специальный педагог к уроку дольше, чем основной учитель. Он может приготовить пособия, создать видеопрезентацию, где все показано на самом примитивном уровне, и эта презентация весь урок крутится на экране в углу класса. Обычные дети тоже туда поглядывают, ведь там все понятно. Для школы самое важное — не то, чего ребенок достиг к такому-то возрасту, а то, насколько он "вырос в своих возможностях".
В 2014 году Марите Розенфелде проводила исследование ситуации в школах Латвии, которое показало — хорошо, если к работе с "особыми" детьми физически и морально готова хотя бы часть из них.
"Часто бывает так: школа или садик заполнены и "особых" детей не берут даже по месту жительства. Отсутствие энтузиазма простых учителей понять можно: 30 учеников — уже непросто, а если один-два с особенностями… — говорит Розенфелде. — Отношение учителя моментально передается ученикам, которые могут не принять особого одноклассника. В Латвии было немало случаев, когда родители писали заявление руководству школы с требованием убрать этого, и угрожали в противном случае забрать своих детей. Опасения родителей тоже небезосновательны — в состоянии аффекта ребенок с отклонениями может закричать, завыть, стать агрессивным… Например, не справился "особый" ученик с заданием, начал психовать, эмоции перехлестнули через край — все, он себя не контролирует. И где тогда права обычных детей, почему о них никто не говорит?".
Еще одна проблема в том, что большинство специальных педагогов — очень пожилого возраста. "Если они уйдут на пенсию, даже не представляю, что будет! — признается Марите Розенфелде. — В нашей Академии я с 2004 года каждый год держала к приему документов 10 бюджетных мест для желающих освоить профессию специального педагога, но за все года пришли двое. У них матери работают в специальных школах, поэтому они привыкли к таким детям. Ну, а какой у выпускников стимул? Ставки в общеобразовательных школах — очень небольшие, а работа невероятно истощает эмоционально. Требуется ангельское терпение и выдержка, чтобы не "взорваться" самому и не вывести из себя ребенка. А результат — ты отработал с ребенком девять лет, а он только имя свое научился писать печатными буквами".
На собрании специальные педагоги рассказывали о том, что некоторые коллеги страдают от депрессий и нервных срывов. Доходило и до самоубийств. Специальный педагог из Баусского района Аэлита Наумане находилась в классе в тот момент, когда ученик в состоянии аффекта сломал учительнице нос: "Я думала, он и меня побьет, но собралась с духом и сказала: пойдем пить чай…И он пошел. Но смогут ли грамотно отреагировать на критическую ситуацию учителя обычной школы — большой вопрос". Специальным педагогам жизненно необходимы супервизии (система профессиональной поддержки специалистов) и возможность ухода на досрочную пенсию — до того, как случится непоправимое.
Спецмама. 'Три года просила спецшколу перевести ребенка из проходного кабинета'
По словам Ирены, в Латвии есть немало достойных примеров работы с особыми детьми. Родители хвалят специальные школы в Вецмилгрависе и на Югле. Легенды ходят про обычную небольшую школу в Мазсалаце, которой удается интегрировать сложных детей С-уровня: там есть знающие специалисты, помещения, где особенные дети могут отдохнуть и спустить пар, правильно составленная учебная программа…
"Для сравнения: в нашей спецшколе (по месту жительства) я три года добивалась, чтобы ребенка перевели из проходного кабинета, который невероятно перевозбуждал дочку, в закрывающийся класс на шесть учеников. Повезло заодно и сменить учительницу. Первая требовала, чтобы Анна писала буквы ("по программе положено!"), а ребенок попросту не осознавал, что это такое. Психовал. Зачем? — поднимает руки к небу Ирена. — Это ведь не дрессированная обезьянка, а человек! В нашей спецшколе нет места для отдыха — говорят, что в школе спать не положено. Но у ребенка детсадовский уровень развития, спать она хочет уже через два часа занятий — нам приходится ее забирать. Были бы условия, Анна была бы в школе и по 6-8 часов, а я могла бы работать. А теперь представьте обычную большую и шумную школу — сколько там выдержит ребенок с психическими отклонениями?"
Ирена совсем не против введения "скандинавской модели": "Я была в Швеции и видела, как там все происходит. Там есть Центры хабилитации, куда спецпедагоги из любой школы могут обращаться в любое время — им подскажут новейшие и эффективнейшие разработки. Там много спецлитературы, в том числе — замечательная книга "Без криков, укусов и боли", которая переведена на латышский язык. Но сколько обычных учителей ее прочли? Мой опыт подтверждает, что при благоприятной среде и грамотном обращении даже из маленького потенциала мозга можно выжать максимум, а при безграмотных действиях и неподходящем окружении можно погасить последние проблески сознания.
В Швеции есть система профессиональных ассистентов, которые сопровождают ребенка. Для таких детей, как Анна, их было бы минимум двое. В Латвии весь груз — на родственниках, которые вынуждены буквально слиться с ребенком. Хорошо, что появился негосударственный проект Mīļa auklīte, в котором пожертвования добрых людей помогают семьям с особыми детьми привлечь в помощь специально обученную няню. Это стоит 60 евро в день. Родители могут продышаться хотя бы один день в неделю. Но это до 18 лет, а потом? В Швеции есть дневные центры и социальные дома, где взрослые люди с особенностями могут провести время под присмотром специалистов… А нашим — негде!"
Другие дети Ирены ходят в обычную школу. То, что она видит там, оптимизма у нее тоже не вызывает: "Многим "обычным" детям совершенно необходим спецпедагог. Если вовремя и грамотно не скорректировать нарушения поведения, внимания, гиперактивность, языковые расстройства, то может быть поздно. Обычные учителя этого делать не умеют — они действуют через наказания, плохие оценки, могут выгнать из класса, вызвать родителей в школу… На нездорового психически ребенка такие меры подействуют ровно наоборот".
"В классе, где учится моя дочка, гиперактивного ребенка с нормальным интеллектом перевели в спецшколу. Другой ушел на домашнее обучение. Был еще мальчик из другого класса, который во время кружка вдруг начал кидаться стульями — перепуганные дети еле вышли. Как потом выяснилось, он раньше дома ножом гостям угрожал, сестру терроризировал. Школу никто об этом в известность не поставил. Мама его защищает — мол, мой ребенок здоров, просто он такой… интересный. Но я-то понимаю, что он слишком интересный, а дальше будет еще интереснее. Пока не появится нормальная система. То, что у нас есть сегодня, травмирует всех — учителей, учеников, родителей. А ведь может быть — наоборот, как в Швеции или Италии", — говорит Ирена.
Вместо послесловия. 'Жизнь доказывает: больше молчать нельзя!'
"Всем понятно, что изменения в общеобразовательных школах нужны, и они должны начаться, — говорит Марите Розенфелде. — Для этого сейчас по всей Латвии реализуются проекты по переработке школьных программ и обучению учителей. В школе будущего дети должны научиться решать проблемы, с которыми столкнуться в жизни, отвечать за свои поступки, принимать правильные решения, быть способными к самообучению и т. д. Этого можно достичь, только если учителя будут владеть новыми педагогическими методиками — им придется многому научиться, не бояться экспериментировать и все пробовать вместе с детьми.
У меня вопрос: если сейчас, при работе по старому классическому модулю дети с отклонениями получают так мало внимания в общеобразовательных классах, то какое место им выделят при переходе на новый компетентностный подход, когда их одноклассники с учителями будут разрабатывать устремленные в будущее проекты и постигать научные высоты? Есть ли там место ребенку с особенностями? Или он будет сидеть и наблюдать, держа в руках бумагу и карандаши? Но что это даст его развитию? Неужели мы готовим массу, которую обществу и его родителям придется потом содержать всю жизнь?
Вот мой ответ: если в классе этот ребенок будет учиться при поддержке специального педагога и помощника педагога, хотя бы одного на класс (а не на всю школу), он сможет развиваться. Возможно, в будущем он станет хоть отчасти самостоятельным. Сам по себе, без помощи со стороны, он этого не достигнет никогда. Жизнь доказывает: больше молчать нельзя — мы будем продолжать борьбу".
К слову, есть и еще одна категория детей, права которых откровенно ущемляются в обычных массовых школах. Это особо одаренные дети, которые могли бы далеко пойти и стать гордостью государства, но…
