Война за учителей. На что идут директора школ, чтобы заполучить лучших ― или просто любых  (101)

Серия статьей "Трудности перевода" посвящена реформе образования в школах нацменьшинств Латвии. Мы пишем о том, готовы ли школы к обучению на латышском; хватает ли учителей (спойлер: нет); не пострадает ли качество знаний от обучения не на родном языке; начался ли массовый исход из "русских" школ в "латышские" и как чувствуют себя школьники, которые на это пошли, а также о том, каковы первые впечатления от хода реформы. Кроме того, у нас есть подробные интервью с директорами русских школ.

"Я называю это блокадой, — говорит директор Рижской 40-й средней школы Елена Ведищева. — Вот как блокадный Ленинград был без хлеба, так школы Латвии — без учителей. Самое ужасное ― даже не отсутствие учителей, способных преподавать на латышском языке, а то, что нет учителей латышского языка. Причем не только в школах нацменьшинств, но и в латышских школах". В начале прошлого учебного года Министерство образования и науки сообщало о том, что в латвийских школах не хватает 380 педагогов. В рижских школах 1 сентября 2019 года было 132 незаполненные вакансии.

Эта проблема назревала десятилетиями, и теперь, вместе с параллельным стартом нескольких реформ в системе образования, встала в полный рост. "На сегодняшний день в рижских школах самый большой дефицит — учителя латышского языка. На втором месте — учителя математики. Далее — преподаватели иностранных языков, физики, химии, музыки", — признает и.о. главы Департамента образования, культуры и спорта Рижской думы Иварс Баламовскис. Проблема нехватки учителей встала настолько остро, что МОН запустил годичную программу обучения педагогике для тех, кто уже получил высшее образование в других сферах. Первые сто учащихся по этой программе будут приняты летом 2020 года.

Педагогов в Латвии готовят в трех вузах — Латвийском, Даугавпилсском и Лиепайском университетах. Оценить эффективность этой системы в целом крайне трудно. Если ЛУ предоставил данные о количестве абитуриентов и выпускников, то Лиепайский и Даугавпилсский университеты так и не смогли собрать эту информацию.

Обучение в ЛУ успешно завершают 86% будущих педагогов (подробная статистика о том, сколько учителей и по каким специальностям выпускает ЛУ). Но данных о том, останутся ли молодые учителя в школах, нет. "80% наших выпускников уходят работать в школы, — говорит декан Факультета педагогики, психологии и искусства ЛУ Малгожата Ращевска. — Другой вопрос, как долго они там работают. Такой статистики у нас нет. Мы опрашиваем студентов по электронной почте. Год после окончания учебы они еще отвечают, а потом резко замолкают. Может, электронная почта поменялась, или по каким-то другим причинам".

Будущих учителей и воспитателей детсадов разбирают еще во время обучения, говорит Сандра Зариня, директор программы "Учитель" на факультете Образования и управления Даугавпилсского университета. "К нам приходят из школ и дошкольных учебных заведений, разговаривают со студентами, предлагают рабочие места. Порядка 60% наших студентов с очного отделения трудоустроены уже во время учебы", — утверждает она.

"Работая со студентами, мы пришли к выводу, что к нам приходят очень мотивированные молодые люди. Они понимают, что в школе на большую зарплату рассчитывать не стоит, но все равно выбирают эту профессию. 98% первокурсников отвечают, что это ― их осознанный выбор", — говорит Зариня. Однако в школах эти учителя не задерживаются.

"Мы уже были во всех крупных вузах, которые готовят педагогов: на педагогическом факультете Латвийского университета, в Лиепае и Даугавпилсе, — говорит Баламовскис. — Но даже в Даугавпилсе, где готовят эти кадры, не хватает учителей. Мы видим, какова сейчас ситуация: человек учится на бюджетном месте, получает педагогическое образование, но не идет работать в школу. И мы не можем на это никак повлиять".

Кадровый голод в школах Риги не зависит от языка преподавания, говорят все опрошенные DELFI директора школ. "Мы ищем учителей в E-skola, в университет ходим, — говорит Ирина Фролова, директор Рижской 74-й средней школы. — У нас студентка-латышка преподавала географию, а сейчас окончила вуз и пришла к нам на основное место работы. Очень смелая девушка, Санта Баумане. Сегодня у нее полная нагрузка. Поначалу не все дети ее понимали, но сейчас уже нормально реагируют. Сама она по-русски понимает, но говорит только на латышском".

Есть и обратные ситуации: русские учителя приходят в латышские школы. "У меня есть русские по национальности учителя, преподают на латышском языке. Они пришли из русских школ. Одна из причин — их школу ликвидировали. Перешли ко мне и замечательно работают, очень хорошие учителя", — говорит директор Рижской 28-й средней школы Гунтарс Йиргенсонс.

"Полная катастрофа, не хватает даже студентов, — утверждает директор Рижской 80-й средней школы Анна Владова. — Если бы мне хватало педагогов, мне вообще было бы все равно, что говорят в Министерстве образования. Есть требование закона, которое я, как директор, должна выполнять. Я знаю, как его выполнять, чтобы дети не пострадали. Но для этого мне нужны люди, которые пойдут со мной. К счастью, у меня эти люди есть".

Все педагоги, которые не хотели или не могли преподавать на латышском языке, ушли в прошлом учебном году, говорит директор Рижской 34-й средней школы Наталья Рогалева. "Это были семь учителей предпенсионного возраста. Найти им замену оказалось очень сложно. Но нам очень повезло: к нам пришла работать та самая единственная в Латвии выпускница педвуза, получившая профессию учителя физики", — радуется она. Директор Рижской 54-й средней школы Галина Гусакова говорит, что коллектив стабилен, проблем с кадрами нет. Но средний возраст педагогов составляет около 50 лет. "Лет через пять у нас может уйти больше половины, и я в том числе. Осталось одну аккредитацию пережить в 2021 году", — прогнозирует она.

Директору Золитудской гимназии Светлане Семенко в этом году пришлось уволить десять учителей из-за недостаточного владения латышским. "И это были супер-учителя по разным предметам — информатике, математике, географии, спорту, предметам начальной школы… — говорит она. — Часть из них была пенсионного возраста, поэтому не для всех уход был таким болезненным". Заполнить все вакансии к началу учебного года удалось с большим трудом: сейчас в гимназии не хватает только психолога и спецпедагога.

Каждый год Латвийский университет выпускает 12-15 учителей латышского языка. "Понятно, что нужды Риги они покрыть не могут, — признает Ращевска. — У нас всего 5-7 бюджетных мест. Мы очень рады, что есть те, кто оканчивает эту программу на свои средства". Выпускники зачастую получают работу не в школах: уходят, например, в министерства, где требуются сотрудники с хорошими навыками коммуникации и умением грамотно писать.

По словам Ращевской, если бы на учителей латышского языка выделяли больше бюджетных мест, то в школах их стало бы больше. В Даугавпилсе, говорит Зариня, можно освоить квалификацию учителя латышского языка в магистратуре после академической программы в области филологии. Там свободные бюджетные места есть.

Однако бюджетные места сами по себе еще не решают проблему. По мнению Анны Владовой, многие выпускники школ поступают в педагогические вузы, чтобы просто получить высшее образование. Получив диплом, выпускники идут работать в министерства, в Центр госязыка, в частные языковые школы. "В обычную школу просто не идут. Это непрестижно. Есть две категории людей. Одни приходят в школу и говорят: "Я хочу работать с детьми". Вторые: "Я слышала, у вас тут вакансии есть, зарплаты неплохие". Таких в последнее время довольно много. Бывают такие претенденты, которые вообще не понимают, зачем они ко мне пришли. Смотрю их анкеты: опыт работы в общепите, в торговле, в секретариате. Потом оказывается, что они много-много лет назад просто получили педагогическое образование. На этом их педагогический опыт и заканчивается", — резюмирует Анна Владова.

"Если мы откроем портал объявлений ss.lv, то увидим, где учителя латышского, — утверждает Ведищева. — Предложений о частных уроках бесконечно много. Это очень комфортная зона — ты зависишь только от своего ученика, от воли его родителей. Ты не сдаешь экзамены, тебя не ранжируют, не расставляют по разным рейтингам. Тебе не нужно писать бесконечные отчеты, тебя не проверяют бесконечные инспекции, поле для творчества огромное. Свободный человек, свободный художник".

Учителей латышского языка просто не найти, утверждает Владова: "Они вообще не очень любят работать в школах нацменьшинств из-за какого-то неправильного понимания, что такое русская школа. А когда приходят к нам, удивляются: оказывается, все тут говорят по-латышски, все образованные. Приходили ко мне устраиваться молодые девочки учителями латышского языка. Мы говорили, они внимательно слушали и даже соглашались остаться у нас преподавать. Но потом звонили и открыто говорили: "Нет, я не приду, потому что это школа национальных меньшинств"".

Не менее остро стоит и проблема с подготовкой учителей для начальных классов. "Сейчас вузы не готовят учителей начальных классов для школ нацменьшинств, — говорит Фролова. — А если приходит молодой человек, который окончил университет по специальности "Sākumskola", то он не может преподавать русский язык. Поэтому сегодня у нас дорабатывают учителя, которые окончили вуз еще в советское время. Учителя-предметники по русскому языку в старших классах очень редко могут преподавать и в младших классах — тут нужен совсем другой подход и методика. Как-то учитель старшей школы попросила меня: хочу отдохнуть в начальной школе. Она отработала ровно месяц и говорит: "Больше — никогда!"".

Молодые люди, которые только что сами окончили среднюю школу, готовы выбирать профессию, связанную с большой социальной ответственностью, полагает Ращевска. "Мы четко видим такую тенденцию: очень много студентов, которые хотят быть воспитателями в детских садах и учителями в начальной школе. Скорее всего, это связано с тем, что молодежь чувствует, что сможет справиться с детьми этого возраста. Желающих быть учителями-предметниками среди тех, кто только окончил школу, меньше".

Государство могло бы вернуть старую систему, при которой после обучения на "бюджете" выпускнику требовалось два-три года отработать в школе. "Да, кто-то потом уйдет, но кто-то останется. Кадровая политика должна быть на перспективу, она должна быть продуманной", — говорит Гусакова. "Мы иногда дискутируем: может, стоило бы вернуть прежнюю систему. Но есть эксперты, которые выступают против такого решения. Они говорят, тогда это должно распространяться и на врачей, юристов, полицейских и так далее", — признает Баламовскис.

Недовольны директора и уровнем подготовки новых кадров, и системой в целом. "На педагогическом факультете должен проходить отбор по профпригодности. Насколько человек устойчив к стрессу, мобилен, способен оценивать ситуацию, приспосабливаться? В Латвии такой системы нет. Во многом это обусловлено дефицитом учителей. Зачастую нам уже не важны его профессиональные навыки. Нам надо, чтобы перед классом стоял человек с педагогическим образованием. Это ужасно", — утверждает Ведищева.

"Сейчас отбора нет, — согласна с ней Рогалева. — Берут в педагогические вузы кого попало. Приходят к нам на практику 13 человек. В конце мы спрашиваем: вернетесь к нам на работу? Утвердительно отвечают двое-трое. Остальные просто хотят получить высшее образование, которое им в жизни потом нигде не пригодится".

"Чем мы сейчас занимаемся? Мы друг у друга переманиваем учителей. Мы воруем — у нас воруют, — утверждает Ведищева. — Каждый готов плясать перед учителями как угодно. Сейчас учителя проводят кастинг школ. Зарплата ― лишь один из критериев. Будет ли у меня отдельный кабинет? Поставят ли мне расписание как я хочу? Директор от безысходности подчас готов пообещать все, что угодно. При этом гарантии, что он останется, нет. Я могу заключить договор, а через день учитель уйдет, потому что другая школа предложила расписание, которое ему нравится больше".

Йиргенсонс не готов вступать в эту гонку вооружений: "У меня нет таких рычагов, чтобы переманивать. Я не могу предложить такую же зарплату, как, например, в гимназии. Многие из тех, кто у меня работает, живут рядом, в этом же районе. Был случай, когда одному преподавателю из моей школы предлагали работу в другой школе с зарплатой выше, но она не согласилась. Говорит, здесь поспокойнее, все устраивает".

Баламовскис считает, что модель финансирования "деньги следуют за учеником" не совсем справедлива. "Крупные школы, где много учащихся, имеют преимущество, поскольку им выделяют больше средств. Они могут позволить купить современное оборудование, переманить к себе учителей большими зарплатами. Это очень неправильно по отношению к маленьким школам, которым из-за этой системы нечего предложить учителям. Конечно, родители выберут такую школу, где и педагогам, и ученикам могут больше предложить".

Что происходит, если молодой учитель все же приходит в школу? "Уже во время практики и после окончания учебы молодые учителя сталкиваются со множеством проблем, — говорит Зариня. — Они видят реальную ситуацию: во-первых, это огромный объем работы. Особенно сейчас, когда происходят изменения в содержании учебного процесса. Во-вторых, отношение учеников и их семей. Кроме того, молодым учителям очень не хватает поддержки, им все-таки нужен ментор, который поможет им включиться в этот рынок труда. Многие, отработав несколько месяцев, признаются, что не справляются с нагрузкой".

"Сейчас мы приняли некоторое количество молодых учителей, — рассказывает Семенко. — В прошлом году у нас на практике было 18 студентов, в том числе ― и первокурсники. Прикрепляем к ним ментора. Уже видно, что у нас будет великолепная учительница латышского языка — дети ее обожают. А молодая учительница биологии — выпускница нашей школы. Всего в нашей школе работают 15 наших же выпускников и родителей. Мы агитируем своих учеников поступать в вузы и возвращаться. Но этот выбор — по зову души. Нашими зарплатами людей не соблазнить и не удержать".

"Главный инструмент мотивации молодых учителей остаться у нас — деньги, — признается Фролова. ― Делаем им ставку не 750 евро, а 800-850 евро. Приветствуем и поддерживаем любое их начинание, например, подготовку к олимпиадам. Если ученик занял место — поощряем доплатой. На Рождество, День учителя, 8 марта делаем совместные мероприятия для учителей. Вот и все, что у нас есть из пряников".

Проект "Миссия выполнима", в рамках которого в школы приходят работать люди с престижными профессиями, нравится абсолютно всем. Но, к сожалению, эти молодые учителя в школах не задерживаются. "Один парень до этого работал в Амстердаме в банке, — рассказывает Йиргенсонс. — Два года проработал у меня. Я его спрашиваю: "Почему ты у меня работаешь? Зарплата ведь сильно отличается". Он говорит: "Да, мне в банке в три раза больше платили. Но мне этот опыт нужен для биографии, для CV. Просто для себя". Это был великолепный учитель. Класс, которым он руководил, звонит ему до сих пор. Они встречаются, общаются. Но потом он ушел: "Призвание получил, но сейчас я должен зарабатывать на свое будущее". Была еще девушка, она ушла в середине года, сказав: "У меня трое детей, извини, мне их кормить нужно"".

Похожий опыт был и у 74-й школы, вспоминает Фролова. "Учитель биологии Виестурс до прихода к нам слабо говорил по-русски. Но это не стало помехой — очень скоро дети стали его понимать, потому что он вел урок очень интересно. Через два года Виестурс бойко изъяснялся и шутил, а все ученики знали латышский в совершенстве. Он показал и другим учителям, как интересно и вкусно можно подавать предмет, используя современный ноутбук, проектор. Он скидывал свои лекции в компьютер, где они были доступны любому ученику и высылал задания на мейл. Учитель географии Дайга вообще русского не знала — поначалу ей пришлось прибегать к помощи ментора, готовить к каждому уроку словарик терминов. Работы, написанные учениками на русском, она давала исправлять завучу. При всех трудностях, у меня не было ни одной жалобы ни от родителей, ни от детей. Правда, в учителях оба "миссионера" в итоге не остались: Дайга ушла в декрет и посвятила себя семье, Виестурс — в науку… Конечно, наши зарплаты для них малы".

"Я думаю, что у нас достаточно много учителей. Вопрос лишь в том, почему они не идут в школы. И тут мы снова возвращаемся к вопросу престижа, зарплаты и поддержки, — считает Зариня. — И это признает сама молодежь. Отношение со стороны родителей и детей, чувство беспомощности ― все это влияет на дальнейший выбор профессии. Даже мужчины, которые выбрали профессию учителя и начали педагогическую деятельность, порой не выдерживают. Бывают случаи, когда студент устраивается работать в школу, а потом через два месяца возвращается и говорит "нет, больше не хочу". И нам, как университету, нужно придумывать, как его удержать, чтобы он вообще учебу не бросил, как найти хорошее место практики, как найти ментора, руководителя практики, который сможет его снова заинтересовать, чтобы он опять в себя поверил."

"В одном из первых интервью Шуплинска (министр образования и науки Илга Шуплинска — Ред.) говорит, что учителя ― самые недисциплинированные работники, — возмущается Владова. — Во втором — что они вообще ничего не заслужили, в третьем — противопоставляет одних учителей другим. Это надо было умудриться, чтобы выдать такое публично: нагрузка педагогов в детском саду другая, чем у учителей в старшей школе. И кто после такого вообще пойдет работать в школу? Вместо того, чтобы подумать, как сделать эту профессию привлекательной, как восстановить доверие к этой профессии, делается все, чтобы учителей окончательно унизить".

Отношение общества к учителям тоже не способствует популярности профессии. "Задевает, когда читаешь в интернете обывательские высказывания о профессии учителя. Работа учителя сложна в психологическом и эмоциональном плане. Повышаются требования, в школу приходят дети со сложностями в поведении и трудностями в обучении, учитель сам должен учиться всю жизнь. И если у старшего поколения есть закалка, то молодежь не готова идти работать в школу. Происходит профессиональное выгорание", — считает Фролова.

Йиргенсонс вспоминает о том, как в начале 2000-х в обществе активно заговорили о правах детей: "Родители стали позволять себе бог знает что. Сейчас ситуация немного улучшилась. Масла в огонь подливают так называемые "лидеры мнений". Певцы, спортсмены и прочие очень хорошо разбираются в школьных проблемах: "Эти учителя! Там же кошмар в школах творится!" Плюс журналисты. Например: с нового учебного года старшеклассникам не будут оплачивать обеды, потому что учителям нужно повысить зарплаты. Вы вслушайтесь, как это звучит! Учителям и так хорошо, они зажрались, а им еще за счет детей повысят зарплату! Ну как их любить? Как любить учителей? Они же монстры!"

"Я не думаю, что что-то изменит ситуация с увеличением количества практики юных педагогов или изменения в их подготовке. Даже зарплата мало что поменяет, — уверена Ведищева. — Парадокс заключается в том, что хороший учитель, учитель от бога, будет работать при любой зарплате. Да, он будет страдать, что не может купить корку хлеба, но будет работать. Если учитель приходит в школу, чтобы выполнить свою трудовую повинность, то вы ему миллион можете платить, ему все равно будет мало".

Серия статей "Трудности перевода" подготовлена при поддержке программы малых грантов Re:Baltica.

Над проектом работали: Диана Чучкова, Ольга Петрова, Кристина Худенко, Марис Морканс, Алина Семенихина, Наталия Шиндикова и Анатолий Голубов.