Серия статьей "Трудности перевода" посвящена реформе образования в школах нацменьшинств Латвии. Мы пишем о том, готовы ли школы к обучению на латышском; хватает ли учителей (спойлер: нет); не пострадает ли качество знаний от обучения не на родном языке; начался ли массовый исход из "русских" школ в "латышские" и как чувствуют себя школьники, которые на это пошли, а также о том, каковы первые впечатления от хода реформы. Кроме того, у нас есть подробные интервью с директорами русских школ.
Конституционный суд Латвии вынес решение, согласно которому с нового учебного года в школах национальных меньшинств будет осуществляться реформа, подразумевающая полный перевод обучения на латышский язык. Готова ли ваша школа к реформе?
Мы разочарованы решением суда. Я слушала заключение судей два часа. Выглядело это так: эксперты нам говорили это и это, но в материалах Министерства образования и науки мнения экспертов не нашли подтверждения. Простите, но если вы юристы, вы должны моим словам находить подтверждения не в материалах МОН, а в предоставленных мной материалах. Запросите дополнительную информацию и материалы у меня, у других экспертов. Это же очевидно, что мы с Министерством по разные стороны. Конечно, как они могут подтвердить мое мнение? Я не увидела попытки разобраться с тем, что происходит в системе образования. Не увидела, что судьи пытались бы понять ситуацию.
Справка. Наталья Рогалева руководит школой девять лет. Свою карьеру начинала в 1988 году в Рижской средней школе №21, потом работала в Рижской средней школе №22 заместителем директора, а затем шесть лет — директором. Здание этой школы построено в 1934 году, в 1952 году к нему была сделана пристройка и, считается, что в нем разместилась 34 средняя школа. В школе сейчас 1200 учеников и 124 учителя.
С одной стороны мнение школьных экспертов и педагогов, непосредственно работающих с детьми, с другой — чиновников МОН, не имеющих отношения к школе. Да, их дети ходят в школы, но не в школы нацменьшинств. И мы живем в параллельных мирах. Мы рассказываем про один мир, который мы знаем. А они про придуманный ими, в котором все должно быть идеально хорошо. Но так не бывает.
Государство заявило высокую цель — знание госязыка, качество образования, право всех детей на единое и несегрегированное обучение. Но я вижу совсем иное. Мы реализуем явно другие цели.
Я вообще рассматриваю предстоящую реформу как политическую. Хочу заметить, что я — сторонник изучения латышского языка и обучения на латышском языке, потому что я понимаю: языку обучаются в деятельности, когда человек чем-то занимается. Это или работа, или обучение. И понятно, что учить язык в деятельности и учить на уроке — это разные вещи. Поэтому надо часть предметов предлагать детям на госязыке, для того, чтобы язык стал для них актуальным. Но относительно того, каким методом это должно происходить, у меня есть вопросы.
Есть никем еще не оспоренные периоды развития языка и навыков речи, есть время, когда дети с легкостью осваивают родной и чужой языки. Начинать надо с детских садов, пока нет серьезного научного содержания, которое требует высокого уровня абстракции и абстрактного мышления, пока есть практическая деятельность, пока есть игра и художественная деятельность. Это самый хороший период для того, чтобы выучить второй и третий язык.
Если государство действительно бы ставило реальную цель обучить всех госязыку на очень хорошем уровне, то следовало бы начать с детских садов. Обеспечить всех детскими садами, где персонал бы за хорошие деньги готов был бы работать с детьми на латышском языке. С детсада дошли бы к тому, что к седьмому классу можно вводить до 80% предметов на латышском языке.
Я не сторонник монолингвизма, это вчерашний день. Мне импонирует опыт Казахстана — формирование трилингвального образования, когда учитель знает русский, казахский и английский языки. Там государство вложило большие деньги, чтобы учителя выучили язык, а затем реализовали бы свои знания и навыки на практике, обучив этому детей. Мы же в Латвии ни денег, ни времени в это не вложили и не хотим вкладывать. Начни ребенок в детском саду с трех лет изучать латышский, да он к первому классу бы уже говорил по-латышски, и тогда действительно все равно, в какую школу идти. Так бы мы решили проблему всех сегрегаций.
Может ли снизиться качество обучения с началом реформы?
Если оно до сих пор не снизилось, то и в будущем этого не произойдет. На первом этапе, когда ребенку надо будет научиться выражать свою мысль, выстраивать и четко формулировать гипотезы, построить эксперимент, трудности могут возникнуть. Но могу сказать, что это не повлияет на мышление. Потому что мышление не всегда связано с языком. Думаю, решения будут приходить.
Наибольшие сложности возникнут в 7-9-х классах. В седьмом классе начинаются география и биология, там появляется серьезная терминология. Учебники по этим предметам очень сложные, тексты понять трудно. Дальше идут физика и химия — если до реформы их преподавали на родном, то сейчас все будет на латышском. В 8-м классе добавляется физика — интересный предмет об окружающем мире. Но физика — вещь запредельная, понять ее не так просто. К чему это может привести? Начнется отторжение на уровне: "Я не понимаю предмет". А тут еще и язык накладывается. И вот подросток, который хочет играть мышцами, который ищет свое место в классе, не понимая предмет, может выглядеть глупо. Ладно, если он захочет выделяться иначе: забросит учебу, но начнет заниматься спортом, увлечется рисованием или музыкой. Но ведь есть и другой путь: сколотить кампанию, начать травлю кого-то в интернете, отнимать деньги у малышей. Это прямой путь к маргинализации. Зачем мне ходить в школу, где я чувствую себя дураком, если я могу быть королем на улице?
Если язык не является родным для учителя и ученика, то больше времени потребуется на изучение предмета. Но тогда у детей больше ни на что не будет оставаться времени.
Придется чем-то пожертвовать: своими интересами, свободным временем, а старшеклассникам — сном. Принесем жертву во имя чего? Я всегда говорю: надо учиться у евреев, которые выживают в самых трудных условиях и дают своим детям блестящее образование. Поэтому я скажу так: наши дети будут знать не только латышский, но и русский, английский и немецкий языки. Мы научились работать, научились вкалывать. Это огромное приобретение, которое в жизни нам пригодится, а детям поможет пробиться.
Если говорить широко, то мы придем к тому, что появятся школы, где достаточно успешно справляются с преподаванием на госязыке, куда ходят дети, выросшие в семьях, ориентированных на изучение латышского языка. Родители этих детей — образованные люди, работающие в смешанных коллективах. Они пользуются двумя языками и понимают необходимость билингвальности в Латвии, а также уделяют много внимания образованию своих детей.
Но есть и люди из однородной языковой среды, которые не могут помочь своим детям, не хотят, у них нет времени, это просто другой социальный строй. Эти дети остаются абсолютно без всякой поддержки. Из хороших школ они будут выдавливаться. Уже сейчас происходит социальное расслоение на престижные школы и школы, где качество образования никакое.
Если говорить о родителях наших учеников, скажу так: они разные. Есть те, кому очень трудно помочь своим детям. Есть те, кто приехал из России и не знаю языка вообще, но у них, как правило, сильная мотивация. Есть те, кто не знает язык, но очень хотят, чтобы их дети владели им на приличном уровне. Они готовы вкладывать в это свое время и средства.
Поэтому и к реформе все подошли по-разному. Есть те, кто этого боится. Страх — отражение того, что происходит в обществе. Родители боятся, что ребенок не успешен, то есть, значит не успешны и они. Родители много работают, устают. Они злятся на ребенка, на школу, на систему образования в целом. Они не получают удовольствие от совместного обучения с ребенком, они постоянно в стрессовом состоянии. Загнанные родители загоняют своих детей. Дети все время на веревочке, учителя замотаны… Я считаю, что всем нам надо успокоиться и принять такую идею: учение — это процесс, который должен приносить удовольствие всем сторонам. И мы пытаемся жить в такой философии.
Серия статей "Трудности перевода" подготовлена при поддержке программы малых грантов Re:Baltica.
Над проектом работали: Диана Чучкова, Ольга Петрова, Кристина Худенко, Марис Морканс, Алина Семенихина, Наталия Шиндикова и Анатолий Голубов.