- Пьеса Мартиньша Зивертса "Тот, кого нет" (Kāds, kura nav) — о жизни на чужбине латышей, потерявших родину и память.
- Лекция Аси Казанцевой — о том, как сделать воспоминания не больными, а исследования ее работы — эффективными.
- Трагикомедия "Пять песен по памяти" режиссера и композитора Владислава Наставшева по текстам рижского творческого объединения "Орбита" на сцене Рижского русского театра им.М.Чехова — о щемяще-трогательном путешествии по закоулкам собственной памяти.
Тема памяти в Латвии солирует в каждом значимом и совсем незначимом событии, в каждой амбуле и преамбуле, в каждой клеточке жителей страны, в каждой молекуле влажного балтийского воздуха. Память корректируется и переписывается, по чьей-то воле и невольно. За ней ходят к памятникам — к одним и другим. Память становится фигуранткой научных исследований и международных скандалов. Память зачастую не дает силы на настоящее и будущее, затягивает назад в прошлое, откуда никак не выбраться. Так и живем со скелетами в шкафах и молью в теплых, казалось бы, вещах.
Потерял родину, память, лицо — что осталось?
Пьеса Мартиньша Зивертса "Тот, кого нет" (Kāds, kura nav) — о жизни на чужбине латышей, потерявших родину. Впервые была поставлена любительским латышским театром в Швеции в 1947 году. В Латвии — в 1988 году в театре "Дайлес" — тогда, в рассвет Атмоды 85-летний писатель впервые приехал на родину. В 2020 году — художественная читка в Доме Латышского общества. В главных ролях — два актера из постановки 88-го года и примкнувший к ним Гундарс Аболиньш.
…За спиной настойчивое и тревожное шурш-ш-шание. Теряя терпение, пытаюсь вслушиваться в речь актеров. Он и она любят друг друга. С милым — рай даже в бараке шведского лагеря беженцев с пятью кофейными зернышками и мешком картошки. Хотят пожениться, чтобы навсегда. Но у нее муж ушел на фронт и не вернулся. Накануне войны уже и любви никакой не было, и руку он поднимал на жену, и развестись собирались… Не успели. Как теперь поступить, чтобы правильно?
Появляется третий (Гундарс Аболиньш). У него нет имени и памяти — только персональный номер, под которым он поступил в военный госпиталь. У него нет лица — только то, что создали хирурги, получив израненное тело. Он латыш — язык говорит за себя. Он не легионер — на это указывает место его обнаружения санитарами… Кто он? Он вполне мог быть ее мужем. Как бы он посоветовал ей поступить? Выйти за любимого — правильно, но нечестно. Ждать — честно, но неправильно…
…Шуршание за спиной становится уже почти невыносимым. Разворачиваюсь, чтобы грозным видом дать понять бессовестному зрителю все неприличие его поведения. Передо мной почти выцветшие глаза с крупными бусинами слез, криво нарисованные красной помадой губы в кулисах морщин почти беззвучно шепчут "за любовь", перетянутая вздувшимися венами рука неосознанно мнет истерзанный пакетик Rimi на коленях. Почти прозрачная латышская бабушка с сактой на отутюженной белой блузке — что ей сказать? За любовь?!
Если память болит, с ней надо работать бережно и нежно
…Рано утром 11 сентября 2001 года молодая женщина отправилась на работу в финансовый квартал Манхэттена. Весь кошмар с обрушением башен-близнецов случился у нее на глазах: после первого взрыва толпа вокруг загудела и оцепенела, после второго — с ревом понеслась мимо склонившейся над раздавленным парнем девушкой, мимо мужчины с оторванной ногой… Туда, где ничего не знающие люди мирно начинали рабочий день.
Героиня этой истории физически не пострадала. Но ее жизнь уже не могла быть прежней. Она чувствовала огромную дистанцию между собой и некогда близкими людьми, которые не видели того кошмара. Их разделяла память. Бросила бойфренда, который жил в небоскребе — она стала бояться всех высоких зданий. Она не могла работать и спать. Жизнь ее семьи превратилась в кошмар. Психиатры поставили диагноз: тяжелейшее посттравматическое расстройство и депрессия.
Сначала ей предложили стандартную психотерапию — проговаривать со специалистом больные воспоминания в безопасной обстановке. Она категорически отказалась притрагиваться к теме — не могла. Решили испытать новую технологию — экспозиционную терапию с виртуальной реальностью. На женщину надели специальный шлем с эффектом присутствия, в котором она могла наблюдать катастрофу по сценарию — с постепенным увеличением кошмара. Сперва самолет пролетает над башней, не задевая ее. Когда пациентка готова — следующий этап: самолет врезается, но без звука и взрыва. И так далее… Постепенно женщина вспомнила даже то, что напрочь забыла сразу после теракта, что было спрятано в самые дальние уголки ее памяти. Она приняла случившееся и смогла жить полноценной жизнью…
Слушателей постарше волнуют возрастные процессы в голове. Все признаки неотвратимого Альцгеймера они у себя уже выявили — память ни к черту, в лесу заблудиться - запросто, еще немного - и не вспомнишь, где туалет... Что делать? Ася объясняет: первые признаки — потерю памяти с вытекающими — фиксируют, когда процесс отмирания нейронных связей уже идет полным ходом. Похоже, виртуальная реальность сможет предсказать диагноз лет на пятнадцать раньше очевидного. После этого одни рискнут на экспериментальную терапию, которая на поздних стадиях нереальна. Другие, наконец-то, начнут полноценно проживать оставшиеся годы и готовиться к неотвратимому — завещание писать, на сиделку копить…
Но все ли захотят что-то знать заранее? Может, лучше не знать — написать завещание и жить каждый день как последний, чтобы было потом, что вспомнить, если коварный Альцгеймер не догонит?
Правительства созданы, чтобы падать. А память — чтобы забывать?
Режиссер Владислав Наставшев — признанный мастер художественного погружения в память — самые ее темные аллеи и глухие закоулки. Русский зритель познакомился с его творчеством, благодаря постановкам в Новом рижском театре — "Озеро надежды" и "Озеро надежды замерзло". Режиссер отправил публику в тур по своему советскому детству в блочно-бетонной многоэтажке русской Иманты с обиженной на государство мамой и несостоявшейся бизнесвумен бабушкой. Вивисекция своей памяти стала для режиссера благодатной почвой болезненно-прекрасного вдохновения в театре и сольной карьере певца с исполнением советского ретро и песен собственного сочинения в духе ретро.
…Три товарища (Иван Стрельцов, Дмитрий Палеес, Алексей Коргин) отмечают юбилей четвертого (Игорь Чернявский). Впрочем, а был ли четвертый — вопрос открытый: есть лишь говорящая голова в виртуальном образе на экране. Да и были ли первые три — может, как раз все они — в голове у четвертого. Это не важно! Цель междусобойчика — вспомнить былое. Но былое, будь оно неладно, какими-то очень странными кусками и обрывками выплывает, как фотография с просроченной пленки. То реституция с совместной дружбой жильцов против объявившегося лжедомовладельца… То девушка, чью фигуру помнишь почти на ощупь, а имя — никак… То минометный обстрел, в памяти от которого лишь расположение тел…
Решений проблем с памятью у авторов — не меньше, чем у Аси Казанцевой. Чего только стоят мнемонические правила от Артура Пунте: "Вот надо запомнить, когда у нее день рождения, просто составил предложение, в котором число букв каждого слова совпадает с соответствующей цифрой в дате, и готово". Ну а если имя любимой нужно увековечить — тут портал Manabalss вам в помощь: "собрал подписи за переименование улицы, все, конечно, будут думать, что это в честь ее исторической тезки", но ты-то будешь знать… Если не верите Пунте, послушайте авторитета — бывшего сотрудника Института мозга, который за выпить-закусить подскажет очервидное: лучшее запоминание — на сон грядущий, когда гипоталамус трудится, а лобные доли готовы заглатывать львиные дозы информации, практически не жуя…
Незабываемое открытие спектакля — детский хор Accolada c умопомрачительным солистом Юлианом Сопотом (Максим Бусел) внешне списанным с Фредди Меркьюри, внутренне — с самого Наставшева (зрителям, которые бывали на его концертах, будет что сравнить). Порой трогательные, порой брутальные стихи "Орбиты" слились буквально во французском поцелуе с музыкой, написанной самим режиссером. "Зачем я так кричал, что я электрик, ведь не электрик я — что на меня нашло…", "Всю ночь меня искали, в подворотнях, на улицах выкрикивали имя", "Нас есть, за что презирать и в чем обвинить"… Из детских уст — это короткое замыкание, которое и случается по ходу спектакля.
В воздух взмывают ряды пустых стульев. Кто в них сидел? Мы не помним. Интересно, а те, кто там сидели — они помнят нас, которые сидят? Да и важно ли это — мир в твоей голове.
С другой стороны, нужна ли нам память, если, по большому счету, в нашей жизни не так уж много меняется. Да и так ли мы хотим что-то менять? Простые истины Сергея Тимофеева: "Летом будет лето, осенью будет осень, не тушуйся, не делай ничего, отчего тебе тошно. Девочки станут девушками, а потом ты заметишь их, переходящих улицу за руку с малышами. Мужчины будут хмуро прикидывать возможности. А потом действовать по обстановке и часто ошибаться. Правительства созданы, чтобы падать, корабли — проплывать под мостами. Но тем не менее огни на том берегу реки, никогда, представь себе, никогда не погаснут…"
"Это антракт?" — уточняет зрительница у администратора, когда через час и пятнадцать минут занавес опускается. "А вы еще хотите?"
