Оксана Ярмольник. О любви к Юрмале, аукционе вещей Высоцкого и квартире для Барышникова  (153)

Рассказывают, что Оксана Ярмольник — опасный собеседник, который запросто может высказать всю правду и назвать вещи своими именами. Порой, в достаточно жесткой и категоричной форме.

Ничего подобного в Латвии, похоже, невозможно. В интервью порталу Delfi Оксана призналась, что всякий раз после приземления в аэропорту "Рига" становится другим человеком — собой настоящей, без наносной столичной брони. За это она бесконечного благодарна своему второму дому на балтийском побережье. Здесь Оксана — обаятельная и улыбчивая дама с собачкой, воспитанной кроличьей таксой пшеничного цвета в элегантной сумочке.

- Обычно москвичи бегут в Латвию от пробок и плохого воздуха. Вы живете в Подмосковье. Что вас привело в Юрмалу?

- Невероятная любовь! Как и большинство москвичей и петербуржцев, которые купили недвижимость в Латвии, мною руководила ностальгия по детству, по воспоминаниям, как мы с родителями снимали дачу в Булдури: море, песок, янтарь, сосны… Мне тогда было пять-шесть лет. Потом мама заболела и умерла, а мы с папой (эстрадным автором-исполнителем) в Юрмалу больше не ездили. Эти места у меня всегда ассоциировались с мамой.

В студенческие годы я несколько раз приезжала в Ригу на выходные, а когда вышла замуж за Леню, мы много лет подряд приезжали в Юрмалу — он судил замечательный юрмальский музыкальный конкурс КВН. Это были очень быстротечные поездки: вечером игра, потом банкет в замечательной компании и наутро — в Москву. Мне всегда хотелось задержаться тут, но все не получалось. Время шло, а моя любовь к Юрмале лишь крепла.

Мы с Леней объездили почти весь мир, и я поняла, что комфортнее, чем в Юрмале, мне не было нигде. И я хотела бы в этом месте проводить как можно больше времени. Я думала, что если у меня будет внук (тогда его еще не было, а теперь — есть), то я хотела бы проводить с ним время на берегу моря. Свои соображения по этому поводу я высказала Лене, и около пяти лет назад он сдался — мы купили квартиру. Тем более что к тому времени здесь обзавелись жильем многие наши друзья…

- Кто?

- Миша Ефремов, Барщевские и Виолины (семья режиссера Дмитрия Барщевского и сценариста Наталии Виолиной, а также брат Дмитрия известный юрист Михаил Барщевский — прим. ред.), Игорь Николаев, Гафины (семья бывшего вице-президента "Альфа-банка" Александра Гафина), Антон Табаков (сын Олега Павловича, известный ресторатор -прим. ред.), Андрей Васильев (бывший главный редактор газеты "Коммерсант")…

Со временем их стало еще больше. Над нами живет моя подруга Надя Соловьева с Владимиром Познером. Со временем вокруг меня сложился и круг юрмальских друзей — местных. Не любить Юрмалу невозможно: близко лететь, природа, климат для меня потрясающий — я обожаю дождь и лирическую серость в небе, под которую замечательно читается и думается. Как только выходишь из самолета, сразу отпускает московская агрессия, 220 Вольт напряжения, спадает с плеч пудовая броня, и ты становишься самим собой, настоящим. 15 минут в машине — и ты дома.

- То есть, Юрмала для вас — дом?

- Несомненно. Я ведь перевезла сюда всю обстановку своей московской квартиры, где есть вещи от родителей и бабушек, разные милые мелочи, с которыми я выросла, старинная мебель. Каждая полочка вызывает воспоминания. И полное ощущение возвращения домой. В этом смысле все сложилось как нельзя лучше. После переезда в подмосковное Подушкино 25 лет назад мы московской квартирой практически не пользовались. Сдать я ее не могла — просто не допускала мысли, впустить чужого человека в родные вещи. А когда все перевезла в Юрмалу, то полностью переоборудовала московскую квартиру под сдачу.

- Через пять лет жизни в Латвии можно подавать документы на постоянный вид на жительство. Планируете?

- Пока нет. Надо еще выучить язык, а с этим все непросто. До сих пор я не встретила в Латвии ни одного человека, который бы не говорил по-русски или по-английски. Если жизнь сложится так, что я больше времени буду проводить здесь — начну учить. Я даже учебники купила — заглянула и поняла, что это очень страшно для меня. Но все быстро учится, когда есть мотивация.

Так или иначе, а Юрмала — это очень родное мне место. Надеюсь, что происходящее сейчас на политическом уровне — временное явление. Все разногласия — совершенный бред, который поддерживают те, кто зарабатывает на этом политические очки и колоссальные деньги, а страдают простые люди — русские и латыши. Сегодня в России конкретной антилатвийской пропаганды нет, сегодня главный враг — свои же, так называемая пятая колонна, лишь затем идут Америка, Украина, Турция и т.д. Все время идет поиск врагов. Наверное, они и есть, если об этом бесконечно вещать и делать все наоборот, то они обычно появляются. Врагов-то нажить легко, а друзей — гораздо труднее.

- Надо отметить, что когда у нас вводили ограничения на торговлю видами на жительство, наши националистически озабоченные политики утверждали, что, благодаря приезжим россиянам, тут образуется "пятая колонна", которая может работать против Латвии…

- Это они зря. Здесь собралась преимущественно либеральная публика — разумные люди, бизнес- и творческая интеллигенция, очень дружелюбно настроенная в отношении Латвии. Лично для меня вообще не существует национального вопроса. В любой нации есть идиоты и сволочи, а есть порядочные люди — я за них. И как любому интеллектуальному человеку, мне интересно и приятно узнавать другую культуру, традиции, расширять свой круг общения. Ни в коем случае нельзя зацикливаться на чем-то одном и орать, что ты — лучший, а остальные — дебилы и враги.

- Юрмала у вас — только для отдыха?

- В основном — да. Это наша дача, где мой внук Петя уже провел лето. Впрочем, сейчас у меня появился архитектурный проект в Риге. Я ведь занимаюсь не только кино, театром и модой, а много лет работаю в области дизайна интерьера. Мне предложили интересный объект — дизайн-проект дома, который будет построен в самом центре Вецриги, недалеко от Домского собора.

Работа займет месяца три. Это будет клубный дом VIP-класса: внизу — кафе и зона СПА, наверху — пять квартир, одна из которых будет принадлежать Михаилу Барышникову. Это будет его pied-a-terre, что в дословном переводе с французского означает "нога на земле" — квартира, где Миша будет останавливаться в дни своего пребывания в Риге. Думаю, ему будет очень приятно иметь свое жилье в родном городе, который он так любит. Особенно теперь, в связи с его успешным сотрудничеством с Новым рижским театром.

- Как вам постановка Херманиса "Бродский/Барышников"?

- Я в абсолютном восторге! Это шедевр театрального искусства — потрясающая постановка, сценография — все совпало. Мне это чем-то напомнило режиссуру Юрия Любимова и немножко — спектакль Анатолия Васильева "Серсо", в котором на сцене тоже стоял стеклянный павильон. А этот потрясающий звук! Стрекот сверчков, который у кого-то ассоциируется с Прибалтикой, у кого-то — с Питером, у кого-то — с летней загородной дачей… Получился философски и энергетически мощный разговор о смерти — невероятно страшный и при этом гармонично-сладостный. Жутко и оторваться невозможно. Только Миша мог так читать эти стихи — сначала словами, а потом — телом.

- Сами вы давно знакомы с Барышниковым?

- Мы дружим уже много лет. Познакомились лет 20 назад, когда впервые приехали в Америку. У нас было много общих знакомых — вот жизнь и свела. Кстати, в Латвии, в перерывах между спектаклями, он жил в моей юрмальской квартире — ему вся эта ситуация очень нравилась. Он искренне любит Латвию и хорошо говорит по-латышски, при этом будучи абсолютно русским человеком и абсолютным американцем.

- Про ваш московский дом в Подушкино ходят легенды. Там у вас жил и Андрей Макаревич, и Юз Алешковский…

- Тот "легендарный" дом, который мы строили сами, сейчас продан. Рядом с ним и вправду был отдельный гостевой домик, где жил Андрей, пока делал ремонт в своем доме. А когда Юз приезжал, он селился у нас. Потом мы построили себе новый дом, где тоже перебывали все наши друзья. Макаревич свой дом в Подушкино продал, когда в очередной раз женился — его жена решила, что новой семье нужен дом "с нуля", и они переехали на Новую Ригу. Правда, теперь он уже и с той женой расстался.

- Недавно один рижский галерейщик объявил, что купил десять вещей Высоцкого на парижском аукционе, организованном Мариной Влади. Как вы (Оксана была последней возлюбленной поэта, — прим. ред) относитесь к продаже Мариной памятных вещей, в том числе последнего стихотворения, написанного на буклете парижского метро…

- В этой ситуации я абсолютно на стороне Марины. Во-первых, Володи уже очень давно нет. Во-вторых, люди — очень разные. Кто-то живет прошлым (для меня это ужасно), кто-то живет будущим. Я считаю, что прошлого не вернешь, будущее — неизвестно, наступит ли, надо жить здесь и сейчас, людьми, которые вам сегодня интересны, которые вас сегодня окружают, сегодняшними проблемами и радостями…

У Марины был огромный дом, в котором она жила с сестрами, детьми, мужьями, в том числе я Володей… Она осталась там одна. А это очень непросто. Возможно, у нее есть и финансовые проблемы. Возможно, ей тяжело все вспоминать. Так бывает, не потому что это было плохо, а потому что ты изменилась. Смотришь в то же зеркало, а оттуда на тебя глядит другая женщина. В общем, ей удобно так, и она вправе делать, что считает нужным. Даже не надо пытаться ее понять, потому что у каждого — свое понятие.

Кстати, то последнее стихотворение Володи я видела и читала "живьем". Оно было у Володи, когда он болел и просил его отправить Марине. Разумеется, у него тогда и мысли не было, что он умрет. Просто он периодически хотел с ней развестись, а стихотворение написал после ссоры в Париже, когда Марина пыталась его уложить в больницу, а он удрал. Так совпало, что эти строки стали не последними в их семейной жизни, а совсем последними.

- Вы бы пошли на выставку, на которой обещают показать вещи Высоцкого (золотая цепочка от Туманова, подаренная на свадьбу чеканка и др.) и иллюстрации Михаила Шемякина к его песням?

- Мне это совершенно неинтересно. Особенно свадебная чеканка.

- Участвуете ли вы в культурной жизни Латвии. Ходите по театрам?

- По большей части, я здесь была на гастролях российской "Золотой маски" — в Москве не везде получается попасть. В Новом Рижском театре я посмотрела спектакль (по всем признакам это — "Озеро надежды", — прим. Ред.) на русском языке по современной пьесе, написанной самим режиссером. Он пытался рассказать о своем взаимоотношении с мамой, русскими и латышами. Мы сидели втроем — Миша Барышников, Леня и я — и все ощутили сильное недоумение: три финала, долго и скучно, плохо играют артисты, безвкусная сценография — все напоминало плохую самодеятельность.

- А мне очень понравилось. Возможно, вы не все поняли, потому что не в курсе местных национальных раскладов?

- Возможно, в этой пьесе и существует некий конфликт, о котором мы даже не подозревали, но я говорю о своих впечатлениях…

- Над чем работаете сейчас в Москве?

- Замечательный режиссер Антон Яковлев (младший сын актера Юрия Яковлева), который уже поставил несколько успешных спектаклей во МХАТе и Малом театре, предложил мне сделать костюмы к его новому спектаклю "Король Лир". До этого я с ним уже работала на "Селе Степанчиково". Кроме того, у меня свое модное ателье, в котором большинство клиентов — мои друзья. Создаю маленькие коллекции и индивидуальные образы. Я это дело обожаю, ведь моя первая и основная профессия — художник-модельер. Также я придумываю игрушки.

- Как вашей семье удается совмещать творчество и коммерческие проекты? Леонид известен, как довольно успешный бизнесмен, у вас тоже явно прослеживается деловая жилка…

- Мой "бизнес" — это в большей степени творчество. Я сама придумываю себе персонажей и люблю их. Это часть моего мира, в котором мне так комфортно. Недавно я описала этот мир в сказке про тряпочную куклу Мусю: что в доме должно быть, как себя вести, чем заниматься. Книжка получилась очень поучительная, но без менторских интонаций. Оформляла я ее на пару с близким другом — немецким художником Алешей Блау.

- Внуку книга понравилась?

- Да, хоть Пете всего год и два месяца. В книжке много иллюстраций с изображениями нашего любимого скотч-терьера Зоси, которая в сказке выступает под именем Плюшка. Я говорю внуку: "Петя, покажи, где Зося?" Он листает, находит и тыкает пальчиком. Сейчас я начала писать продолжение истории — хочу, чтобы в итоге получился пухлый томик, как "Пеппи Длинныйчулок". Надеюсь, что когда-то появится и мультфильм.

- Как ваша семья пережила 14 лет съемок Леонида в главной роли картины Алексея Германа "Трудно быть Богом"? Наверное, это для всех было непросто?

- Когда Герман утвердил Леню — это было для всех нас невероятное счастье. В отличие от Лени, я не сомневалась, что все затянется на много лет. Но ничуть не расстраивалась. Я уже давно привыкла к разлукам и даже люблю оставаться одна — успеваю за это время вдвое больше сделать по работе и по дому, с подругами пообщаться и еще куда-то съездить. Ведь обычно семья забирает довольно много времени.

- Как вы оценили фильм?

- Он настолько сложный, что стал, как лакмусовая бумага, проверкой моих друзей на… лень. Люди настолько расслабились, что хотят получать от кино сплошное удовольствие, а такое кино — невероятный труд. Не меньший, чем прочитать "Улисса" Джеймса Джойса или Библию — тут радость достигается через преодоление. К тому же требуется определенная база знаний.

В первый раз мы смотрели фильм с Костей Эрнстом, еще без звука — Кармалита (вдова Алексея Германа, — прим. ред.) нам просто набрасывала текст. Визуальный ряд оказался настолько мощным, что после просмотра было ощущение оглушения от взрыва, когда трудно понять, где ты и что с тобой. Второй раз я смотрела уже со звуком и увидела вещи, на которые не обратила внимания до того — они были связаны со знанием библейских сюжетов, которые там прочитываются.

В общем, это даже не кино, а именно кинокартина, в которой каждая деталь неслучайна и доведена до совершенства. Она сразу вошла в классику мирового кино и стала обязательной к просмотру студентов творческих вузов. В Англии и Америке кинокритики признали ее одной из лучших картин всех времен и народов. При этом в нашей стране на нее мало кто обратил должное внимание. И даже некоторые из наших друзей явно скучали на показе — не могли дождаться конца, хотя бы из уважения к Лене, который 14 лет потратил на съемки.

Мое мнение: это проблема не этого фильма, а этих людей и всего общества. Картина сегодня как нельзя больше пришлась ко времени. Она про то, как страшно, когда ко власти приходят серые — значит, что скоро все окрасится в коричневый цвет. Она про фашизм, нетерпимость, про то, что творится в мире… Просто там все очень художественно зашифровано. То, что написано у Стругацких — детский лепет на лужайке, по сравнению с тем, что снял Герман.

- После такой роли Леониду, наверное, трудно согласиться на всякие "елки-палки"?

- А он и не соглашается! Очень редко. Хотя, по-моему, "елки-палки" тоже имеют право на существование. Если они сняты талантливо и честно, то это лучше, чем иные авторские потуги на искусство. Например, картины Германа-младшего смотрятся очень вторично — что-то от папы, что-то от Тарковского, что-то от еще кого-то… Форма есть, а ничего своего не найти. В свое время почти одновременно вышли его "Бумажный солдат" и комедия "Любовь-морковь". Последняя, на мой взгляд, более честное кино. А Герман…

- Трудно быть режиссером после такого папы! Вот и Леониду трудно…

- На мой взгляд, хороший актер может играть кого угодно, хоть цыпленка табака. Если он делает это талантливо, то это прекрасно. У Лени есть множество эпизодических ролей, которые зрители помнят не хуже главных. Например, крохотная роль сына барона в картине "Тот самый Мюнхгаузен" — без этого кусочка пазла не была бы столь совершенна картина Марка Захарова с чудесными актерами Янковским, Чуриковой, Броневым…

Кстати, скоро выйдет картина, которую на казахские деньги в России снимал молодой эстонский режиссер. Леня там играет опытного полицейского, а главную роль юного полицейского играет внук Янковского Ваня.