Звездный адвокат. Борис Кузнецов о "делах" Табакова, Гурченко, Плисецкой, Кобзона, Ельцина, Путина...  (65)

Послужной список юриста Бориса Кузнецова впечатляет и восхищает. Еще юношей работая в уголовном розыске, он участвовал в раскрытии кражи дуэльных пистолетов из Музея-квартиры Пушкина, краж из Эрмитажа и Русского музея. Позже он раскрывал хищения промышленного золота на приисках Чукотки. В 90-х годах, став адвокатом, представлял интересы экс-генерала КГБ Калугина по иску к президенту Михаилу Горбачеву, председателю Совмина СССР Николаю Рыжкову и председателю КГБ СССР Владимиру Крючкову . После того как адвокат вытащил из тюрьмы артиста Георгия Юматова, обвиненного в убийстве, артисты всех жанров протоптали к Кузнецову даже не тропинку, а хорошо укатанное шоссе.

К странам Балтии Кузнецов имеет самое непосредственное отношение, его бабушка — наполовину эстонка, наполовину балтийская немка. Это не помешало адвокату в 90-х довести власти Эстонии до состояния дрожи в коленях. В 1996 году по просьбе тогдашнего министра иностранных дел Евгения Примакова он защитил первого высланного за политические убеждения российского гражданина — кочегара Петра Рожка (его обвиняли в разжигании межнациональной розни). В тот раз его речь тоже завершилась блестяще: "Дело закончится тем, что само правительство Эстонии из маленького Рожка сделает большой симфонический оркестр. И этот симфонический оркестр будет исполнять гимн России, я буду им дирижировать, а Эстония — стоять на ушах".

Во втором процессе против Кузнецова выступал вице-спикера парламента Марк Нуть, который заявил, что эстонский Центр по правам человека создан российской разведкой. Адвокат сделал запрос в Службу внешней разведки России, есть ли у них на балансе такая организация, сколько там агентов и сколько резидентов. Те ответили, что нет. С этой справкой Кузнецов пришел в эстонский суд. Когда его оппонент Нуть заявил: г-н Кузнецов понимает, что такое шовинизм с марксистско-ленинской позиции. Кузнецов парировал: г-ну Нуть виднее, потому что в таком-то году в таком-то институте он преподавал марксизм-ленинизм. Процесс был выигран.

Третий эстонский суд Кузнецова так и не состоялся. Когда в 2001 году власти Эстонии отказались регистрировать Православную церковь московской патриархии, к Кузнецову за помощью обратился Патриарх Алексий (сам он, кстати, был родом из Эстонии, его мирская фамилия — Ридигер). Как только в эстонской прессе появилась заметка, что права церкви берется отстаивать Борис Кузнецов (кстати, некрещеный), организацию зарегистрировали.

Было у Кузнецова дело и в Латвии. В 90-х он взялся защищать капитана второго ранга, корреспондента газеты "Советский воин" по Прибалтике, который базировался в Лиепае и был арестован за шпионаж в пользу Швеции — якобы он разгласил сведения о советских диверсионно-разведывательных субмаринах "Пиранья". Кузнецов доказал, что тактико-технические характеристики этих лодок за несколько лет до этого разгласил сам министр обороны СССР Дмитрий Язов при встрече с министром обороны Швеции.

В 2002-2007 годах адвокат представлял интересы потерпевших по делу подводной лодки "Курск", о чем впоследствии написал книгу, а также семью убитой журналистки Анны Политковской. В 2006 году, защищая обвиняемого в мошенничестве экс-сенатора Калмыкии Левона Чахмахчяна, предоставил в Конституционный суд России копию справки ФСБ под грифом "секретно" о прослушивании телефонных переговоров Чахмахчяна, за что был обвинен в разглашении гостайны. Сам Кузнецов считал незаконным как прослушивание, так и засекречивание. Не дожидаясь преследования за разглашение гостайны, Кузнецов бежал в США, где получил политическое убежище. В настоящий момент живет в Латвии.

По просьбе портала Delfi, Борис Кузнецов вспомнил о некоторых своих звездных клиентах и громких делах.

Как-то мне звонит глава Гильдии киноактеров Женя Жариков, говорит, что Юматова взяли за убийство — просит помочь. В милицию позвонила жена Юматова Муза и сообщила, что в их квартире совершено убийство. Приехала оперативная группа — лежит труп дворника-азербайджанца, сидит Юматов в прострации, а рядом — ружье.

Оказалось, у Юматовых умерла собака, которая была им за ребенка — сутки они лили слезы, а потом позвали дворника помочь с похоронами. Выпили. Немного, на спиртное наложился выпитый на ночь тазепам — и эта смесь стерла момент убийства из памяти артиста. Юматов помнил лишь, что после совместной выпивки показал дворнику ружье, подаренное матерью по возвращении с фронта, говорили про войну. Тут азербайджанец ему говорит: вот ты живешь в нищете, а воевал бы на стороне немцев — сидел бы в Мюнхене и пил баварское пиво. Сказать такое фронтовику Юматову — все равно, что гранату кинуть. Актер закричал: ты, сука! Дворник схватился за нож, а Юматов — за ружье, которое выстрелило и снесло полчерепа.

К моменту, когда я подключился, актеру вменяли умышленное убийство, он уже полтора месяца сидел в "Матросской тишине". Я полистал дело и удивился, что первое разъяснение у него взяли лишь в больнице. В 20-й клинической больнице в истории болезни записано, что у Юматова была резаная рана головы, которую зашивали. По моему ходатайству, место происшествия осмотрели повторно. Под ванной нашли кухонный нож с кровью Юматова и отпечатками пальцев дворника. То есть это была оборона. Кроме того, выяснилось, что актер не знал, что его ружье было заряженым — патрон пролежал на взводе 25 лет, с момента стрельб в тире "Динамо".

Через две недели Юматова освободили из-под стражи. В общем, намерения убить у Юматова не было, а имела место необходимая оборона, я заявил ходатайство о прекращении уголовного дела. Следствие не согласилось. Но поскольку, угроза для жизни актера была, и немалая, в конце концов дело переквалифицировали в "убийство при превышении необходимых пределов обороны". К Юматову применили амнистию по случаю 50-летия Победы, так что дело было прекращено на стадии следствия. Я ему предлагал судиться до полного оправдания — были все основания — но он отказался. После этого дела актеры стали обращаться ко мне за услугами один за другим.

В день суда с утра все повторили, в машине — еще раз… В здании суда в коридор повыскакивали все: судьи, секретарши, прокуроры, адвокаты, свидетели… Олег Павлович шел, а ему аплодировали. После вступительной части слово предоставили "кассатору" — Табаков забрался на свидетельскую трибуну, оглядел восхищенную публику и заявил: "Значит так, господа судьи, если вы думаете, что кто-нибудь за меня будет решать творческие проблемы театра — вы очень ошибаетесь! Только я решаю, кого брать, а кого — не брать, кого увольнять, а кого — оставлять. Если вы его восстановите на работе — вот (показывает фигу) он будет у меня работать! Судьи сползли со своих кресел, но мы проиграли. Правда, после этого я плотно засел в театре, а через неделю директор был уволен на совершенно законных основаниях. Сколько он потом не бился — его не восстановили.

Как-то Олег Павлович попросил меня помочь его сыну Антону — крупному московскому ресторатору. Его партнеры, соучредители ресторана "ОбломовЪ" на Пресне, вышли из дела и открыли свое заведение — с таким же названием, но на Пятницкой. Мало того, они зарегистрировали торговую марку "ОбломовЪ" и предъявили Антону иск в арбитраже, чтобы тот изменил название и рекламу. Антон побегал по знаменитым адвокатам — те только руками разводили: кто первый зарегистрировал марку, тому и карты в руки. Я поначалу отреагировал также, но потом решил попробовать. На логотипе у Антона слово "ОбломовЪ" было написано красивой прописью с "ять" на конце и изображением пишущей пером-вилкой руки в кружевном манжете.

Я поинтересовался, кто автор? Оказалось, это рисунок Александра Адабашьяна, который он сделал в 1992 году во время съемок фильма Михалкова "Несколько дней из жизни И.И.Обломова", в котором главную роль играл Олег Павлович.

Я тут же разыскал Адабашьяна, и мы зарегистрировали рисунок в Российском авторском обществе (РАО). Поскольку, авторское право имеет приоритет перед торговой маркой, мы с адвокатом Михаилом Ботвинкиным моментально выиграли процесс. Но я пошел дальше — обратился к министру культуры того времени Михаилу Швыдкому, и Минкульт дал заключение, что Обломов — это персонаж романа Гончарова, который является общенациональным достоянием, поэтому принадлежащей кому-то торговой марки "ОбломовЪ" в принципе быть не может. В итоге в Москве так и осталось два ресторана "ОбломовЪ" — на Пресне и на Пятницкой.

Была обнародована легенда, что в 1976 году Майя Михайловна, уже будучи замужем за Щедриным, забеременела от какого-то театрального деятеля, поехала в Питер к двоюродной сестре, где тайно родила девочку. Мол, в то же время мать Глаговской в том же роддоме родила мертвую девочку, а отец Юлии, якобы ранее знакомый с Плисецкой сотрудник КГБ, попросил Майю Михайловну отдать дочку им, на что та согласилась.

На самом деле, во-первых, у Майи Плисецкой статус нерожавшей женщины, что подтверждено медицинской справкой. Во-вторых, в день, когда родилась Юлия Глаговская, Плисецкая танцевала в Австралии — сама она об этом не помнила, но я все раскопал, подняв архив Большого театра. Кроме того, я поехал в Питер, нашел классного руководителя Глаговской, которая рассказала, какой девочка была большой фантазеркой. Нашел я, где работал отец Юлии в то время — оказалось, что он никогда не был сотрудником КГБ, а был начальником транспортного цеха.

Девочка и вправду внешне была очень похожа на Плисецкую, вероятно, кто-то когда-то на это обратил внимание, вот у нее с мамой и родился план. В суде представители газеты требовали, чтобы Юлию допросили, как свидетеля, я заявил протест: в момент рождения девочка не могла идентифицировать матку, из которой вылезла. Плисецкая тоже в суд не пошла и от генетической экспертизы категорически отказалась: "У меня крови не хватит на всех авантюристов". Но доказательств и так более, чем хватало.

В том числе прочих дел, я помогал ему убрать генпрокурора Скуратова, чья фамилия прогремела в 1999 году послед того, как по телевидению показали документальный фильм "Трое в постели", где "человек, похожий на генерального прокурора" занимался сексом с двумя девушками. Сам Скуратов заверял, что пленка была поддельной.

Я занимался исследованием многочисленных квартир Скуратова, но копнул так глубоко, что впоследствии моими материалами нельзя было воспользоваться — они подставляли близких Ельцину людей. Со стороны МВД эти делом руководил Рушайло, мой старый клиент, а со стороны ФСБ — директор этого учреждения Путин, с которым меня несколько раньше познакомил Анатолий Собчак. Надо сказать, тогда Путин представлял из себя ровно то, что и сейчас — ни одной дельной идеи. В отличие от него, Ельцин — это был мой президент. Человек очень эмоциональный и честный — ни копейки себе лично в карман не положил.

Вот окружение у него было разным по моральным качествам, при этом — все люди умные, он, сам не разбираясь во многих вопросах, полагался на них. Если "его люди" начинали лить грязь на кого-то, Ельцин легко верил, глубоко не разбираясь. Я считаю, что его главными ошибками были чеченская война и Путин. Ну и то, что не провел люстрацию, хотя, в отличие от многих коммунистов, он за все покаялся и попросил извинения. В последний раз мы виделись незадолго до его ухода с поста президента — он вручил мне именные часы.

При Путине я еще до 2005 года юридически обслуживал Управление делами президента. Ровно до того момента, как вышла моя книга про подводную лодку "Курск". Тут меня пригласил бывший управделами Владимир Кожин и сообщил, что звонили из Кремля и просили расторгнуть договор аренды офиса в здании Управлении делами президента. В принципе, я мог был судиться с ними и выиграть — мой срок договора аренды был большим — но Кожин в этом случае обещал проблемы для своего заместителя, с которым у меня были хорошие человеческие отношения. Я в трехдневный срок съехал.

Семья Никиты Хрущева обратилась ко мне в связи с публикацией легенды о том, что сын генсека, летчик-истребитель Леонид Хрущев, не погиб в 1943 году, а перешел к немцам и служил в СС или гестапо, а потом был выкраден нашей разведкой и расстрелян. Якобы отказ Сталина помиловать сына и стал причиной выступления Хрущева на ХХ съезде партии против культа личности.

Эта напрочь лживая история была сфабрикована в КГБ, когда в 1964 году снимали Хрущева. По некоторым слухам, перед запуском этой легенды — ее озвучили Брежневу. И даже он был не в восторге, сказал, что хоть Хрущев и мерзавец, сын его честно воевал, зачем его порочить? И тему закрыл. Но миф остался и то и дело где-то всплывал. В том числе, в воспоминаниях маршала Язова, который писал об этом аккуратно, выдавая за одну из версий — так, что к нему претензий быть не могло. В данном случае, "журналисты" выдавали миф за чистую монету. И этого нельзя было спускать. Я заполучил "Личное дело" Леонида Хрущева — оно не оставляло никаких сомнений в том, что сын Хрущева геройски погиб.

Увы, справку из американского кейса мне заполучить не удалось. Пробовал зайти с другого конца — позвонил Рушайло и спросил: Володя, ты подписывал такую справку? Он все отрицал. Так и не довелось мне защитить Кобзона. Позднее, уже находясь в эмиграции я понял, что администрация США решение российского суда не примет.

В неразделенной еще Корее жили два брата. Один — в Южной части, другой — в Северной. Когда страна распалась, "южный" брат рос-рос и стал президентом Ким Ён Самом, а "северный" был выслан в Хабаровский край, откуда его потом переселили на Камчатку. Там у брата родился сын, которого обвинили в организации убийства двух человек. Президент Южной Кореи через посла обратился ко мне с просьбой защитить племянника от несправедливого обвинения.

Дело кончилось тем, что моему подзащитному дали три года, которые он уже отсидел в следственном изоляторе — его освободили в зале суда. Виновен он не был, а просто считался "авторитетом" в корейской общине, которая на Камчатке насчитывает порядка 20 000 человек. За то дело я получил свой первый большой гонорар — 50 000 долларов — от президента Южной Кореи (квартиру в Москве тогда можно было купить за 4 000 долларов). Кроме того, Ким Ён Сам вручил мне именные часы.

Люся получила трети четверти стоимости квартиры. С Машей я встречался раз пять, пытался мирно договориться, но та уперлась — точнее не она, а ее муж. К счастью, последнее время отношения Люси и Маши почти восстановились…

А еще Гурченко очень мне помогла в одном моем деле, которое было связано с убийством моего друга, губернатора Магаданской области Вали Цветкова. Убили его, когда он перешел дорогу крабово-рыбной мафии, прижав рыболовные компании, которые выловленных крабов перегружали в открытом море на японские м корейские суда, получая деньги наличными. После смерти Цветкова "копать" стали под его помощницу Тихачеву и директора ТИНРО (тихоокеанского НИИ рыбной отрасли). Последнего — доктора наук, интеллигентного парня — посадили в следственный изолятор в камеру с убийцей-рецидивистом по кличке Хирург, который начал его прессинговать, заставляя признаться в хищении продукции. Поскольку признаваться директору института было не в чем, то Хирург решил на нем заработать, он заявил: Тихачева должна нам, "солнцевским" (Солнцевская организованная преступная группировка, - прим. ред.), миллион долларов — и не отдашь свою долю, мы тебя опустим. Они дали ученому телефон — тот набрал меня. Я пообещал, что, если информация с долгом подтвердится, заплатить 25 000 долларов.

Свидетелями моего разговора случайно стали Люся Гурченко и ее муж, которые приехали ко мне домой на ужин. Я стал думать, как выйти на "солнцевских". И тут Люся вспомнила, что сосед Лиона Измайлова — Сергей Михайлов (Михась). Она позвонила Лиону и попросила устроить встречу. Мы встретились — Михайлов подарил мне книжку о своих приключениях в Швейцарии, я ему — свою "Освободить из-под стражи в зале суда". Он мне сказал, что понятия не имеет, кто такая Тихачева и никаких долгов перед "солнцевскими" за ней не числится. Тогда я позвонил ученому и сказал, что согласен передать деньги. А сам поехал к министру внутренних дел Рушайло, который связался с администрацией системы исправительных учреждений и потребовал немедленно прекратить прессовать ученого, а Хирурга отправить из СИЗО на зону.

Хирург уже давно был в колонии, а через два месяца мне звонит женщина: я мама Хирурга — приехала за долларами. Я ее позвал на встречу и потребовал написать расписку, сколько и за что она получила, а сам позвал местных ментов, которые ее задержали. Правда, дела возбуждать не стали — все же Хирург не по своей воле весь этот цирк устроил.