Для России Рига — место всегда желанное. Наступит момент, когда надо будет заново переводить на русский язык Райниса и на латышский — Толстого. Надо к этому готовиться. Так считает специальный представитель Президента России по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой, который приезжал в Ригу специально на открытие Российского национального стенда на XX Латвийской книжной выставке на Кипсале.
Рижский график экс-министра культуры России, театроведа, писателя, общественного деятеля, а ныне и руководителя Московского театра мюзикла Михаил Швыдкой был невероятно плотен. Он метался на такси между новым послом России в Латвии Евгением Лукьяновым, местными культурными деятелями, друзьями Паулсом и Цеховалом (директором Рижского русского театра) и Российским книжным стендом, поэтому все общение с журналистами проходило в телеграфном режиме. Но и в таком доступе Михаил Ефимович успевал высказать свое мнение на все животрепещущие темы культурных отношений двух стран. И он явно не видел повода для враждебной риторики.
- Русскоязычная читающая аудитория Латвии — крайне невелика, а тут к нам приезжает такой мощный десант русских писателей и издателей, что прибыль вряд ли окупит вложения. И снова могут возникнуть разговоры о мягкой силе Кремля…
- Это не вопрос политики, а вопрос наших давних культурных связей. В Латвии есть читатель и хороший…
- Но небольшой.
- Не важно, уж не меньше, чем в Словении, Эстонии или Литве. Рига — культурный центр этой части Европы и традиционно тут всегда ценили русскую книгу. Поэтому не стоит искать конспирологию в нашем приезде сюда. Даже я приехал, потому что меня позвал Владимир Григорьев (замруководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям, - прим. ред.), не только для того, выполнить некую миссию и встретиться с вашими руководителями Министерства культуры и МИД, но и повидать Цеховала (директор Рижского русского театра им. М.Чехова) и Паулса, к которым прямо сейчас спешу.
- У вас с ними что-то серьезное, вроде мюзикла "Золушка" (Дмитрий Быков рассказывает о работе над мюзиклом с Паулсом и Швыдким - здесь) или так, повидаться?
- С Раймондом я хочу просто поговорить и посоветоваться — с ним всегда приятно посидеть. Я сейчас размышляю о двух новых мюзиклах в своем театре — посмотрим, может и тут что-то срастется.
В любом случае для России Рига — место всегда желанное. Здесь у нас может быть много пересечений и проектов. В частности, сегодня мы говорили c вашими издателями о том, что вы издаете серию латышских романов "Латвия. 20-й век" (ранее Delfi опубликовало интервью с авторами романов этой серии Норой Икстене и Андрой Манфелде, — Прим. Ред.) — я свои коллегам посоветую перевести это на русский язык.
Такого рода выставки — прекрасная возможность завязать отношения между нашими и вашими издателями и переводчиками. Ведь наступит момент, когда надо будет заново переводить на русский Райниса и на латышский — Толстого. Надо к этому готовиться. Такое присутствие русской литературы важно и для молодых читателей. Поколение людей, которое жило в Советском Союзе — истончается, а у сегодняшних 25-летних никаких общих воспоминаний с россиянами нет — они про Россию знают меньше, чем про Америку и Великобританию. То же и в России. Мое поколение мчалось на любую премьеру Арнольда Лининьша, Петерсона или Каца, ехали в вашу Оперу слушать Мариса Янсонса, папу его, не говоря уже о Паулсе. Нынешние молодые люди из Москвы летят прямиком в Нью-Йорк, даже в Берлин не залетают. А это плохо, не знать, что мир бесконечно многообразен.
Я вообще считаю, что десант и мягкая сила в отношении культуры — плохие термины. Взаимоисключающие даже. Либо сила, либо мягкая. Когда меня мама спрашивает: Миша, ты чем занимаешься? Отвечаю: любовью. Я профессиональный культурный любовник. Это мне нравится больше, чем сила. Культура не может завоевать другую культуру. Тут отношения, как между мужчиной и женщиной: можно без удовольствия и за деньги, а можно — с удовольствием и по любви. По-другому не бывает…
- Бывает, что в угол зажимают.
- Это неинтересно! В культурных взаимоотношениях не может быть насилия. В каждой культуре другая культура воспринимает лишь то, что ей нужно. А чего ей не надо — не воспринимает. Мы воспримем из латышской культуры только то, что нужно русской культуре. Например, в русской культуре нет Чака, которого я бесконечно люблю. Так же как в латышской культуре нет, условно говоря, Пушкина. Это все — взаимодополняюще… А слово "мягкая сила" придумал замминистра обороны Соединенных Штатов — ему это положено по должности. Я же, как пожилой человек, точно знаю: либо сила, либо мягкость. Тут совсем разные механизмы работают. А понять страну можно только через культуру. Надеюсь, что в следующем году, к столетию государственности Латвии, латышская литература будет представлена в России не менее широко. Чтобы и наши молодые люди знали, что, кроме Китая и Америки, есть и другие страны.
- К слову, о столетиях. В этом году отмечается 100 лет Великой октябрьской социалистической революции — на ваш взгляд, какое влияние она на нашу культуру оказала? Накануне первой мировой Россия переживала невероятный культурный рассвет, а потом?
- Эта революция, которая принесла стране столько бед России и ее народу, одновременно стала невероятным стимулом и импульсом для развития всего: политической жизни Азии и Африки, социальным программам в Европе и Америке и на культуру тоже. Это была великая утопия, которая породила великое искусство. Правда, оно закончилось в начале 30-х годов, но это было время, когда люди поняли, что мир устроен совсем не так, как они думали, что он богаче, разнообразнее, что можно творить нечто невероятное — революция открыла на это глаза. Так что для культуры революция была в высшей степени полезна, а для жизни — трагична. А для русской жизни — особенно.
- Не вызвала ли она к жизни некие темные силы, которые, к примеру, теперь осели злобными троллями в соцсетях?
- Конечно, произошли серьезнейшие социальные процессы, когда на вершину политической жизни были вытолкнуты десятки миллионов неграмотных людей — они меняли мир на свой манер и по своим представлениям. Это трагично. Но это не повод снова вешать всех собак на Россию и русских — это был общий интернациональный процесс. Я не буду вам напоминать о красных латышских стрелках или жандармов немецкой разведки, которые в пломбированном вагоне прислали Ленина. Но, что есть, то и есть: на подмостки истории вышли миллионы неграмотных людей.
- В том числе, именно они сейчас берутся оценивать культуру: что можно, что нельзя, как надо творить и как не надо. Константин Райкин выступал — говорил, что замучали его цензоры. Андрей Кончаловский приезжал — говорил, цензура нужна. Что вы думаете на эту тему?
- Это все ерунда! С Андреем мы вместе работали — делали спектакль, я понимаю, о чем он. Культура, как феномен, это система запретов — от того, что нельзя сморкаться в занавески, до того, что нельзя показывать распоротый живот на телеэкране, чего никогда не делает BBC. Но это не цензура, а нечто иное. В культуре цензура вряд ли возможна, ну, может, в индустриальных видах культуры — но это и в Америке есть. Такая цензура везде существует, хотя бы по умолчанию.
- А что вы думаете про "народный контроль", когда активисты и представители "широкой общественности" заявляют, что можно и что нельзя?
- Ко мне это не имеет отношения. Подобный "народный контроль" когда-то доказывал, что Солнце крутится вокруг Земли. Многие люди в этом убеждены до сих пор. Так что особо доверяться народному контролю — опасно. При этом надо понимать, что культура — это система запретов, а искусство — система разрушения запретов. Нужен разумный баланс. В зависимости от того, насколько человек культурен, он является сам себе цензором. Я верю в силу самоцензуры больше, чем во что-либо другое.
- Писатель, поэт и общественный деятель Владлен Дозорцев вспоминал недавно, как вы ему сказали: "Работать надо в Москве, а жить надо в Риге!" Сами не планируете последовать своему совету?
- Это я правильно Владику сказал: работать и вправду лучше в Москве — там поле деятельности огромно, а Рига — невероятно комфортный город для жизни, и многие мои знакомые любят здесь жить.
- А вы? Не уходите от ответа!
- Я — человек мегаполиса. Да и кому я нужен за пределами Московской кольцевой.
