В новой рубрике "Исчезли с радаров" портал Delfi рассказывает о людях, которые еще недавно были значимыми героями латвийского общества, а их фотографии не покидали светских хроник. Но теперь их не слышно и не видно...
В конце 80-х и 90-е Карл Хламкин был украшением многих прогрессивных рижских групп - если, конечно, находил в себе силы доползать до концертных площадок. Его бескомпромиссная личность была овеяна невероятным количеством легенд, а сам Карл народное творчество охотно поощрял и при любой возможности давал пищу фантазиям. Самым смелым вбросом стали, разумеется, его имя и фамилия.
- Ты в Риге-то бываешь?
- Был в мае, случайным образом: друзья на машине ехали, и я с ними. На два дня. До этого не был лет десять.
- Не тянет?
- Нет ощущения, что надо срочно туда жать. Хотя к морю съездил бы отдохнуть с удовольствием. Ну или если бы концерты образовались, о чем разные люди часто говорили, но до дела так и не дошло.
- Если открутить кино назад, то можешь вспомнить как все начиналось… У тебя профессия какая-то была на старте?
- Миллион профессий! Но на старте я был как раз-таки барабанщиком: в пионерском лагере во время поднятия красного знамени играл барабанную дробь. Мне нравилось, что все шагали в ногу, а я отдельно стоял около знамени…
- В белых гольфах и красной пилотке.
- Ну да. И пел уже тогда. Помню, выучил сам "Шел в атаку яростный сорок первый год…" — вышел на сцену школы и спел без микрофона. Отказавшись от аккомпанемента. Выступление длилось минут семь — надо было видеть лица учащихся и учителей в зале. Мне было важно выделяться действием.
А учился я на столяра-плотника. За прогулы меня послали на стажировку к гробовщикам на небольшую фабрику около "Алдариса"…
- Не сочиняй! Это ты к "Алдарису" подбирался…
- Тогда бы скорее к "Бальзамке" пристроился. Впрочем, из гробовщиков меня вскоре поперли — гвозди неправильно забивал. Они не в дереве оставались, а выходили острием внутрь гроба… Неудобные гробы получались. Но для меня главными были не гробы, а люди, которые работали в таких шарашках — они все стали моими безоговорочными героями, ласточками на помойке жизни. Потом я попал в бригаду реставраторов — восстанавливал дом слева от Русской драмы. Тягал цемент, за что платили немереные бабки - так я смог купить себе ударную установку. Потом работал грузчиком диванов, со мной в связке трудились отсидевший 30 лет за убийство бывший зэк, ботаник-аутист и латышские фольклористы. Уровень разгильдяйства на всех моих рабочих местах зашкаливал — линии партии до таких низов недостреливали. В универ я тоже раз поступал — на юриста. Так что, можно сказать, что у меня — неначатое высшее образование.
Играть я начал классе в седьмом — с бас-гитаристом Андреем Светловым… И музыка взяла верх над всем. Я участвовал во многих проектах — с Саней Федяевым в вокальной группе клуба "Октобрис", в "Цементе", "Карт-бланше"… Ну и где я только не играл.
Время было веселое. Денег почти не было, но работали на совесть, с фанатизмом даже — подолгу репетировали, обсуждали, просчитывали ходы, искали новые музыкальные направления… Особенно по этой части был силен Игорь Детковский — он владел всей информацией по западной и российской музыке, которую за распитием портвейна мы много слушали.
Когда мы с "Карт-бланшем" ездили в Москву, останавливались у Андрея Ирбита (группа "Чемпионы мира") — бухали и слушали лучшую кассету того времени: с одной стороны - Петр Мамонов, с другой — Том Уэйтс. Помню, приехав в Ригу, я был так эмоционально заряжен, что от перевозбуждения начал рисовать, хотя в школе у меня по рисованию были двойки. Записывались в каморке Дома милиции — там были пульт, фортепиано, магнитофон. Мы считались частью самодеятельности, для разбавления поющих фольклор бабушек. Играли простейшими средствами: криво-косо, ничего не клеилось, чуть не на коленке все делалось. Но все же это было хорошо своей органичностью — просто качественным исполнением и мощным вокалом никого не удивишь. Главное — чутье некое.
Мы пытались делать околоямайскую музыку — тут очень помог присоединившийся барабанщик Маджа, который играл на индийских таблах. Гитарист Антон играл джаз, Алик джаз-рок, Марк не умел играть на трубе, но издавал авангардные звуки, Федис выжимал из гитары такие прекрасно-кривые аккорды, которые потом никто не мог повторить. Весь общий абсурд складывался в какую-то сильную дичь. В то время особенно на меня повлияли альбом "АуцЫона" "Птица" и трек к фильму Кустурицы Arizona Dream — смесь балканщины с цыганщиной…
- Да сам уже не помню! Еще в детские времена мы придумывали себе всякие имена-кликухи — типа Карл и Отто. В имени "Карл" есть что-то цирковое — фиг знает кто это, но понятно, что яркий типаж. Мне эта игра нравилась. Ну а когда я познакомился с музыкантом Олегом Хламкиным, то не смог устоять перед искушением стырить у него фамилию: более дурацкого сочетания, чем Карл Хламкин, самому придумать было сложно.
- Настоящий Хламкин, как помню, обижался.
- Обижался. Постоянно хотел мне набить морду. Но меня этим не проймешь. Был у нас и общий проект — мы вдвоем придумали дуэт Hlamkin Brothers. Не срослось. Он ходил по городу и всем говорил: я скоро уезжаю в ИзраИль, но только никому не говори. И эту идею тоже грех было не позаимствовать — так появилось название нашего первого альбома "Хламкин едет в ИзраИль". Российские критики охотно критиковали альбом с таким мощным названием, радиостанции крутили нашу музыку. Все это случилось само собой — даже делать ничего не потребовалось.
- Успешно перебравшийся в Москву Алекс Дубас в итоге так и записал себя в паспорте, вместо Алексея Топоркова. А ты по паспорту — уже Карл Хламкин?
- Нет, конечно. Это не самоцель. Есть люди, которые знают, что я — Игорь Фоменков, любят подчеркнуть свое высшее знание: "Ну здравствуй, Игорь…"
- Про тебя ходила легенда, что в Риге ты жил за счет денег, полученных за сдачу крови, но в один прекрасный день источник доходов иссяк: в твоей крови… крови не обнаружили.
- Это чистейшая правда! На станции переливания крови в то время работал санитаром Игорь Детковский — отвечал за какие-то азотные ванны. Сдавали все плазму. За нее давали достаточно денег, чтобы пойти в магаз на Слокас, взять "агдама" и тут же принять у Игоря в подвале — после сдачи крови стакан вина шарахал так, что можно было в обморок упасть от счастья… Так и жил: сдавал, выпивал, шел дальше… Но в какой-то момент станция закупила дичайшие шведские приборы, а я пришел с какого-то великого праздника и, несмотря на литры выпитых сверху соков, мне сообщили, что больше не надо мне туда ходить… Но к тому времени я уже начал ездить на гастроли в Россию — там кровь и самому требовалась.
Был фестиваль, который устраивали Александр Кушнир и Сергей Гурьев (он тогда делал журнал "Контркультура") — играли в Танковой академии. Мы, молодая группа, попали в какую-то бешеную обойму — между "Ногу свело" и "АукцЫоном". Но туда пришли какие-то типажи, которым не понравилось название "Хламкин едет в ИзраИль" — нас хотели "замочить" — пришлось организаторам выводить нас через служебный вход. В общем жизнь пошла интересная. Помню, мы играли в одном из первых концертов "Ляписов" в Минске. В Питере дружили с Гаркушей. Как-то мы с Дубасом придумали, чтобы Гаркуша приехал в Ригу и почитал стихи, тут же нашлись спонсоры, которые добыли на "Алдарисе" по фальшивым документам машину пива под это дело…
В общем, становилось все более ясно, куда надо идти. Наше направление никогда не было музыкой для всех, но своих слушателей всегда хватало.
- В какой момент ты решил покинуть родину?
- Это случилось довольно неожиданно. Я дружил с Валерой (группа "Валера — это риск"), а он ходил в море, откуда привозил разную хорошую аппаратуру и примочки. Году в 95-м гастроли в Россию стали довольно затруднительны… И у Валеры на мой счет возникла идея, что я буду… матросом. Он оплатил мне даже какие-то курсы моряков за 600 баксов, после которых я получил паспорт матроса. У Валеры были знакомые владельцы судов, которые перевозили нефть и газ…
Я собирался в свое первое большое плавание, заколачивать первую штуку баксов в месяц. Буквально за два дня до того, как отдать концы, мне позвонил продюсер "Ляписа Трубецкого" Женя Калмыков и позвал писать альбом в Минск: "Приезжай, бабки есть!" А до того, в 1994 году, нами заинтересовалась студия "Мороз-рекордз" — звали писаться в Москву со всей бандой, но это оказалось неподъемным — все должны были бросать понятную работу сантехников-электриков и ехать в никуда без гарантий. В этот раз, перспектива была еще более туманной, но творческая авантюра меня пересилила — я свалил в Минск. Один. Валера был в шоке.
В Минске двигались буквально в темноте на ощупь: снимали какие-то духовые оркестры, находили сессионных музыкантов, записывали какой-то неошансон… Получился альбом "Хламкин, заткнись!" Я в Белоруссию таскался раз пятьдесят — почти породнился. В какой-то момент продюсеры решили везти все в Москву. Приехали — стал снова искать музыкантов. Как это делать — понятия не имел. Подбирал потихоньку остатки распавшихся групп. Очень помогал Саша Бергер — тот самый, который придумал для Севы Новгородцева название "Севаоборот", он буквально приютил меня у себя на первое время. Ездил я туда-сюда как челночник. В Риге движухи уже не было — становилось ясно, что дела надо делать в другом месте.
Долго думал над дизайном диска — никто в этом ни хрена не понимал. Как-то играли концерт в клубе "Моррисвилль", где рулили "Запрещенные барабанщики". Там я познакомился с дизайнером Владимиром Чайкой и его друзьями — архитектором и банкиром. Они сразу купили у меня за сто баксов болванку с записью альбома — я обалдел от размаха и тут же все потратил. Чайка взялся за дизайн — он оказался мэтром в этом деле. Его фамилия сегодня в любой книге по дизайну. Ему даже Ельцин вручал премию. Один из моих новых знакомых сделал уличный сезонный клубешник "Клумба", куда позвал меня арт-директором. Так началась моя постоянная московская жизнь. В 2003-м мы издавали со сцены очень серьезные звуки. Играли втроем-вчетвером, с болгарским гитаристом, лысые…
- Приходилось. Надо было все время визу обновлять. В итоге я продал рижскую квартиру, стал снимать в Москве — деньги таяли на глазах… И тут один из друзей посоветовал мне купить дом за сто км от Москвы — это стоило тогда очень вразумительно. Я поехал туда со своей компанией — и купил избу в Конаково, Тверской области. Кстати, в Конаково был филиал Кузнецовского фаянсового завода.
Когда оформлял документы на жилье, столкнулся с тем, что в российской глубинке мой паспорт Aliens — вызывает тихий ужас. И при первой возможности сменил его на паспорт российского гражданина - тогда их как-то легко давали. Параллельно записал еще альбом на лейбле "Снегири" — "Давай забухаем оркестр" . А в 2007 году - еще один "ОгнеОпаснОпаснОрекестр-01", уже самостоятельно на деньги друзей. Причем с деньгами они расставались неохотно.
- Ты же увез туда и жену — "латышскую латышку с хутора" (как сообщили твои рижские друзья) и сына?
- Да. Не такая уж она дремучая латышка была — Лига уже в 14 лет одна переехала в Ригу. Была очень самостоятельной и сильной. Познакомились мы в отделе винно-водочных изделий одного магазина, где она работала. Я там был частым гостем. И как-то так получилось, что женился… В общем, да - и она переехала в Конаково. Помогала мне там развивать еще один клубешник. Под нее был разработан текстильно-прикладной дизайнерский проект — она делала тканевые панно в духе наивного искусства. В Москве работала такая организация "Бюро находок" по продаже товаров хэнд-мейда — мы стали успешно сотрудничать…
Сейчас Лига в этом деле мощно развернулась — продается в разных художественных галереях, делает выставки, что-то сбывает через сайты и соцсети… У нее свой "магаз" и галерея прямо в доме — люди туда приезжают из Москвы. В общем, она попала в точку. Уверен, если бы кто-то ею заинтересовался за границей — все бы еще круче пошло. Я одно время делал лампы из сантехники — тоже была успешная идея, но слишком много пыли, забросил. Если что-то умеешь делать фанатично — все сработает.
- А она латвийское гражданство сохранила?
- Да. Но бумажки ее достали, думаю, и она на пути к российскому гражданству. У нашего сына Кима, во всяком случае, российское.
- Лиге с ее ментальностью было легко в российской глубинке освоиться?
- А почему нет? Для россиян Прибалтика была и осталась буржуазной мечтой. И по Юрмале есть ностальгия даже у тех, кто там ни разу не был. Нас часто спрашивали: что мы забыли в их глуши. Многие наши друзья покупают дома в Латвии и селятся там в Риге и Юрмале — москвичам нравится возможность сбежать от грохота.
- Чем Ким занимается?
- Ему 17. Закончил школу. В следующем году могут забрать в армию. Он поступил в колледж и увлекается музыкой — у него уже своя группа.
- В рижском фольклоре осталась твоя фраза "водка на пиво — это красиво". Как ты сейчас по этой части?
- В Риге мы действительно бухали красиво. Да и в Москве поначалу. Сейчас эта алкогольная культура тут уходит — вместо нее появляется культура парковая, спортивная, гаджетная… Пить не модно. У нового поколения нашей темы забухивания вообще нет. И у меня много других дел. Не бухаю уже года полтора-два. Вообще. Не с кем нормально выпить стало. Да и банально это в свои пятьдесят начинать утро с пивка — ритм жизни не позволяет.
- А что у тебя с ритмом жизни сегодня?
- Как раз сегодня должны были ехать с гастролями в Салехард — сорвалось. В Москве делаем один гарантированный клубный концерт в месяц (где-то в "Летчике Джао Да" или в "Рюмочной Зюзино") — это устраивает и промоутеров, и музыкантов. Есть еще свадьбы, дни рождения и так далее. Иногда ди-джею — ставлю балкано-цыганскую музыку. Движуха есть все время. Если не выезжаем, то репетируем, пишем еще альбом. Была полоса с 2007-2013 годы — мы регулярно мотались по Европе: Германия, Бельгия, Франция… Как-то даже дали 26 концертов за месяц — бывали среди них и тысячники в больших городах. Потом мы все то дело разрушили — напрягли западных промоутеров своим разгильдяйством. Надеюсь, в следующем году мы вернемся в Европу.
- Песни сам пишешь?
- Никакой системы в этом нет. Что-то сам, что-то Тим (рижский поэт Сергей Тимофеев, — прим. ред.) писал, что-то у Андрея Левкина (рижский писатель) брал, у украинского поэта Сергея Жадана пару вещей хороших позаимствовал… Если что-то где-то можно подтырить — я всегда рад. Одну песни мы сделали из репертуара группы "Странные игры". В общем, подход у меня довольно цыганский. А сейчас мы пишем новый альбом на студии Юрия Ивановича Богданова — эпохальной личности, звукорежиссера, который записывал музыку к мультику "Бременские музыканты", опере "Юноне и Авось", фильму "Солярис", стажировался в Лос-Анжелесе. Вот такой человек у нас рядом.
- В кино ты тоже снимаешься?
- Только раз — в одной из частей сериала "Молоды и счастливы". Было это 12 лет назад. Мы как раз выпустили альбом, и кинопродюсер нас приметил — ему понадобились такие типажи. Трудно это было. Полгода я ездил на съемки, старался, тексты учил. Потом встретил на улице режиссера с опущенной головой: мы вас вырезали — все вырезали. Бывает. В общем, движуха есть. Независимо от политики и прочей хрени. Все прикольно.
Я не жалею, что уехал. Если еще и европейские фесты добавятся — совсем круто будет. Границы сейчас стерты, все в интернете — надо пользоваться новым андеграундом.
