Оказываясь на месте бывшей тюрьмы Румму, натыкаешься на колючую проволоку, а потому не остается никаких сомнений в том, какое учреждение находилось здесь прежде. Вот и одна несчастная чайка обрела свой печальный конец, зацепившись о проволоку.

"Да, действительно, никому не удается так просто миновать эту колючую проволоку", — вздыхает Мария Морозова, обращая на нас, пришедших сюда на экскурсию, свой грустный и понимающий взгляд.

Мария семь лет проработала старшей по тюремному блоку. Она стала первой женщиной-надзирателем, которая постоянно напрямую контактировала с заключенными. "Как уже нередко бывало в моей жизни, в этом случае простая шутка в итоге стала реальностью", — рассказывает Мария. В тюрьме она работала в отделе логистики. Друзья-коллеги — в отделе кадров. И как-то раз на перекуре приятельница ей говорит: да ты вообще понимаешь, сидя за своим компьютером, какая должность у нас самая оплачиваемая?

Вот, пожалуйста: старший надзиратель тюремного блока. Марии мысль понравилась, но отнеслась она к ней не всерьез. Речь шла о должности в блоке для заключенных, которых использовали в качестве рабочих, и она полагала, что вряд ли женщину возьмут на такой важный пост.

Курилка находилась на лестничном пролете между двумя этажами. Мария поднялась выше, постучалась в двери кабинета директора тюрьмы Олави Израэля и попросила ее принять. Директор как раз был свободен.

"Олави, хочу стать старшим надзирателем по блоку", — начала она разговор. Директор недоверчиво взглянул на Марию. "Я из-за денег, дело в зарплате", — добавила она.

В воздухе повисла тишина, которую, наконец, прервал голос директора. "Ладно, хорошо. Даю тебе месяц, чтобы передать дела. Второй блок теперь твой".

Мария поблагодарила за разговор, развернулась, вышла и направилась в курилку, присела и уставилась в одну точку, обдумывая произошедшее. "Только тогда до меня начало доходить, что я только что сделала. Это был настоящий шок! Боже, я же теперь буду лицом к лицу с заключенными. И это после всего того, что я слышала, что я читала в их письмах, цензурируя их. Педофилы, насильники, шизофреники!"

Но чувство собственного достоинства не позволило ей пойти на попятную, и на следующие семь лет Мария стала старшим надзирателем тюремного блока. Первый год ушел на то, чтобы обозначить четкие границы и правильно поставить себя в коллективе (особенно в отношениях с начальством, поясняет Мария). Дальше работа справедливого, но жесткого начальника ладилась хорошо. "Мальчики держались со мной большими молодцами. У меня всегда была такая холодная гримаса. И мне жутко нравилось говорить с матерком. Может, так я и ставила всех на место. Они понимали — если что пойдет не так, то наору — мало не покажется, уши в трубочку свернутся".

Мария начала с работы с теми, кто занимал более низкое положение в тюремной иерархии. Затем ее перевели в четвертый блок, где сидели местные авторитеты. "Поначалу было страшновато. Все-таки распальцованные, мафия и все такое. Но если меня вывести из себя… Будь ты хоть самим президентом — мне уже все равно, кто ты. Когда надо показывать, кто есть кто, страх отходит на второй план".

Первый рабочий день Марии в качестве старшего надзирателя в блоке с наиболее авторитетными сидельцами начался с обязательной переклички. Они происходили четыре раза в день, и все заключенные должны были построиться перед жилыми строениями. Сигнал к построению был дан уже неоднократно, но один из заключенных все никак не показывался на улице. В предыдущем блоке Марии все сразу выстраивались по стойке смирно. «Стояла и вопила во все горло, не успела даже представиться остальным. Затем направилась в комнату отсутствующего и спросила, требуется ли ему отдельное приглашение. Тогда он с высокомерным видом все-таки вышел на улицу. Но я этого так не оставила, иначе и дальше был бы беспредел. Попросила написать объяснительную. Он написал, что ему требуется время для адаптации. Что-что?! Только вчера попал в тюрьму, что ли?! Потом я еще расплатилась с ним за его наглость. Когда президент подписал указ о его помиловании, я зашла к нему в комнату и с очень серьезным лицом сказала, чтобы собирал вещи. В голове у него могли быть два варианта: либо в карцер, либо в «петушиный» отряд. Понятно, что он был на взводе. Сказала ему, что вот-вот узнает, куда направляемся. Когда прошли мимо остальных жилых блоков, он заметно расслабился. Решил, что, значит, карцер. Когда прошли и его, он был в замешательстве. Тогда уже сказала: «Поздравляю, президент тебя помиловал, иди оформляйся на свободу». Он аж прослезился. Потом уже нормально пообщались, посмеялись».

Теперь о своих первых профессиональных шагах в тюрьме и о семи годах работы старшим надзирателем Мария рассказывает сотням заинтересованных экскурсантов. Порой среди них оказываются и бывшие заключенные. "Мария, признаешь меня?" — иногда спрашивают ее. Нет, никогда не узнает, но всегда приятно увидеть, что люди действительно встали на путь исправления.

Но может ли сама тюрьма побудить человека исправиться?

"Нет", — быстро и без сомнений отвечает Мария. Прежде всего, это отчасти заложено в самой природе человека. Иначе говоря, если неоднократно преступаешь закон, то речь уже идет о психическом расстройстве, которое должен лечить психиатр. Кроме того, препятствием к исправлению может служить то, что, оказываясь среди других заключенных, ты автоматически попадаешь в плохую компанию. И проводишь там ой как много времени. "Если не хочешь работать, то грейся себе дальше на солнышке, пинай мяч и ешь. А еду и чистое белье тебе принесут", — описывает положение дел Мария.

По-прежнему найдется немало любителей тюремной романтики, но суровая правда о царившей там действительности куда страшнее бытующих легенд. Вспоминая страшные рассказы из 90-х, Мария ни на секунду не сомневается, что некоторым тюрьма в самую пору и на воле им не место. Она признается, что в те времена точно на такой работе не задержалась бы. Бывало и такое, что ни один тюремный надзиратель не осмеливался даже зайти в шестой блок.

"Только сейчас, спустя долгие годы один бывший заключенный осмелился рассказать, что когда работал в тюрьме на бульдозере, утром первым делом собирал возле каменодробильной машины пуговицы от шинелей", — уверяет Мария. Сегодня в Румму любят фотографироваться на фоне желтых живописных песчаных холмов. Это даже модно и, чего уж там, действительно весьма красиво.

"Но если бы эти холмы могли говорить…" — качает головой Мария. Ведь прямо здесь, в этом же месте — подумать только — жизнь человека могла оборваться в камнедробилке. А попасть туда могли не только зэки, но и служащие тюрьмы. На что намекали и оторванные пуговицы шинелей.

90-е наводили ужас. Вспоминая анекдот того времени, Мария горько шутит: "Ух, в этот раз выдалась смена поспокойнее. Всего-то три трупа".

В советское время за порядок в тюрьме отвечали военные. Когда прежняя система рухнула, появилось много безработных. Нанимали тех, кто попадался под руку. "Брали даже тех, кто мог просто приходить на работу трезвым. Такие были времена", — рассказывает Мария. Никакой выучки, никакого порядка. Как-то упорядочить течение жизни с такой анархией пытались сами авторитетные заключенные. А человеческой жизни была грош цена.

Когда здесь еще функционировал песчаный карьер, по территории тюрьмы ездил поезд. Однажды, возвращаясь с ночной смены, охранники увидели, что кто-то лежит на рельсах. "Смотри, это же "козел" Иванов, — сказал один другому и пнул ногой. — Гляди, зарезали". Следующие три дня труп Иванова пролежал на том же месте.

Экскурсию Мария завершает характерной историей из прежних рабочих будней. Как-то во время вечерней смены один из заключенных, который был посредником в общении с остальными зэками, спросил ее, не хочет ли она выпить. Прямо здесь и сейчас. Понятно, что в тюрьме алкоголь запрещен, а чтобы его не могли сделать из подручных средств, в тюремном магазине в продаже не было ни сахара, ни сока, ни карамельных конфет. Даже крема для обуви, содержащего спирт (его мазали на хлеб, дожидались, пока впитается, и соскребали верхний черный слой). "Кто хотел, находил способы, как пронести с воли", — поясняет Мария.

"Знаешь, я бы сейчас не отказалась от курицы гриль", — ответила она тогда на предложение.

Прошло несколько часов, и на ее столе оказался бумажный пакет, а внутри — две курицы гриль. Она просто не могла поверить своим глазам. Даже в местной столовой такого отродясь не видели. "Конечно, сразу я не осмелилась попробовать. Кто знает, чего туда могли подмешать, наркотики или еще что". Первый укус сделал "мальчик на побегушках", доставивший посылку. Тогда уже и Мария смогла поесть. Как курица могла оказаться в тюрьме, она по сей день не представляет.