События, которые разворачивались на белорусской границе в августе 2021 года, порой напоминают настоящий детектив. Более 80 беженцев оказались зажаты между латвийскими и белорусскими пограничниками. Они провели в лесу больше недели – под дождем, без укрытия, запасов еды и воды. 24 августа группу должна была посетить делегация Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, но накануне вечером люди с границы исчезли.

Контакт удалось восстановить только в конце октября, когда часть беженцев объявились в даугавпилсском центре для задержанных иностранцев. Они рассказали волонтерам о ежедневных выдворениях, жестокости латвийских спецназовцев и о содержании в специальной палатке. Кроме того, выяснилось, что в лесу по-прежнему оставались другие люди. Им удалось выбраться оттуда только спустя несколько месяцев.

Вскоре после объявления чрезвычайной ситуации при Министерстве внутренних дел был создан Центр оперативного управления (OVP), в котором были представлены ведомства и госучреждения, тем или иным образом вовлеченные в кризис. Была также образована неформальная группа НГО с опытом работы с просителями убежища, беженцами и мигрантами. На еженедельные встречи OVP допустили только три организации: GPB, Providus и Make room.

GPB и Providus еще в августе передали свидетельства о насилии Amnesty International и другим международным организациям, а также МВД, омбудсмену и Бюро внутренней безопасности (в ноябре бюро отказалось возбуждать уголовный процесс). 6 сентября Даугавпилс и границу посетил омбудсмен, но это никак не сказалось на судьбе беженцев.

Все это время латвийские СМИ крайне мало писали о кризисе на границе Латвии и Беларуси. Большинство публикаций были построены вокруг статистики или отражали официальную позицию государства, голоса самих беженцев представлены не были. Из-за режима чрезвычайной ситуации журналисты не имели доступа в приграничные районы и не могли получить информацию из первых рук. Информацию, которую предоставляли НГО, проверить было крайне сложно.

В итоге Роде поговорила по видеосвязи с иракцем Али, побывала на границе в Силене и получила подтверждение от сотрудника погранохраны Вадима Грицкова: "В основном [нарушители границы] это одни и те же люди". Анонимный источник из кругов, близких к охране границы, рассказал телеканалу: "Беженцы идут в Беларусь, там их посылают обратно. Каждый день. Мы даем им снэки и теплые вещи. Мы спрашиваем их, хотят ли они обратно в Ирак. Но большинство не хочет. У них переохлаждение, обмороженные ноги, но они ходят дальше туда и обратно". На момент выпуска передачи близкие разыскивали 36 человек, пропавших на белорусско-латвийской границе. Латвийские СМИ не проявили к ней интереса.

Юрист Латвийского центра по правам человека Эдгарс Ольшевскис говорит, что основные усилия он сосредоточил на том, чтобы получить доступ в Латгальский регион, встретиться с этими людьми, с ответственными представителями госучреждений в Даугавпилсе и на границе. Он хотел разъяснить ситуацию с правовой точки зрения и добиться того, чтобы "этим людям открыли ворота". "Если бы вы позвонили мне в то время, когда я ехал на границу, и задали те же вопросы – конечно, я бы без проблем на них ответил. Но заменить эту работу разговорами с журналистами, с моей точки зрения, как бы это помягче сказать… Это было бы только прикрытием для авторитарного режима. Играло бы на руку Лукашенко. Надо помнить, что такова в тот момент была позиция государства, которую мы, как представители НГО, не могли быстро переломить".

Александра Ёлкина говорит, что латвийские СМИ и гражданский сектор вели себя пассивно. В Польше и Литве журналисты, как местные, так и иностранные, много рассказывали о положении беженцев на границе, прорывались в запретную зону без аккредитаций, сами разговаривали с людьми на границе. Исследовательница предполагает, что различные СМИ и НКО могли бы добиться доступа к границе, объединившись в группу. Но такая инициатива выдвинута не была.

В ситуации, когда миграционный кризис спровоцировали действия белорусских властей, обсуждение проблемы очень быстро сводилось к вопросам национальной безопасности. Грасманис говорит, что власти нарушили международные, но не латвийские законы при обращении с беженцами. "Примерно с такой позиции нам отвечали все, кому мы на это указывали. Нас даже обвинили в том, что мы работаем по указке Лукашенко и Путина. Эдгар Ринкевич назвал нас "пальцем Кремля". Это все воспринималось как fake news. Наверху думали, что все это инсценирует Россия, а мы, НГО, наивно верим. Я думаю, что эта позиция сохраняется до сих пор. Понимаете, мы действительно публично не упоминали стеки и электрошокеры, но мы говорили о том, что серьезно нарушаются права человека. Мы каждую неделю писали письма, говорили, что так нельзя, что мы часть Европы, что с этими пушбэками мы пересекаем черту. Никто никого не слышал, и не слышит сейчас. Они продлили чрезвычайную ситуацию. Мы заинтересованы в том, чтобы прошло расследование о том, что там происходило".

Иева Раубишко признает: то, на чем настаивали и на что пытались обратить внимание НКО, не воспринималось конструктивно. "Однажды в сторону НКО было сказано, что сценарии наших выступлений пишутся в Минске или Москве. (..) И в такой ситуации нам казалось, что нужно больше доказательств". О нехватке доказательств говорит и Грасманис.

"На собраниях оперативного центра мы говорили очень неприятные властям вещи довольно откровенно, – продолжает Раубишко. – Но мы думали о том, как будет лучше людям. У нас были списки имен этих людей, их родственники к нам обращались, и мы собирали даже копии паспортов, потому что нам говорилось, что людей там не идентифицируют. Их, конечно, идентифицировали. Но нам говорили, что их данные не нужны, это не является обязательством латвийской стороны, так как люди эти в Латвию не входят, их не пускают. И случалось, что мы передавали эти списки, людей пускали на территорию Латвии, и потом они возвращались в Ирак. Добровольно ли – большой вопрос".

"У нас был список, и мы его передавали структурам. Спрашивали: вот, пропали люди, где они? Официально нам отвечали: на границе никакой идентификации не происходит, – подтверждает Грасманис. – Родственники рассказывали о какой-то мистической палатке. Очень долго никто не знал, существует такая палатка или нет. Эти вопросы мы задавали каждый раз в течение долгого времени на заседаниях оперативного центра".

В течение нескольких месяцев Александра Ёлкина взяла интервью у более 35 человек, которые находились в лесу на границе. Поскольку некоторые из них находились там вместе с семьями, в общей сложности интервью охватывают около 50 человек: около трети от всех людей, привезенных с границы в даугавпилсский центр и возвращенных затем в Ирак. Елкина уверена в достоверности этой информации, потому что в рассказах совпадает множество фактов и деталей. Их свидетельства также подкреплены документами, выданными им в даугавпилсском центре, фотографиями и видео.

"Вероятность такого сговора исключена – говорит она. – В то же время у меня нет оснований доверять латвийским властям. Они говорят, что ничего этого там не происходило, и при этом сами ограничивают доступ независимых наблюдателей и СМИ. Я неоднократно делала запросы в погранслужбу, задавала вопросы, на которые не получила ответа, мне не разрешили посетить Даугавпилсский центр, поговорить с беженцами на месте. Власти пытаются скрыть, что происходило на границе".

Грасманис полагает, что рижские власти не знали, что на самом деле происходит на границе. "Рига не знает, что происходит на границе, и это большая проблема. И не верит до сих пор. На разных уровнях, там, где приказы отдавались и где они исполнялись, все выглядело совершенно по-разному. Вряд ли наш премьер-министр приказывал применять электрошок в интимных местах", – считает он. Латвия, по мнению Грасманиса, была частью системы: "Я это вижу так: Латвия, Литва и Польша договорились, что ни в коем случае не будут впускать беженцев. И самая большая ошибка была допущена, когда разрешили легально использовать все виды спецсредств: и электрошок, и дубинки. То, что происходило на границе, было легально".

Государство обеспечило людей водой, пищей и прочим, говорит Ольшевскис: "Правда, силами НКО, но тут уж как есть.Но в тот момент, когда нам нужно было бороться за продление регулирования, люди пропали с того места, откуда подавалась жалоба. И государство использовало этот факт как аргумент: мол, посмотрите, пребывание там не было настоящей причиной для прошения об убежище. Видимо, они теперь либо используют другую возможность, либо другое государство. И суд принимает решение не продлять, потому что изменились фактические обстоятельства. Мы с этими выводами и решениями не согласились".

Он не исключает того, что по сути государство спрятало беженцев от ЕСПЧ. "Но чтобы утверждать подобное, нужно либо быть непосредственным свидетелем, либо найти какие-то доказательства. У нас их нет. При этом я вовсе не оправдываю государство. Однако меньше всего я хочу, чтобы на основании каких-то истерических утверждений была дискредитирована сама идея об убежище и помощи людям. Сейчас всем трудно, потому что идет кризис за кризисом. Это не значит, что нужно поддаваться истерии и искать виновных. Всем просто нужно собраться и конструктивно решать проблему без лишних эмоций".

"С началом войны отношение к беженцам радикально изменилось. Но это были уже украинские беженцы, – говорит Раубишко. – Я рада, что они получают поддержку. Но мы видим, что, оказывается, ее можно организовать за очень короткий срок. Тут мы в состоянии принять более 30 тысяч, а там не могли дать возможность подать заявление на убежище и рассмотреть его нескольким десяткам. Выталкивали туда-обратно на морозе. Это ужасно. Ведь на их родине тоже шла война, продолжаются вооруженные столкновения, просто мы этого не видим. Я согласна, что расизм и дискриминация у нас проблема. Многие с опасением относятся к иммигрантам. Например, недавнее исследование Мартиньша Капранса и Андриса Саулитиса выявило, что примерно 60% респондентов связывают иммигрантов с преступлениями и риском терроризма, 62% одобряют введение более строгого контроля на границе и визового режима для ограничения иммиграции. И это, конечно, отражается на политике".

Раубишко пыталась обсудить отчет Александры Ёлкиной 11 мая на заседании Комиссии по общественным делам в Сейме. Но депутаты отмахнулись от этой темы: заявили, что уже обсуждали эту тему с министром внутренних дел и получили удовлетворительный ответ. "Были комментарии, что информация о насилии ложная. Я с этим не согласна. Сообщение Ёлкиной доступно и содержит свидетельства нарушений прав человека и преступлений против них. Они слишком серьезны, чтобы в правовом государстве их можно было бы просто замести под ковер. Мы призвали незамедлительно инициировать расследование. Без него мы не можем утверждать, что этого не происходило. Providus вместе с Gribu palīdzēt bēgļiem обратился в генеральную прокуратуру с просьбой о переговорах, чтобы понять, какое учреждение могло бы расследовать это сообщение и содержащиеся в нем свидетельства. Люди утверждали, что насилие исходило от спецподразделений и, в некоторых случаях, от пограничников. Я сомневаюсь, что было правильно ограничится оценкой этих обвинений только самой погранслужбой".

Что это за спецподразделения – неизвестно. "Все, с кем я смогла поговорить, чьи письма или заявления читала, говорят о "коммандос" в черных униформах и масках. Но мы знаем, что в Латвии несколько спецподразделений: есть Группа специальных задач Национальных вооружённых сил Латвии, Батальон специальных задач Госполиции, есть «Альфа», есть «Омега». Мы знаем, что согласно распоряжению № 518 пограничникам помогали на границе НВС и Государственная полиция, – говорит Раубишко. – До последнего момента, пока не началась война в Украине, мы участвовали в заседаниях оперативного центра вместе со всеми вовлеченными учреждениями: МВД, службой неотложной помощи и так далее. Но мы могли присутствовать только на первой части заседания и получали далеко не всю информацию. На заседаниях нам сообщали и о физическом состоянии людей на границе, о заболеваниях, травмах, о том, что к ним выезжает неотложка. Один раз прозвучала информация об обморожениях и ожогах. Мы спрашивали: что происходит с этими людьми, где они? Им стало лучше и их опять выдворили в лес? Или их принял центр для задержанных иностранцев? Мы не знали точно, сколько человек и когда туда отправили".

Александра Елкина считает, что спираль молчания вокруг беженцев на белорусской границе – результат слабости гражданского общества в Латвии. «Латвия традиционно была страной эмиграции, а не иммиграции. Она никогда не сталкивалась с большим числом беженцев, – говорит Елкина. – В период с 2018 по 2020 годы здесь ежегодно подавалось менее двухсот прошений об убежище. В Латвии очень мало организаций, отстаивающих права беженцев, и они очень слабы. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что волонтеры и правозащитники боятся. Если вы публично выскажетесь в защиту беженцев, на вас обрушится шквал критики не только со стороны анонимных комментаторов в интернете, но и чиновников и правительства".

"То, как Латвия обращается с соискателями убежища, которые пытались попасть в ЕС через Беларусь, резко контрастирует с решением латвийского правительства принять не менее 40 000 человек, бежавших от войны в Украине. Есть опасения, что одной из основных причин введения чрезвычайного положения на границе стали ксенофобские настроения, широко распространенные в латвийском обществе", – резюмирует Ёлкина.

Статистика о попытках незаконного пересечения белорусско-латвийской границы покинула раздел актуальных новостей официального сайта Государственной погранохраны. Последнее сообщение на эту тему датируется 12 апреля. Однако история на этом не заканчивается. Третьего мая Европейский суд по правам человека коммуницировал дело «Х. М. М. и другие против Латвии». Заявителей представляет гражданин Республики Беларусь Никита Матющенков – юрист правозащитной организации Respect-Protect-Fulfill, занимающейся правами человека в Беларуси. Никита начал работать на границе Беларуси и стран ЕС в 2017 году, занимался делами против Польши, Литвы и Латвии об отказах на регистрацию просьб об убежище на границе.

"Я видел, что обращение, которому людей подвергают власти Латвии, нарушает все гарантии, которые существуют в международном праве для лиц, ищущих убежища, – говорит он. – Латвия отрицает жестокое обращение. Но вы же, наверное, видели в фейсбуке фотографии людей на снегу. Интересно, как правительство эти фотографии объяснит". Юрист подчеркивает, что никто из клиентов не говорил, что их били в Беларуси. "Здесь я верю моим доверителям, – объясняет Матющенков. – Моя организация работает и по группе дел на границе с Польшей, и там заявители нам говорят, что белорусские пограничники били их самих, и они видели, как били других людей. На границе с Латвией все ограничилось незаконными выдворениями и порчей или отобранием мобильных телефонов".

Дело в ЕСПЧ касается не только незаконных пушбэков и неправомочности отказа в регистрации их прошений об убежище, но и незаконного задержания в центре для задержанных иностранцев и высылки в Беларусь. «К тому времени уже было известно о том, как белорусские власти обращаются с этими иностранцами, – объясняет юрист. – Это действительно можно квалифицировать как использование людей для давления на другие страны. (..) Белорусские власти заставляли переходить границу семьи с маленькими детьми – ночью, в холод, в дождь. Когда власти Латвии выталкивают людей в Беларусь, они ставят их под угрозу такого обращения со стороны властей Беларуси. Это нарушение запрета на жестокое обращение". В деле также упоминается вынужденное согласие на возвращение.

Из 41 одного человека в списке осталось 26. Все – иракцы курдского происхождения. Из них 19 взрослых, большинство молодежь, старший заявитель 1973 года рождения. Большая часть детей – малолетние. Почти все заявители были возвращены в Ирак латвийскими властями. Один запросил международной защиты в Германии.

Что с остальными? Никите Матющенкову удалось связаться только с некоторыми из них, и они отказались продолжать процедуру. «Видимо, им это уже было неинтересно, – полагает юрист, – Часть бывших заявителей уже в Германии, и их просьбы об убежище рассматривают. Вряд ли кто-то из них на данный момент получил защитный статус, так быстро просьбы об убежище не рассматриваются. Но если заявители выиграют дело против Латвии, никто статус беженца в Латвии не получит – только компенсацию".

Часть заявителей просто пропала, поэтому их дело было закрыто.