Летом 2021 года в Польшу, Литву и Латвию из Беларуси хлынули десятки тысяч мигрантов: таким образом режим Александра Лукашенко пытался надавить на Евросоюз. 11 августа правительство Латвии ввело в приграничных областях Латгалии чрезвычайную ситуацию. На помощь Погранохране были направлена военные, полиция и Земессардзе. Доступ в зону ЧС для журналистов, волонтеров и правозащитников был закрыт.

К апрелю 2022 года Погранохрана подсчитала, что предотвратила более 6,5 тысяч попыток пересечения границы. Однако есть основания полагать, что за все это время на латвийской границе побывало лишь две-три сотни человек. Вплоть до начала апреля белорусские пограничники ежедневно гнали их в Латвию, а латвийские возвращали обратно.

Ни один человек, пытавшийся без визы пересечь границу со стороны Беларуси по земле, вопреки международным нормам не имел права просить убежище. Волонтерские и правозащитные организации еще в августе получили свидетельства о том, что служащие латвийской погранохраны и неустановленных спецподразделений подвергали беженцев систематическому насилию. На латвийской стороне людей избивали, унижали, почти не кормили, не давали помыться и связаться с родными и оставляли ночевать в 20-градусный мороз в лесу под открытым небом. Из леса был только один выход – через "добровольное" согласие на возвращение в страну происхождения.

3 мая 2022 года Европейский суд по правам человека коммуницировал дело "Х. М. М. и другие против Латвии". В качестве истцов в нем выступают 26 граждан Ирака в возрасте от двух до 49 лет. Специалист по миграционному праву Александра Ёлкина собрала свидетельства более 35 граждан Ирака, которые хотели просить убежища в Латвии и застряли в лесу между Латвией и Беларусью на несколько месяцев. Исследовательница подсчитала, что на границе за весь период ЧС разное время провели около 250 беженцев.

Delfi на основании слов пострадавших, волонтеров и правозащитников рассказывает о том, как судьба беженцев оказалась вне поля зрения латвийского общества и СМИ. Первая часть расследования – о том, что происходило в лесах на границе Латвии – здесь.

4 августа я с отцом, матерью и десятилетним братом прилетел на самолете из Эрбиля через Стамбул в Беларусь. Мы хотели просить убежища. Мы провели в Минске несколько дней и прибыли на латвийскую границу 10 августа на частном автомобиле. Вместе нас в нашей группе было 26 человек, из них 11 - дети. Когда мы добрались до границы, мы вышли из машин и пошли пешком. Белорусские пограничники нас не видели. Мы пересекли границу и шли еще около 30-60 минут, прежде чем латвийские пограничники поймали нас. Это было уже в два или три часа утра 11 августа. В этом месте присутствовали и журналисты с камерами. Пограничники посадили нас в машины и повезли обратно на белорусскую границу. Мы говорили, что мы не хотим туда возвращаться, но они сказали, что Латвия закрыта для беженцев, и велели нам идти. Они побили дубинкой одного человека из нашей группы и натравили на нас собак, так что мы были вынуждены вернуться в Беларусь.

В Беларуси нас поймали белорусские пограничники. Мы сказали им, что хотим вернуться в Минск, потому что латыши напали на нас и запретили нам идти дальше. Один офицер сказал, что нам нельзя в Минск, надо возвращаться в Латвию. Мы отказались, но они взяли ребенка из нашей группы и сказали, что, если мы не пойдем, они отправят его на границу одного. У нас не было выбора, и мы вернулись на латвийскую границу.

Мы пересекли границу. Ночью неподалеку от латвийского поселка под названием Робежниеки нас поймала полиция. Потом приехали пограничники, за которыми следовали два черных микроавтобуса с мужчинами в темно-синей униформе. Мы подумали, что это латвийский полицейский спецназ. Они велели женщинам и детям сесть в одну из машин и стали бить мужчин руками и ногами. Потом они посадили нас в машину и били мужчин электрошокерами.

В тот раз они били меня без применения электрошокера, потому что я говорю по-английски и мог для них переводить. Но моего папу и других мужчин электрошокером били. Затем они отвезли нас обратно к границе. Они велели мне перевести, что, если мы вернемся снова, они нас убьют.

Латыши действовали таким образом: группы, состоящие из нескольких человек в военной форме, передавали нас людям в масках и черной униформе и отдавали им приказы. Затем люди в черной форме заталкивали нас в машину и жестоко избивали. […] Невозможно было разговаривать с ними и что-то обсуждать […] Они требовали от нас не смотреть им в глаза и били всякий раз, когда видели, что мы это делаем. Первые несколько дней они били нас постоянно. Однажды, когда они вернули нас в Беларусь, я и еще три человека нашли в лесу овраг и прятались там три-четыре дня. Мы боялись, что белорусские пограничники нас найдут и вернут в Латвию, где нас снова будут бить.

К нам подошел человек из латвийской пограничной охраны. Он сказал, что нам принесут еды, горячей воды, еще чего-то. Я позвонил в организацию по правам человека, и мне сказали, что этот человек лжет и нам не надо за ним идти. Но половина нашей группы пошла за ним, потому что на границе было холодно, и у нас оставалось мало еды.

Ранним утром этот человек пришел снова. Он сказал, что, если мы не последуем за ним, нас заберут силой. Через несколько минут пришли 20-30 солдат. Они отвели нас к ближайшей дороге, где мы увидели несколько машин с коммандос. Они затащили нас в машины и приказали опустить головы и не смотреть на них и по сторонам. Нас высадили в каком-то месте в лесу, где стояли две оранжевые палатки. В этих палатках было около ста человек. Множество солдат с ружьями окружили нас. Они стали проверять нас одного за другим. Спрашивали, откуда мы, зачем мы приехали… Обыскали нашу одежду, карманы, сумки и обувь. Проверили мой телефон компьютерной программой и просмотрели контакты. Мы спрашивали, зачем они это делают, но они заставляли нас молчать. Вынули из моего телефона сим-карту и опустили его в воду на моих глазах.

Потом нас снова завели в палатку. На следующий день они начали увозить людей на границу. Но перед этим вывели меня из палатки и стали бить электрошокером. Я громко кричал. Они били меня током по всему телу, ударили в язык, и у меня изо рта пошла кровь. Били в затылок и интимные части тела. Я потерял сознание и упал. Через несколько минут очнулся, и коммандос начали избивать меня. Я лежал на земле, один сидел на мне, а другие били меня руками и ногами. Я плакал, не знал, что делать, это было безумие. Один из солдат вернулся, поднял меня и окунул три раза в ведро с водой… Они засунули меня в машину и стали делать то же самое с [интервьюируемым № 2]. Они избивали каждого из нас.

После этого нас отвезли на границу. Разделили на мелкие группы и посадили в разные машины. Иногда они разделяли семьи – например, матерей с детьми сажали в одну машину, отцов в другую. Мы не знали, куда нас везут... Меня высадили из машины и заставили идти в Беларусь. Сказали: "Если я увижу тебя еще раз, наверное, я убью тебя. Я не хочу видеть твое лицо снова".

В первый месяц латыши возили нас к белорусской границе дважды в день. Раз или два они заставляли нас переходить ее по болоту. Мы не могли сдвинуться с места, потому что, если вы будете двигаться, вас засосет… Иногда они сажали в один микроавтобус 20-25 человек. […] Мой отец много лет назад сломал ногу, и когда я сказал латвийскому солдату, что у него стала болеть нога, двое из них хотели меня побить. Однажды они ударили ногой мою маму, и лучше бы я умер, чем увидел это. Я ничего не мог поделать. У нее порвались ботинки, и они отправили ее в лес босиком. Белорусские солдаты потом дали ей обувь.

Латвийские власти ломали все телефоны. Мы просили: просто дайте нам телефон, и мы вернемся в Минск. Но они говорили, что им нельзя. Мы много раз пытались вернуться в Минск, но нам не удавалось, потому что не было телефонов.

Это превратилось в обязательную процедуру для каждого, как ходить на работу. Латыши снимали у нас отпечатки пальцев, и латыши, и белорусы фотографировали нас. Латыши говорили нам, что это их страна, и мы должны вернуться туда, откуда мы пришли.

В удачное время мы добирались до латвийской границы в 12 или в час час дня. Искали камеры наблюдения и стояли под ними, пока латвийские пограничники или коммандос не приедут за нами и не отвезут в палатку. Мы могли добраться до палатки в два, а в четыре они приносили нам печенье и воду. Это был наш ужин. […]

Некоторые пограничные столбы были особенно трудными. Например, №189, 200 или 259 находятся близко к Литве, и там нет ни деревень, ни домов, ничего. Поэтому белорусские солдаты советовали нам не отходить далеко от границы, просто стоять и ждать, когда они приедут. Мы заходили на 200 метров, собирали дрова и разжигали костер.

В эти дни один человек, который был с нами, даже потерял сознание от холода. Было так холодно, что я кусал пальцы до крови, но ничего не почувствовал… Латыши немного помогали нам только в случае, если кто-то заболевал. Но обычно они нам не верили. Например, я говорил, что у меня болит нога. Они проверили, но не увидели повреждения. Тогда они сказали, что я лгу, и ударили по ноге солдатским ботинком. Она болит до сих пор. Другой раз я сказал, что у меня болит живот, и меня ударили в живот.

Когда латвийские коммандос приезжали, они не везли нас в палатку, а сразу возвращали в Беларусь. Белорусы делали то же самое. Я никогда не видел такой жизни, я никогда этого не забуду. Они не люди. Я был в группе из восьми человек, мы очень много плакали. Мы провели новогоднюю ночь в лесу под открытым небом.

Проведя более трех месяцев в лесу, я больше не могла так жить и хотела убить себя. Когда они увидели, что я хотела порезать запястье, один из солдат в военной форме дал мне нож и сказал: "Если ты так хочешь себя убить, вот нож, но только делай это на белорусской стороне".

Меня отвезли в даугавпилсский лагерь. Там мне сказали, что я должен подписать бумаги, где я соглашаюсь вернуться в Ирак... На следующий день я увидел двух больших офицеров с тремя звездами. Я провел 78 дней в лесу, но они написали, что я приехал в Латвию прошлой ночью. Мне не дали юриста, и я вернулся в Ирак через восемь дней. У меня были хорошие ботинки, но, когда я вернулся, из них торчали пальцы. Они даже не дали мне подстричься или сменить одежду перед полетом. Я был такой грязный, что в аэропорту все пялились на меня. […] Когда я вернулся, я не мог в это поверить неделю. Каждый день я думал, на самом ли деле я сплю в постели. […] Ирак очень опасен для меня сейчас, но они заставили меня думать, что это рай в сравнении с тем, где я был и что со мной делали.

Два раза меня возили в отделение погранохраны, где я должна была подписывать бумаги о согласии на возвращение в мою страну и рассказывать об этом на видео. Но после этого ничего не происходило и я оставалась в лесу. Я так устала, что хотела покончить с собой. Тогда меня отвезли в отделение в третий раз, и я снова подписала бумаги – отделение находилось в 20 минутах езды от палатки. Через несколько дней меня увезли в Даугавпилс. В последнюю неделю в палатке над нами издевались. Привели несколько собак и сказали, что те будут по нам скучать, когда мы уедем, поэтому собаки хотят с нами немного поиграть. Они немного отпустили поводок, и собаки попытались укусить нас. Мы кричали и плакали.

Сейчас я живу в лагере перемещенных езидов в городе Захо у турецкой границы. Раньше я жила в городе Шингал и вынуждена была бежать, когда его занял ИГИЛ. В то время меня поймал военный ИГИЛ, который изнасиловал меня и заставил жить с ним три месяца, пока мне не удалось бежать. […] Сейчас я живу в палатке и боюсь, что кто-то придет и снова меня похитит. Но я никогда не забуду того, что Латвия сделала с нами. Латвийские коммандос обращались с нами хуже, чем ИГИЛ.