Кристина Худенко, Марис Морканс (фото)
Рожденный в СССР
Седа: город-солнце в болотах Видземе — от восхода до заката
Город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой. Примерно таким в 1950-х годах строители коммунизма хотели видеть Седу, город мечты между Валмиерой и Валкой. В лучшие годы здесь жили более четырех тысяч представителей 28 национальностей со всего СССР, сейчас числится около тысячи жителей... Журналисты портала Delfi несколько дней перемещались по улицам-лучам от "солнечного круга" главной площади: погружались в прошлое, изучали настоящее и загадывали будущее.
«Что за радость была жить в нашем поселке! Сюда приезжали молодые, энергичные — сперва в бараках ютились, потом — в коммуналках по три семьи в одной квартире, с общей кухней и удобствами, но все очень дружно… Город строился, хорошел: школа, детский сад, ясли, Дом культуры на 900 человек, пекарня, больница с родильным отделением, амбулатория, швейная мастерская, газетный киоск, магазины с ленинградским снабжением — хозяйственный, мясной, книжный, тканей, кулинария, овощной, водочный и другие… Наши ансамбли побеждали в республиканских конкурсах, спортивные команды гремели по всему Союзу.
Помню приезжала я к родителям в Даугавпилс: мама, папа, я как будто в центр России попала! Тут жизнь бьет ключом!» — вспоминает Лидия Солдатенкова, бывшая учительница немецкого языка местной школы и мэр города(1999-2006), которая согласилась стать нашим гидом по прошлому и настоящему Седы. Или Седаса — только так свой город именуют местные жители. В своих материалах мы решили называть город официально, но в прямой речи коренных седассцев использовать эндоним Седас.
Помню приезжала я к родителям в Даугавпилс: мама, папа, я как будто в центр России попала! Тут жизнь бьет ключом!» — вспоминает Лидия Солдатенкова, бывшая учительница немецкого языка местной школы и мэр города(1999-2006), которая согласилась стать нашим гидом по прошлому и настоящему Седы. Или Седаса — только так свой город именуют местные жители. В своих материалах мы решили называть город официально, но в прямой речи коренных седассцев использовать эндоним Седас.
Почему мы решили отправиться в Седу?
Седа — построенный в 50-е годы на болоте Видземе городок в форме солнца: круглая главная площадь, от которой разбегаются улицы-лучи с монументальными двухэтажками в стиле сталинского ампира. Тяжелый физический труд на местном торфозаводе для переехавших в Латвию работяг из России и Беларуси компенсировался сравнительно благоустроенной, культурно насыщенной жизнью и ленинградским снабжением. В 90-х болото начало иссякать, снабжение прервалось, жители поразъехались, дома стали разваливаться... Залечь на дни в Седе и исследовать жизнь провинции — такой челлендж взяли на себя журналисты Delfi. Ну правда, сколько можно, всё про Ригу да про Ригу?!"
Передовицы тех лет с гордостью рапортовали со стройки века «на пустом месте среди болот», но реальность была несколько иной. До 1949 года часть будущей территории городка занимало крупное крестьянское хозяйство «Саланиеши»: три жилых дома, десяток хозпостроек, сада, луга, поля и пастбища. Болотистые земли у Вецбренгульских баронов арендовала и возделывала большая латышская семья Замуэлей, потомков успешного в своем ремесле столяра.
“
Стремительные работы развернулись в месте добычи торфа «Седа». Полностью закончено строительство временного поселка с красивыми бараками для работников и конторой. Работает временная столовая, баня, клуб, магазин...
"Саланиеши" пережили революцию 1905 года, когда все боялись черносотенцев, Первую мировую войну, когда прошедшие через хозяйство немцы и русские забрали всех коней, стороной прошла Вторая мировая, во время которой в хозяйстве установили ветряк и провели электричество. В 1949 году хозяина "Саланиешей", а также семьи его сына и дочери сослали в Сибирь. Вещи Замуэлей уже на следующий день прибрали к рукам жители соседнего колхоза.
В 1950-м году на месте "Саланиешей" начали строительство поселка Седа. "Жилой дом хозяина сперва приспособили под магазин, а потом снесли, вырубив деревья вокруг..." — такую типичную для тех времен историю семьи описала в воспоминаниях Александра Бранте, урожденная Замуэле.
Впрочем, в 50-х годах жители ударно строящегося рабочего поселка — комсомольцы и добровольцы, приехавшие в Латвию со всего Союза, — о печальном прошлом Седы знать не знали. В обмен на тяжелый труд под палящим солнцем и проливным дождем, в мареве торфяной пыли и по уши в грязи, им обещали благоустроенную жизнь и хорошие заработки. Для вымотанных войной и голодной послевоенной разрухой людей это казалось манной небесной. Недаром въезд в город украшала Триумфальная арка — победу праздновал всяк туда вошедший.
Лидия Яновна. По дороге смерти — в новую жизнь
Наш гид по Седе Лидия Солдатенкова с 1972 года работала учителем немецкого языка в местной школе, где в то время училось более 500 учеников. С 1999 по 2006 годы была мэром города.
Судьбу бывшей учительницы немецкого языка и любимого среди жителей мэра Седы (1999-2006) Лидии Солдатенковой мы постигали за тарелкой борща, сваренного в огромной кастрюле к нашему приезду. Что весьма актуально для Седы. Кафе или ресторанов здесь нет. Но и голодным не оставят: в поселковом магазине, расположившемся в здании бывшей заводской столовой, можно разживиться кружкой чая-кофе, примерно 30 видами печенья, колбас и сыров.
Рассказ Лидии Яновны заставляет забыть о еде. Сам факт появления на свет и выживания этой хрупкой женщины, ростом метр сорок пять и 33-м размером ноги, кажется чудом. "Мой папа — поляк из Даугавпилса. В начале войны в армию его не забрали, потому что не было 18 лет, но когда немцы вошли в город, призвали в легион. Он трижды сбегал и прятался по погребам, но его находили".
Рассказ Лидии Яновны заставляет забыть о еде. Сам факт появления на свет и выживания этой хрупкой женщины, ростом метр сорок пять и 33-м размером ноги, кажется чудом. "Мой папа — поляк из Даугавпилса. В начале войны в армию его не забрали, потому что не было 18 лет, но когда немцы вошли в город, призвали в легион. Он трижды сбегал и прятался по погребам, но его находили".
"В последний раз папу поймали, застрелили у него на глазах овчарку, сварили и заставили съесть. Сказали: еще раз сбежишь из легиона — расстреляем твою мать, будешь есть ее. Тогда бабушка сняла с шеи крестик и одела сыну: Ясик, он тебя спасет, но умоляю, не стреляй в людей".
Папа и не стрелял — служил переводчиком. В 44-м его взяли в плен под Валкой и отправили в вагона для скота в лагеря республики Коми. Там он строил железную дорогу Сыктывкар-Воркута. Жили в палатках в 50-градусный мороз. Когда просыпались, хоронили замерзших: укладывали в выкопанные под дорогу ямы, сверху придавливали шпалами, рельсами и шли дальше — такая дорога смерти.
Бабушка ничего не знала о судьбе сыновей. Пошла к гадалке — та бросила в стакан два кольца: что видишь? Бабушка увидела головы. Значит, оба живы, жди. Так оно и случилось, но первая весточка от папы пришла только через семь лет. На вольных поселениях под Воркутой он познакомился с неграмотной сиротой по имени Евстолия (Столя), которая возила и сплавляла поваленный мужиками лес. Поселились вместе в бараке, где родились я и мои братья. В том поселке жили люди со всего Союза: все проклинали Сталина и тосковали по родине. Все трудились от рассвета до заката, а малышей запирали дома: в длинных рубахах, без трусов мы ползали по полу, ели картошку и обгрызали известку со стен…
Бабушка ничего не знала о судьбе сыновей. Пошла к гадалке — та бросила в стакан два кольца: что видишь? Бабушка увидела головы. Значит, оба живы, жди. Так оно и случилось, но первая весточка от папы пришла только через семь лет. На вольных поселениях под Воркутой он познакомился с неграмотной сиротой по имени Евстолия (Столя), которая возила и сплавляла поваленный мужиками лес. Поселились вместе в бараке, где родились я и мои братья. В том поселке жили люди со всего Союза: все проклинали Сталина и тосковали по родине. Все трудились от рассвета до заката, а малышей запирали дома: в длинных рубахах, без трусов мы ползали по полу, ели картошку и обгрызали известку со стен…
Папа каждые два года ездил в Латвию. Окончательно вернулся в 1960 году — с женой, тремя детьми и тремя чемоданами. Нас разместили на хуторе Салацгривского леспромхоза, бросив на пол несколько вонючих матрасов с блохами. Мама пошла к соседям за ведром с тряпкой — те не дали: она не знала латышского. Вернувшись, мама горько плакала. Неожиданно выяснилось, что папа язык помнит… Тяготы судьбы не помешали родителям прожить долго: папа умер в 91 год. Мама жива и сейчас. Ей 93, она — добрый и светлый человек, которого все любят…»
За время нашего путешествия по Седе мы не встретили ни одного человека, который бы не отозвался восторженно о самой Лидии Солдатенковой. Закончив Даугавпилсский пединститут преподавателем немецкого языка, в 1972 году Лидия Яновна получила распределение в Седу. «В нашей школе училось под 500 детей в два потока, а в восьмом классе даже три. Жизнь в поселке была такой интересной, что мне завидовала вся моя институтская группа...»
Вместе с Лидией Яновной кружим по городу: «Здесь зав электроцеха жил в финском домике, а тут — моя коллега, она сейчас в Германии. Благодаря хорошему немецкому, эмигрировали восемь моих бывших учениц — я помогла им устроиться в семьи, ухаживать за детьми. Они по году поработали, и все поступили в вузы, карьеру сделали».
Продолжаем нашу экскурсию: «Наш рабочий поселок замышлялся в Ленинграде. Архитектор Ирина Прорвич придумала проект в форме солнца: от центральной площади, где раньше было болото, отходят улицы-лучи, на которых построили желтые "сталинки", а позже за ними появились финские домики для руководства. Господи, как мы радовались каждому новому зданию! Жителей было столько, что на 1 сентября и по праздникам вокруг Ленина три больших "солнечных" круга по периметру площади выстраивалось — дети, родители, работники. А теперь все выпускники, учителя, родители и бабушки помещаются на ступеньках школы...
Бывший продуктовый магазин превратился в православный храм, бывший тир — в католический приход, в здании бывшей амбулатории — Армия спасения... А на этом пустыре красивый дом стоял — все разобрали и разнесли, сердце кровью обливается. Тут Чеся держит огороды, а ее внучка из Японии приезжает и помогает. Дальше — Нина Никандровна, у нее чудесная баня. На месте бывшей больницы, где даже родильное отделение было, сейчас Центр по уходу за пожилыми людьми, но это не для местных — со всего района людей привозят, с хуторов заброшенных... Школа наша славилась сильными педагогами — наша химик Ольга Сергеевна — отличник просвещения СССР. А какие у нас были повара — одна тетя Валя, другая тетя Валя — готовили, как в лучших ресторанах!
Передовики торфяного производства Седы
У стадиона был дежурный магазин. Рабочие в три утра вставали, скот доили-чистили, огород пололи, детей кормили и в пять утра ехали на участки. Последняя смена возвращалась в девять-десять вечера. Идешь — в темноте одни глаза блестят, люди черные от торфа. С болота сразу в магазин — им там все по списку продавали.
В одиннадцатом часу до дому доберутся — надо отмыться, уроки у детей проверить, постираться… Квартира-то общая — ванная одна на всех, четыре конфорки на три семьи. Договаривались как-то. В субботу — танцы, весь поселок туда. Если у пары дети — уложат и бегают по очереди, проверяют. К нам со всей округи люди приходили веселиться. А когда в отпуска профсоюз предлагал путевки, люди отказывались: мои Сочи — на огороде».
В одиннадцатом часу до дому доберутся — надо отмыться, уроки у детей проверить, постираться… Квартира-то общая — ванная одна на всех, четыре конфорки на три семьи. Договаривались как-то. В субботу — танцы, весь поселок туда. Если у пары дети — уложат и бегают по очереди, проверяют. К нам со всей округи люди приходили веселиться. А когда в отпуска профсоюз предлагал путевки, люди отказывались: мои Сочи — на огороде».
Алла Васильевна: «Ну хорошо, не нужен им Ленин. А что тогда нужно?»
Слеты, мероприятия, зарубежные гости интерклуба, танцы под живую музыку и каждый день кино: «Я лично возила механика из Валмиеры — полный зал набивался на «Долгую дорогу в дюнах», «Москва слезам не верит», «Зимнюю вишню»… Дважды в неделю днем были детские сеансы. «А какие к нам артисты приезжали! Вия Артмане как раз на вашем месте сидела, когда после выступления приходила в гости. Арчил Гомиашвили был, Алексей Коренев, Ивар Калныньш даже дискотеку тут с ребятами устраивал. Зиновий Гердт и Наталья Крачковская отдыхали летом на Гауе — мы их зазывали к нам… Профсоюз выдавал мне 30 рублей на все про все, но мой погреб всегда выручал!»
Бывшая завклубом Алла Яковчиц проводит большую часть дня у окна — в созерцании своего бывшего второго дома, Дома культуры Седы, где 40 лет под ее руководством кипела жизнь.
Финский домик бывшего руководителя ДК Седы Аллы Яковчиц стоит прямо напротив парадного входа в Дом культуры. Каждый день садится она у окна и почти не видящими от диабета глазами смотрит на дорические колонны и фронтон-полусолнце с импровизированным советским гербом, проросшим чахлой березкой… Этому Дому Алла Васильевна отдала сорок лет своей жизни, а теперь «больше ни ногой туда, хоть золотом дорогу выкладывай».
Родилась Алла Васильевна в Липецке в 1942-м году. После школы решила бежать из сломленной тяготами войны пьющей семьи: «Приехала я на вокзал, закрыла глаза и ткнула в расписание поездов — попала на Ригу. Неделю прожила на Рижском вокзале. Какой-то доброжелатель посоветовал ехать на торфозавод в Марупе: там хороший директор, бараки и работа. Так она и сделала. В Марупе познакомилась с главным механиком завода, вышла за него замуж, а вскоре супруга пригласили главным инженером в Седу.
«Наш поселок снабжал топливом всю рижскую ТЭЦ, а наши субстраты экспортировались аж в Арабские эмираты. Там все пальмы на седасском торфе растут», — не скрывает гордости Алла Васильевна. Она закончила Индустриальный политехникум, десять лет отработала в бухгалтерии, родила двух детей.
Родилась Алла Васильевна в Липецке в 1942-м году. После школы решила бежать из сломленной тяготами войны пьющей семьи: «Приехала я на вокзал, закрыла глаза и ткнула в расписание поездов — попала на Ригу. Неделю прожила на Рижском вокзале. Какой-то доброжелатель посоветовал ехать на торфозавод в Марупе: там хороший директор, бараки и работа. Так она и сделала. В Марупе познакомилась с главным механиком завода, вышла за него замуж, а вскоре супруга пригласили главным инженером в Седу.
«Наш поселок снабжал топливом всю рижскую ТЭЦ, а наши субстраты экспортировались аж в Арабские эмираты. Там все пальмы на седасском торфе растут», — не скрывает гордости Алла Васильевна. Она закончила Индустриальный политехникум, десять лет отработала в бухгалтерии, родила двух детей.
Делом всей жизни Яковчиц стал Дом культуры. «Зарплата была 70 рублей, но тогда о деньгах не думала. Кто же знал, что потом все обернется пенсией в 220 евро. Но это была такая жизнь! С художественными коллективами я проехала весь Союз — от Финского залива до Черного моря. Седасские дети после школы из кружков не вылезали: бильярд, шахматы, кройка и шитье, рисование… Родители мне звонили: «Алла Васильевна, мой у тебя?!» — «Ну а где же?». Были и курсы экономической грамотности для взрослых… В ДК праздновали свадьбы и устраивали похороны, провожали в армию и чествовали передовиков, украшали чудесные елки и разжигали огромный костер на стадионе в Лиго, отмечали День медика, День железнодорожника, День торфяника, все советские даты, чествовали передовиков…
Седа считалась районной столицей соревнований по гражданской обороне: в поселок со всех окрестностей съезжались бригады в противогазах с санитарными сумками и начиналась импровизированная война — зоны химического поражения, биологического и ядерного. «Наша санитарная дружина выигрывала все первые места и получала премии по сто рублей, — вспоминает Алла Васильевна. — Но мы были бессеребренниками — то деньги в Чернобыль отправляли, то в Спитак, то еще куда-то...»
“
Уважение всего коллектива завоевал тракторист товарищ Ванагс, который, вступая в социалистическое соревнование, перевыполняет повседневные задачи на 170%. Также тракторист товарищ Вирсис отлично выполняет свою норму на 140%. Много хорошего строители могут рассказать про экскаваторщика Шаталова, чья смена выполнила апрельскую норму на 354%.
Ну хорошо, не нужен им Ленин, а что тогда нужно? — рассуждает Алла Васильевна. — Если раньше клуб был переполнен людьми с утра до вечера: пели, танцевали, веселились и плакали. Что взамен? Смотрю я в окно — клуб весь день пустой. На крыльце горстка мамочек с детками — все в телефонах, а мне банки от колы через забор бросают. Зато газон вокруг косят каждый день. А для кого его косят?
В мое время все были при деле. А теперь при деле только кладбище — вот оно цветет и растет. Мой муж уже 20 лет как там. Мне 79-й год пошел. Сын живет в Минске, дочка — в Люксембурге. Они меня навещают, но в остальное время — все сама. Молодежь разъехалась. Новая директор клуба приходит в гости, сувениры приносит, чай пьет, но я туда больше ни ногой».
В мое время все были при деле. А теперь при деле только кладбище — вот оно цветет и растет. Мой муж уже 20 лет как там. Мне 79-й год пошел. Сын живет в Минске, дочка — в Люксембурге. Они меня навещают, но в остальное время — все сама. Молодежь разъехалась. Новая директор клуба приходит в гости, сувениры приносит, чай пьет, но я туда больше ни ногой».
Тайна Ильича. С главным памятником Ленину в Седе — отдельная темная история. В 50-х по центру главной площади перед школой стоял Ильич в рост и указывал рукой направление к коммунизму. Однажды он исчез, а на его месте возник бюст. По городу пошли слухи, что главного вождя утопили где-то в болоте. Куда исчез бюст, нет даже версий. На его месте в центре города высадили маленькую елочку, которая хорошо прижилась на кислой болотистой почве и вымахала в исполинскую красавицу, которую теперь украшают на Новый год.
Олег Игнатьев: тут и сегодня жить можно. Просто некому
Один из самых известных уроженцев Седы — журналист Олег Игнатьев (фото LETA).
Если бы в Седе задались целью установить Доску почета успешных земляков, то в когорте избранных непременно оказался бы портрет журналиста Олега Игнатьева — одного из любимых учеников Лидии Солдатенковой.
Родственники Олега по материнской линии прибыли на болота из Беларуси, по отцовской линии — из России. Около Седаского стадиона до сих пор сохранилось небольшое здание барачного типа, где познакомились бабушка с дедушкой Олега, а папа с мамой появились на свет уже в Латвии.
«При других обстоятельствах я должен был бы сейчас ехать на гусеничном тракторе по болоту, а ты бежать за мной с микрофоном по щиколотку в грязи и кричать: товарищ Игнатьев, расскажите о своих стахановских достижениях! И уж никак не сидеть тут в кафе, где вкусно пахнет круассанами», — смеется Олег, который давно уже переехал в Ригу, но про родные места не забывает.
Родственники Олега по материнской линии прибыли на болота из Беларуси, по отцовской линии — из России. Около Седаского стадиона до сих пор сохранилось небольшое здание барачного типа, где познакомились бабушка с дедушкой Олега, а папа с мамой появились на свет уже в Латвии.
«При других обстоятельствах я должен был бы сейчас ехать на гусеничном тракторе по болоту, а ты бежать за мной с микрофоном по щиколотку в грязи и кричать: товарищ Игнатьев, расскажите о своих стахановских достижениях! И уж никак не сидеть тут в кафе, где вкусно пахнет круассанами», — смеется Олег, который давно уже переехал в Ригу, но про родные места не забывает.
“
«Работать на торфяниках в Латвию ехали люди, у которых война отняла все, по сути это были самые униженные из униженных, некоторые прошли всю войну… Они приезжали в фуфайках и в них же уезжали. Конечно, в селе доводилось встречать и дегенерировавших алкоголиков с травмированной нервной системой. Были разные люди, но не припомню ни одного, кто бы относился к латышам высокомерно. Местного отдела «Интерфронта» в Седе не было…»
«Седас всегда был очень зеленым: березовая, дубовая, тополиная, липовая аллеи утыкались в площадь, на которой стояла школа и памятник Ленину. Там возлагали цветы и фотографировались многочисленные свадьбы, — вспоминает Олег. — Пионером мне стать уже не довелось, а в октябрятах побывал. Помню, как-то потерял значок — это стало катастрофа для семьи.
В подготовительном классе я поверг в ужас учительницу, заявив ей, что не люблю Ленина. В советской азбуке вождь был на второй странице, она сказала, что Ильича надо любить. А я искренне не понимал, почему? Будь тогда 50-е годы, меня или родителей посадили бы, наверное... Все это не мешало мне быть довольно активным в общественной жизни — петь в хоре, организовывать концерты на 8 марта и вести школьную стенгазету. Я даже договорился в Думе, чтобы ее размножали на ксероксе и продавал.
В подготовительном классе я поверг в ужас учительницу, заявив ей, что не люблю Ленина. В советской азбуке вождь был на второй странице, она сказала, что Ильича надо любить. А я искренне не понимал, почему? Будь тогда 50-е годы, меня или родителей посадили бы, наверное... Все это не мешало мне быть довольно активным в общественной жизни — петь в хоре, организовывать концерты на 8 марта и вести школьную стенгазету. Я даже договорился в Думе, чтобы ее размножали на ксероксе и продавал.
Седа в числах и картинках
С советских времен город сжался в 4-5 раз, а тишина стала главной городской музыкой.
Население
жители: 1182 человека, но многие там не живут
возраст: 0-18 лет — 189 человек, 19-65 лет — 644, старше 65 — 349
малообеспеченные: 97 человек, в том числе 19 детей
возраст: 0-18 лет — 189 человек, 19-65 лет — 644, старше 65 — 349
малообеспеченные: 97 человек, в том числе 19 детей
Гражданство
граждане Латвии — 810 человек,
неграждане Латвии — 319 человек.
граждане других стран — 53 человека.
неграждане Латвии — 319 человек.
граждане других стран — 53 человека.
Работодатели
Школа и детсад, три магазина (Dan&Nessi, Lats, Tops), предприятие питания, Центр соцухода и реабилитации Seda, две аптеки и докторат, самоуправление. Многие седасцы работают в Валмиере на заводе стекловолокна и стройках (25 км), Стренчской психбольнице (5 км), Валке (30 км), Эстонии (30 км).
Жилье
отключены от отопления 11 из 28 домов на балансе города, 100 пустых квартир,
около 200 евро за отопление зимой приходится платить за 60-метровую квартиру,
около 4 центов за кв. метр аренда в домах, отключенных от отопления,
3,5 тысяч евро просят за 3-комнатную квартиру 75 кв.метров в "сталинке".
около 200 евро за отопление зимой приходится платить за 60-метровую квартиру,
около 4 центов за кв. метр аренда в домах, отключенных от отопления,
3,5 тысяч евро просят за 3-комнатную квартиру 75 кв.метров в "сталинке".
С 11 лет я зарабатывал на свои нужды сам, все лето собирал чернику. Труд — адский! Встать часа в 4 утра, чтобы успеть до комаров, и стоять вниз головой несколько часов. Ягоды и грибы многим помогают. Да и в остальное время тут не отдохнешь — огород с весны до поздней осени: вскопай, засей, прополи, закрути на зиму.
Вести о баррикадах обошли наш благословенный город стороной. О случившемся я узнал постфактум. Тогда в 90-х многие седассцы вернулись на свои исторические родины. Я отправился в Ригу, совершенно не знал латышского – в школе его преподавали очень условно, да и языковой среды не было. Осваивал язык самостоятельно – что такое репетитор, даже не знал. Параллельно начал сотрудничать с районной газетой Ziemeļlatvija. Через год смог поступить в ЛУ на бюджет. Помню, когда впервые поселился в Риге, со всеми на улице здоровался — в Седасе так было принято.
Для меня были в диковинку такие обычные для рижан вещи, как телефон в квартире (у нас был один на восьмиквартирный дом). Или — культурно посидеть с кофе или бокалом вина: у нас был только кабак. Но в принципе, тут и сегодня жить можно. Просто некому. Сам я теперь не могу провести в родном городе и нескольких дней — убивает тишина. Сама атмосфера не способствует креативу и мысли. Целеустремленные и работоспособные покинули город или живут там, но работают в городках вокруг. Например, из моих одноклассников осталось только двое. Встречу выпускников нам легче в Риге устроить».
“
Когда на вечеринке в Стренчи или другом крае ребята принимали на грудь изрядное количество огненной воды и в голову им не приходило ни одного простака, то девиз этого особенного состояния обычно звучал: «Идем бить Седасских русских!»
В сопровождении Лидии Яновны продолжаем нашу экскурсию в прошлое. На футбольном стадионе с проплешинами травы мальчишки гоняют мяч. С покосившейся скамеечки радостно улыбается крепкий молодой человек в костюме «Адидас» с бутылочкой пива. «Ваша фамилия?» — присматривается Лидия Яновна. «Войтенко Андрей — забыли? А я вас не забыл. Вы сейчас выглядите лучше, чем раньше, когда мы вас мучали! ». «Ох, Андрюша, как же я могла!» — расцветает Лидия Яновна. И поясняет: «Я ж как раз из 6-го класса ушла в мэрию, хороший был класс! Андрюша — самый неразговорчивый, но когда я уходила, сказал, что ему очень жаль». Парень докладывает о своих успехах: долго ездил по российским стройкам, а в итоге оказался в Финляндии. «Вот, приехал домой погостить. Смотрю, а тут уже половина незнакомых лиц. Уже и русский язык не все знают...»
Тут Андрея решительно сдергивает со скамейки цыганский мальчонка и настойчиво тянет стоять в воротах. Пожалуй, только семьи ромов сегодня усердно трудятся над демографией Седы — у них дети мал мала меньше. Все легко переходят со своего языка на русский и латышский…
«Понятно, что среди латышских городков Видземе Седас оказался чем-то вроде белой вороны, — продолжает тему Лидия Яновна. — Драки на танцах случались: русский пригласил латышку — и понеслось! Смешанные браки были, но довольно редко. В основном, город варился в своем соку. Все дети дружили со школьных лет, бегали после школы загорать и купаться на карьер или островок посреди Гауи, ездили в ЛОТОСы (Летний Отряд Труда и Отдыха Старшеклассников), в походы ходили, в палатках спали, костры жгли… Иногда я брала ребят на мамин хутор — по 33 человека спало на сеновале.
В начале 90-х многие уехали — все стало довольно быстро рушиться. Завод приватизировали, он уже был сам по себе, отдельно от города — местные жители на нем уже почти не работают. Зато ширится и хорошеет городское кладбище, организованное мэром 90-х Валерием Рушевым — оно называется Алексеевским, по имени первого "постояльца". Многие могилки украшают трогательные картинки и инсталляции, отражающие хобби усопших, — шахматы, охотничьи принадлежности, любимый дом с садом... Значительную часть кладбища занимают безымянные могилы — там похоронены обитатели седасского центра социального ухода и реабилитации, за которыми никто не приехал.
"Когда в конце 90-х меня уговорили стать мэром Седы, я еще пыталась какое-то время поддерживать прежний дух: открыла на стадионе центр молодежного отдыха, устраивала какие-то общественные мероприятия и танцы, — подытоживает рассказ Лидия Яновна. — Но это был, конечно, уже не тот размах".
"Когда в конце 90-х меня уговорили стать мэром Седы, я еще пыталась какое-то время поддерживать прежний дух: открыла на стадионе центр молодежного отдыха, устраивала какие-то общественные мероприятия и танцы, — подытоживает рассказ Лидия Яновна. — Но это был, конечно, уже не тот размах".