Кристина Худенко, Марис Морканс (фото, видео)
Так ли непереводим "русский фольклор"?
Как ругаются латыши и что закладывают в нецензурную лексику
"Прошу прощения, но одним словом "б***ь" можно сказать так много и заложить столько нюансов, в зависимости от интонации, что никакое латышское слово это не заменит!" — призналась одна яркая латышская актриса. Когда за разбор того же слова в стихотворении взялась еще одна яркая латышская учительница, соцсети взорвались. Последнее время роль бранных выражений у латышей в речи все чаще играют американизмы. Словарей нецензурной лексики на государственном языке пока не написано. Портал Delfi разбирается в чувствительной теме.
Внимание! В этой статье есть нецензурные выражения - в том виде, в каком они проникают в латышский язык из русского и из английского, а также оригинальные. Если вы к этому не готовы, возможно, дальше лучше не читать.
Девять лет назад учительница латышской литературы Ивета Ратиника (дисклеймер: Ратиника в этом году баллотируется в Европарламент, но первый разговор с ней состоялся до того, как об этом было объявлено — Ред.) разбирала на уроке стихотворение "Svētīgi" современной поэтессы Агнесе Кривалде. В нем была фраза "svētīgi sabrauktie, atpizģītie un nošautie", а также восклицание "bļaģ" и упоминание о "русских моего района".

Все этот происходило на фоне дискуссий о нравственности в школах — и вызвало взрыв возмущения среди участников сферы образования и родителей. Ратиника, по ее словам, получила устный выговор ("но в итоге от меня даже не приняли официальных разъяснений - я предупредила, что это будет текст также про моббинг и т.п."). Годом позже понятие нравственности включили в программу латвийских школ.
Часть коллег от учительницы после того урока отвернулась, но ни один ученик не покинул класс. Ратиника уверена, что ничего безнравственного на уроке не произошло. Наоборот, школьники узнали о демократии (а это ценность, записанная в Конституции) больше, чем из учебников, выразив мнение "за" или "против".
Полномасштабное вторжение России в Украину породило две встречных волны. Латвия активно избавляется от присутствия русского языка в общественном пространстве, в том числе и в виде табуированной лексики. При этом война произвела мощную волну ярости и ненависти, которые на постсоветском пространстве традиционно выражались в форме русского мата. Самый яркий тому пример — майки с надписью "Русский военный корабль, иди на х**" — в одной такой выходила в общество даже министр образования.

Поперек этих волн движется другой броненосец — международной англоязычной культуры, который несет свои "подарки" латышскому языку. И если что-то кому-то падает на ногу, все больше шансов услышать именно его.
Парадокс: активные поиски Delfi иллюстративного ряда для этого материала на стенах Риги завершились фиаско - даже Маскачка обходится без фиксации обсценной лексики...
Переводим ли "русский фольклор"?
В репертуаре современных театральных проектов на русском языке есть спектакли по пьесам Михаила Дурненкова "Война еще не началась" и Ивана Вырыпаева "Солнечная линия". Картинки из современной жизни сдобрены вполне уместными по контексту ругательствами. В электронных титрах каждое нецензурное выражение было тщательно переведено на государственный язык. Оказалось, аналоги есть. Автор переводов — поэт Арвис Вигулс, лауреат множества литературных премий и призов, ценитель Хармса.
Арвис Вигулс. Фото Марис Морканс
С русской бранной речью Арвис познакомился в нежном возрасте, во дворах "замкового" района родного Екабпилса, где в то время проживало много семей военных. А также у латгальской бабушки, бригадирши строителей, которая умела приложить покрепче местных забулдыг и бездельников.
"В исполнении бабушки известное слово женского рода обретало мужское окончание. Если человек — пьяница, бродяга — она говорила, "б***ь-с, пасацкийс!" — вспоминает Арвис.
Свой опыт перевода современных русских текстов он профессионально раскладывает по полочкам. "Дурненкова я переводил для титров. Если бы это было для устной речи актера, возможно, сохранил бы часть брани в оригинале, как ближе к жизни. Например, герой говорит "мне пох**". Есть несколько вариантов перевода на латышский. Можно написать "man poh**" — правильно это или нет, но такой вариант уже стал заимствованием латышского языка, так говорят.

Возможно, в другом контексте я бы перевел, например, "man pie vienas vietas" — это почти буквально, но точное место не называется. Другой латыш сказал бы "man pie dirsas!". И тут видна одна деталь: если в русском указывается половой орган, то в латышском развивается фекально-анальная тема. Задница, то есть. Латышский вариант звучит менее жестко. Впрочем, и тут многое зависит от характера и выражения говорящего.
Откуда в латышскую речь пришел русский мат
Сохранности живой латышской речи латыши во многом обязаны отсутствию ханжества у собирателя народного творчества Кришьяниса Баронса. Составленный им томик "Nerātnās dainas" — настольная книга каждого культурного латыша — сохранил интересные наименования половых органов и эпитетов к ним.

"Думаю, песни плодородия были у всех народов, но у многих они исчезли из-за стыдливых собирателей, которые сочли за позор такое фиксировать. Так что спасибо Баронсу", — считает поэт Арвис Вигулс.

Было ли нечто подобное мату в латышской речи 20-го века, достоверно неизвестно. В официальных латышских словарях и литературе до определенного периода табуированные бранные выражения не появляются. Ведь первыми латышскими лингвистами были немецкие пасторы, которые старались фиксировать чистый язык.
Создатель словарей латышского новояза Илмарс Шлапинс связывает внедрение русского мата с русскоговорящей тюремной средой из советского прошлого..
Появление русского мата в латышской речи связывают с советским периодом. Философ, исследователь и создатель словарей латышского новояза Илмарс Шлапинс считает, что такие словечки, как gļuks, gruzons, krutais, mudaks, naļiks, šīza, točka, urla и менее цензурные заимствования просочились в латышский язык из маргинальных слоев, "обычно они связаны с общим прошлым, всесоюзной тюремной средой, которая была многонациональной, но русскоговорящей. Все латышские бандиты беседовали между собой на русском жаргоне".
Зачем латышскому языку иностранный мат?
"Эти слова выступают в роли заменителей латышских слов, когда хочется сказать что-то плохое, но чтобы это звучало не так обидно", — предполагает Шлапинс.

"Я бы сказал, что иностранный мат используется, чтобы символически сохранить свой язык чистеньким и красивеньким. Получается, что в латышском языке вроде как и нет никаких ругательств, мата, брани. У нас чистый, белый и пушистый язык. А все ТАКОЕ — это просто влияние, плохое влияние! Русское, американское, голливудское...", — развивает мысль Вигулс.
Ивета Ратиника. Фото Марис Морканс
"Тут многое зависит от твоей внутренней рамочки, в том числе доставшейся от родителей или учителя латышского… Контролирую я себя и стараюсь быть правильным или позволяю что-то спонтанное и душевное. И да, ругаться на другом языке легче, чем на родном, потому что на своем ты спинным мозгом чувствуешь, как мама или учитель грозят пальчиком: ну-ну, плохо-плохо…", — рассуждает Ивета Ратиника. Сама она сильными рамками не скована: "Я из Латгале, так что разные языки постигала на улице. Получалась латышская, латгальская, русская и серобуромалиновая лексика".
На уроках Ратиника берет тексты с ненормативной лексикой, чтобы "растопить лед" и привлечь внимание. В доказательство приводит наблюдения легендарного семиотика Юрия Лотмана: "У него была мысль, что любой элемент, который мы воспринимаем как что-то чужое, острое, непонятное — то же ругательство — он прекрасно действует как привлечение особого внимания к сказанному…"
"Любое грубое слово на стене, в общественном месте — административно преследуемое действо. Но если то же слово с глубоким смыслом заключено в текст — это хороший технический элемент".
Ратиника не сожалеет о скандальной истории со стихотворением, но ей жаль, что из-за нежелания конфликтовать учителя боятся обсуждать острые тексты и темы. "К примеру, про вульгарную часть лексики они предлагают прочесть самостоятельно. Извините, но тогда покажите пример, где ругань не к месту, глупа и ненужна, и пример, когда она удачно описывает человека. Старания, чтобы бомжи изъяснялись как графини — это совсем плохо и глупо". Со своими учениками Ратиника любит разбирать книгу Андры Манфелде "Vilcēni" про молодежь 90-х, где автор мастерски использует табуированные выражения, чтобы описать людей и среду.
Что происходит с латышским рэпом?
Значительную часть ненормативной лексики в латышскую речь приносит популярная субкультура рэпа. Редактор отдела культуры Delfi Артур Скутелис, который читает рэп под псевдонимом Sku, отмечает, что частота использования нецензурных слов и их смысловая нагрузка очень зависят от образованности, жизненного опыта и понимания языков музыкантом.
Артур Скутелис (Sku). Фото - Карлис Дамбранс
"Рэп-куплет часто состоит из 16 строк и умещается примерно в 40 секунд – это те пределы, в которых надо уметь выразить себя, привлечь внимание слушателя. Я сознательно стараюсь избегать матерных слов, ищу другие средства выражения, — утверждает Sku. — Мое отношение к языку может показаться неакадемичным и отсталым: я считаю, что матерных слов как таковых вообще не существует — есть слова уместные и неуместные, и каждому слову свое время и место, своя ситуация, в которой оно проживает свою жизнь".
В качестве примера уместного использования табуированных слов Скутелис предлагает послушать композицию рэпера Bush "Visu redzu" из альбома Nevietā. Один из куплетов посвящен описанию разных социальных проблем и бессилия художника перед ними. В самом куплете нет матерных слов, но заканчивается он фразой: "Bļaģ. Bez bļaģ nevarēja".
В латышском языке вместо "bļaģ" можно было бы использовать "sasodīts" или "velns parāvis", но "bļaģ" там действительно звучит наиболее уместно
При этом он согласен с утверждением поэта Вигулса, что использование чужих бранных выражений позволяет латышам хранить свой язык в чистоте: "Если присмотреться к латышским дайнам, там мы тоже увидим отражение многих "неприличных ситуаций", но в большинстве случаев они высказаны на чистом языке с использованием переносных значений".
Не пора ли избавиться от "русского мата"?
Экспрессивная актриса Нового рижского театра Мария Линарте выросла между двух культур — русской и латышской. На этом основании она считает, что может себе позволить ругаться, как ей хочется. У нее был опыт работы как с русским матом, переведенным на госязык, так и с включением оригинальных русских ругательств в латышский текст.
Мария Линарте. Фото Марис Морканс
В криминальной комедии "Доверенное лицо", вышедшей два года назад, Мария играет лихую девицу с улицы, которая выуживает телефоны у прохожих, приторговывает травкой и щедро пересыпает латышскую речь отборным русским матом. Раньше в спектакле "Черная сперма" по книге Сергея Уханова она виртуозно материлась в переводе.
"На латышском языке эти русские слова звучат ужасно, хотя в оригинале они были такие сочные, — рассуждала Мария в интервью Delfi. — Прошу прощения, одним словом "б***ь" можно так многое сказать, заложить столько нюансов, в зависимости от интонации, ну на какое латышское слово это может заменить? Sūds? Jedrit vai micīt! — поэтично, конечно, но как-то слишком смешно".
Тему очищения латышского языка от иностранных включений сегодня держит автор кампании Atkrievisko! поэтесса Лиана Ланга. Но против глобализации не попрешь: место русскоязычных ругательств все настойчивее занимают включения из англоязычной культуры.
"Директивно очистить язык можно в официальных документах, но там мата-то и нет, — считает Вигулс. — Невозможно регулировать, как человек говорит дома или ругается на улице, если на ногу падает что-то тяжелое. Другое дело, что сегодня очевидно влияние англоязычной культуры.
Заменяется не только русский мат, но и целые латышские фразы. И так происходит со многими языками — с тем же немецким. Вот и я в домашней ситуации уже в половине случаев скорее воспользуюсь классическим "f**k"
С этим согласен и рэпер Sku: "Новое поколение, как в рэпе, так и вне его, все реже знает русский язык, зато родной все чаще засоряет английскими словами, выражениями, а также формами".

"Моя большая уверенность, что не надо вырезать часть реальности лишь потому, что на тот момент это кажется неудобным или политически неправильным, — говорит Ратиника. — Я бы заменила призыв на другое: милые товарищи, будем больше читать разную литературу, чтобы наш язык приобрёл больше синонимов, фразеологизмов, разных нюансов, которые и без ругани помогают интересно общаться. Механически убрать разные слова из своей речи очень трудно. Пробовали бороться со словом-паразитом "давай" — и то ничего не вышло".
Как иностранная брань "пускает корни"?
Мария Линарте показывает "факуцис". Кадр из фильма "Доверенное лицо"
Многие иностранные включения со временем становятся вполне "своими". То же английское слово f**k в латышском используется в национализированных во всех смыслах вариантах. Например, в виде прилагательного "fakinais". Средний палец при определенном жесте именуют "fakucis". И надо признать, что звучит это совсем не грозно, считает Вигулс. Русско-латышский je**nais и латышские sap**nais или sad**tais кажутся даже грубее.
"Еще один, как мне кажется, очень интересный пример — слово "bļāviens", оно звучит как "крик". И не совсем такое уж плохое слово. Его используют, когда что-то плохое случилось, и надо что-то по этому поводу высказаться, но прилично, — рассуждает Арвис. — Помню из школьных лет, как одноклассник по какому-то поводу начал кричать "б**...", но тут увидел учительницу и закончил "viens". И вроде плохого не сказал".
Рэпер Sku по такому поводу вспоминает такие укоренившиеся конструкции как "man ir tik liels poh**s, ka..." ("man ir pilnīgi vienalga, ka") или "netērēšu laiku šādām h**ņām" ("netērēšu laiku šādām muļķībām"). За более продвинутыми формами отправляет к языковедам.
Как ругаться, чтобы стать "своим"?
Просьба Delfi помочь изучающим латышский язык оживить свою речь более-менее пристойными ругательствами у всех собеседников вызвала паузу. Поэт Арвис Вигулс вышел из положения, предложив употреблять названия разных животных и птиц с нужным по контексту и настроению выражением. В частности, "корова" — вполне себе ругательство. Популярны и достаточно невинные все вариации слова sūds – sūdīgais (довольно тяжелый эпитет), sūda būšana (конкретные неприятности).
Ивета Ратиника обратилась за помощью к ребенку: "В свои шесть лет он ловко придумывает разные неправильные слова, которые мы используем вместо ругани, чтобы плохое не прилипало к ребёнку. Иногда простые синонимы из словаря отлично работают. Даже "овца" на латгальском — "vuška" — звучит убедительно, когда описывает не очень интеллектуальных дам".
Рэпер Sku посоветовал почитать произведения современных авторов — Вероники Стрелерте и Петериса Брувериса. "Это намного более ценно, чем включение в свою лексику слов "pimpausis" или "dirslaizis", — смеется он.
О проекте
Это вторая статья второго сезона проекта KOД.LV, которым портал DELFI знакомит русскоязычную аудиторию с самыми любопытными и массовыми увлечениями, традициями и тенденциями латышского мира. Теми, что составляют современный код нации. Над какими своими качествами смеются типичные латыши? Почему они так неравнодушны к шлягерам и интеллектуальным играм? Почему бранные слова в латышской речи часто озвучиваются вполне по-русски, что в них закладывается и есть ли латышские аналоги? Чем отличается Дед Мороз от Рождественского дедушки? В чьи имена переименовывают улицы? Какие качества надо перенять, чтобы в Латвии тебя считали "своим"? И, наконец — помните, для чего последней женой надо обязательно взять латышку?