К сожалению, во многих случаях насилие воспринимается как норма, и такое понимание, зачастую неосознанно сформированное, передается из поколения в поколение.

Врач-психотерапевт Артурс Миксонс объясняет: у тех, кто проявляет насилие по отношению к своему партнеру, и у тех, кто долгое время остается в абьюзивных отношениях и позволяет себя обижать, на самом деле очень похожий прошлый опыт. Скорее всего, оба сами сталкивались с насилием в какой-либо его форме или выросли в семье, где были его свидетелями. “Мы можем только обсуждать и размышлять, почему один стал агрессором, а другой – жертвой, но у обоих в основном похожий багаж прошлого опыта”, – добавляет специалист.

“Возникает вопрос: если кто-то из близких обратится к нам, увидим ли мы вообще насилие? Будем ли мы одинаково воспринимать реальность? Если не научимся и не сможем выслушать, все может снова пойти не так, потому что человек, который наконец набрался смести вырваться из абьюзивных отношений, может не получить ожидаемой поддержки. Иногда это просто наше незнание – мы не знаем всех фактов, но сразу переходим к выводам или решениям. Таким образом, мы иногда можем оправдать агрессора или усомниться в словах жертвы, косвенно причиняя еще больше вреда”, – дополняет Миксонс.

“Так просто получилось”, “Он просто сорвался и на самом деле не хотел этого”, “Это было всего один раз” – эти оправдания насилию от человека, которого ты любишь, довольно распространены. Чаще всего на одном разе все не заканчивается – приходит следующий и следующий, пока насилие в отношениях не становится повседневностью. Жертва очень часто начинает винить себя: “Я не держал(а) язык за зубами”, “Я спровоцировал(а)”, “Мне нужно было защитить себя, но я этого не сделал(а)”.

Взрослый, который никогда раньше не сталкивался с насилием в семье, оказавшись в такой ситуации, поймет, что что-то не так – что с ним поступают плохо, и, скорее всего, сможет постоять за себя и уйти из таких отношений, если подобное повторится.

С другой стороны, если человек в детстве видел насилие, и оно было нормализовано, во взрослом возрасте он, возможно, рационально поймет, что что-то не так, но все равно будет терпеть и искать оправдания поведению партнера. Такие отношения могут длиться годами, потому что выбраться из этого замкнутого круга сложно. Сначала жертве нужно осознать, что она стала объектом насилия.

Если мы видим, что кто-то из близких страдает от насилия, мы не должны оставаться равнодушными. В то же время помощь должна быть очень продуманной, потому что есть большая вероятность, что, начав разговор на эту тему, мы столкнемся с отрицанием. Наша задача – не объяснять жертве, что она подвергается насилию, и не брать на себя роль решателя проблем, то есть не решать ситуацию за другого человека. Вместо этого мы должны быть тем, к кому можно обратиться за поддержкой в момент, когда жертва сама пришла к осознанию, что хочет вырваться из абьюзивных отношений.

“Если я вижу в твоих или ты видишь в моих отношениях какой-либо вид насилия, и мы важны друг для друга, естественно, мне неприятно на это смотреть. У меня возникают неприятные чувства, которые побуждают меня спасти тебя от этих отношений. Если у меня появляется фантазия, что я должен стать спасателем, я беру на себя большую ответственность и потенциальное чувство вины или даже полную беспомощность, если у меня ничего не получится. Нужно быть готовым к последствиям, если мы вмешаемся”, – отмечает специалист.

Всегда есть риск, что против нас самих будет направлено эмоциональное или даже физическое насилие, поэтому в кризисных ситуациях, когда конфликт разгорается, нужно быть готовым к тому, что, вмешавшись, мы сами можем пострадать.

Наши действия должны быть продуманными. Ошибочно полагать, что при достаточно частых встречах и разговорах с жертвой, она наконец поймет, что стала объектом насилия. “Промывание мозгов здесь не сработает”, – добавляет специалист и указывает, что взятие на себя роли решателя проблем – одна из самых распространенных ошибок, которые допускают окружающие, пытаясь помочь. Однако то, что мы можем сделать, – это проявить интерес и спросить, не произошло ли что-то дома, можем ли мы чем-то помочь, считает ли он(а) такое поведение приемлемым, тем самым делая две важные вещи: давая другому понять, что мы рядом и готовы помочь, а также постепенно заставляя другого задуматься о динамике своих отношений.

“Кто-то точно будет в недоумении: мне просто нужно позволить жертве самой вырваться? Да! Но это не значит, что она должна справляться со всем сама. Наша задача – создать условия, в которых жертва в случае необходимости может обратиться к нам и получить помощь. Если нам позвонят и попросят забрать из дома, мы это сделаем. Но мы никогда сами не позвоним и не скажем: «Выходи, я сейчас тебя заберу!»” – рассказывает специалист.

Взяв на себя роль решателя, мы неосознанно ставим жертву в беспомощное положение, мол, она сама ничего не может. Мы можем поддержать жертву, но не должны лишать ее автономии сделать первый шаг, и этот шаг не обязательно должен быть большим. Это может быть звонок специалисту. Или даже звонок нам самим, когда жертва впервые сама назовет происходящее дома ненормальным, чего раньше не делала. Это уже очень хорошие сигналы, хотя нам со стороны может казаться, что это ничего не решает.