Психотерапевт: жертвы получают огромную власть

"Это очень характерно для латышей. Во-первых, не видеть, что и русские пострадали от Сталина. Или во всяком случае полагать, что латыши, безусловно, пострадали больше. А во-вторых, считать, что русские ответственны за Сталина. А латыши — нет, как будто красные латышские стрелки ни в чем в России не участвовали. Ведь Сталин — не латыш, это очевидно", — заявил он.

При этом, по мнению психотерапевта, представители одного народа реагируют болезненно, если кто-то из них пытается понять специфические переживания другого народа. "Я латыш, я говорю с вами об этом и чувствую себя неудобно — как будто я ухожу от своего народа… И слышу, как кто-то за моей спиной кричит: ты поддерживаешь оккупантов!", — сказал он.

"Как психотерапевт я очень часто вижу, что психологическая травма переходит от поколения к поколению. От того, что в свое время пришлось перенести дедушке, которого выслали в Сибирь, страдает внук. Есть травмы, которые нельзя вылечить за время жизни одного поколения. И люди, переживая эти травмы, уходят в нереальный мир зависимости — в мир, который я называю треугольником драмы. В треугольнике драмы тот, кто пережил травму, захватывает себе роль жертвы, потому что для него это лечебный инструмент. И жертва получает огромную власть. На первый взгляд, это парадоксально, но в психике много парадоксального", — рассказал медик.

"Если я жертва, если я страдал, то я оказываюсь в центре внимания. И именно я становлюсь тем, кто получает право определять, кто является хорошим, а кто — плохим. И если я скажу: "Вы оккупант, вы виноваты в том, что я страдаю", вы почувствуете мою огромную власть и будете вынуждены на это как-то реагировать, потому что не слышать это невозможно. Каждой жертве нужен и спаситель, который утешает — все будет хорошо. И каждой жертве нужен палач, чтобы было кого ругать и обвинять за все. Исходя из этого русские очень важны для латышей-жертв, чтобы использовать их в той или иной роли", — считает Рудзитис.