В поисках общей памяти
Вечером 8 мая, когда латвийские должностные лица уже возложили венки на Братском кладбище, а в Парке победы, наоборот, еще только готовились к ежегодным памятным торжествам, в дискуссионной аудитории Birojnīca обсуждали, какие воспоминания останутся о Второй мировой войне в социальной памяти европейцев. Доктор исторических наук Каспар Зеллис на примерах различных стран показал, как менялось представление общества о трагических страницах истории, и почему попытки латвийских политиков навязать единый стандарт восприятия прошлого обречены на провал.
"События Второй мировой войны изначально не имели однозначной оценки, — напомнил Зеллис. — Гордиться ее результатами полноценно могли только две страны — СССР и США. Большая часть Европы, в свою очередь, придерживалась мнения, что фашистский нацизм, от которого освободила война, являлся для человечества большим злом, чем остальные понесенные потери".
Но сохранить целостность доктрины для всей Европы на века, естественно, не удалось. Чем больше времени проходило с момента свержения нацистского режима, тем больше появлялось разнообразных политических и академических трактовок. В одних случаях это приводило к идеологическому расколу общества и росту радикальных настроений, в других — к усилению цензуры. И лишь немногим странам удавалось сохранить разумный баланс между правом на свободу мнения и уважением к памяти многомиллионных жертв.
Дискуссии и покаяния
Довольно успешным примером ревизии социальной памяти, по мнению Зеллиса, является Германия. За 69 лет здесь смогли расширить платформу для общественных и экспертных дебатов, сохранив при этом жесткую рамку понятий о Холокосте и преступлениях нацизма.
Государственная политика в отношении коллективного прошлого строилась весьма прагматично. В 1949 году Германия, например, отказалась от денацификации, отменив ряд профессиональных запретов для членов бывшей Национал-социалистской партии. Власти страны поняли, что просто не смогут поднять экономику без опытных кадров, которые в годы войны так или иначе были связаны с нацистским движением.
В то же время большое внимание уделялось образовательно-просветительским проектам и коммуникации на международном уровне. Немецкий кинематограф не переставал напоминать жителям поствоенной Германии о зверствах фашистского строя, а первые лица страны десятилетиями публично извинялись за преступления своих отцов. Один из самых ярких и поворотных моментов этой дипломатической линии - решение канцлера ФРГ Вилли Брандта опуститься на колени перед монументом жертвам нацизма в Варшавском гетто.
Но тем не менее, для современного германского общества тема войны не превратилась в табу, отмечает К. Зеллис. Одно из новых направлений дискуссии — "немцы как жертвы". По различным оценкам, в результате бомбардировок городов Германии, проведенных авиацией союзников в последние годы войны, погибло свыше полумиллиона человек. Долгое время об этом публично не говорилось, чем повысило привлекательность темы для политиков радикального крыла. Так, 13 февраля, когда в Дрездене вспоминают жертв операции "Удар Грома", свой ежегодный "траурный марш" стараются провести и местные неонацисты. Впрочем, горожане обычно пресекают эти попытки, блокируя центральные улицы "живым кольцом".
Молчание и контроль
Во Франции к вопросу организации коллективных воспоминаний пытались применить более жесткий метод. На протяжении 50 лет французские власти публично дистанцировались от наследия правительства Виши, сотрудничавшего с руководством нацистской Германии. И только в 1995 году президент Франции Жак Ширак открыто заявил, что современная Франция должна взять ответственность за деяния режима Виши и проводимые в те времена репрессии против евреев и цыган.
Франция одна из первых ввела закон об уголовном преследовании отрицания Холокоста. Аналогичные нормы сейчас действуют также в Австрии, Бельгии, Германии, Литве, Люксембурге, Польше, Словении. Однако попытки внедрить данное регулирование на общеевропейском уровне пока не увенчались успехом.
Продолжение следует
Каспар Зеллис скептически оценивает идею законодательной цензуры, в том числе и последнюю инициативу Сейма уголовно наказывать за отрицание советской оккупации. "История не должна быть объектом давления и политической конъектуры. Когда кто-то говорит о необходимости единого восприятия истории, это звучит как призыв "Ты должен понимать историю так, как ее вижу я!". Извините, но подобный подход был характерен для сталинизма", — напомнил эксперт.
Впрочем, по мнению Зеллиса, как бы рьяно отдельные политические деятели ни призывали наложить табу на обсуждение коллективного прошлого, ревизия ценностей все равно будет происходить. "Европа продолжит пересматривать свое отношение к истории XX века и итогам Второй мировой войны. И это нормальный процесс", — заключил лектор.
