Вячеслав Домбровский: Система деградирует и поедает сама себя  (136)

Курс экономической политики, ориентированный на приватизацию, фискальную дисциплину и либерализацию финансовых рынков, себя исчерпал. Чтобы решить главную проблему Латвии – стремительный отток населения – нужно прекратить слепо следовать рекомендациям Брюсселя и начать искать свой индивидуальный путь развития. Такое нетипичное для латвийской правящей элиты мнение в интервью Delfi озвучил бывший министр экономики и образования, один из основателей, а позже председатель Партии реформ Вячеслав Домбровский, который был избран в Сейм  по спискам партии "Единства", но в конце апреля сложил мандат.  

Нельзя уронить то, что уже было затоптано. Роберт действительно пытался закрыть некачественные программы, но он, к сожалению, недооценил силу сопротивления, с которой придется столкнуться. К тому моменту, когда я возглавил министерство, реформа уже была фактически полностью заблокирована на уровне правительства и Сейма. Я не стал заново ворошить пепелища. У меня выкристаллизовалась другая стратегия — пересмотреть подход к распределению в вузах бюджетных мест, чтобы центральные вузы страны не дублировали программы друг друга. 

Удалось?

Почти. Этот вопрос находился целиком в компетенции министра, и мне не требовалось тратить время на поиск поддержки парламентского большинства или премьера. При этом, у меня даже нашлись единомышленники в правительстве — тогдашний министр здравоохранения Ингрида Цирцене и Лаймдота Страуюма, которая в правительстве Валдиса Домбровскиса возглавляла Министерство земледелия. Принцип был прост — у нас есть четыре крупных вуза, которые должны максимально фокусироваться на своих специализациях, чтобы быть конкурентоспособными на международном рынке образования. 

То есть Латвийский Университет должен заниматься социальными науками, Университет им. Страдиня — медициной, Сельскохозяйственный Университет — аграрными отраслями, а РТУ — готовить специалистов по инженерно-техническим специальностям. Остальные вузы — в Даугавпилсе, Валмиере, Лиепае, Вентспилсе — остаются вузами регионального значения и конкурируют уже между собой. С предложенной моделью согласился Совет по Высшему образованию и подавляющее большинство вузов. В итоге в 2013 году был произведен первый передел бюджетных мест, основанный на четкой стратегии, а не потому что, "так раньше было принято". Сохранился протокол программы действий, подписанный тремя министрами. 

Но потом случилась трагедия с "Максимой". Кабинет Валдиса Домбровскиса ушел в отставку. А у следующего министра образования были уже другие приоритеты.

А как же политическая преемственность? Если реформа отвечала интересам страны, имела поддержку госпожи Страуюмы и была полностью подготовлена на бумаге, почему ее заблокировали в министерстве?

У каждого министра может быть свое видение. Я, например, занял четкую позицию, что Латвийский Университет должен работать над улучшением качества преподавания социальных и естественных наук, а медицину нужно оставить Университету Страдиня. Естественно, что у ректора Латвийского Университета было другое мнение. И следующий министр образования с ним согласился.

Как-то глупо получается: ректор университета сильнее министров?

Совсем даже не глупо. В латвийской политике традиционно сильно академическое лобби. Среди депутатов много профессуры. Вузы пытаются влиять на решения партий.

Их две. Первая — эмиграция. За последние 10 лет Латвия потеряла 12% населения. На каждого работающего в частном секторе приходится содержание одного пенсионера и группы бюджетников — учителей, врачей, студентов, депутатов. Это очень большая налоговая нагрузка. И с каждым новым уехавшим она возрастает.

У Партии реформ был план реэмиграции. Почему он не сработал?

Я изначально скептично относился к этому плану. Это не было моей инициативой. Нужно понять: полумерами проблему демографии не решить. За счет социальных пособий и строительства детсадов можно добиться, чтоб в каждой латвийской семье было хоть по 7 детей, но если все они по достижению совершеннолетия все равно уедут за границу, то никакой пользы от этих трат нет. Решение тут одно — достичь среднего уровня благосостояния ЕС.

И что для этого нужно сделать?

Изменить подход к экономике. И здесь мы сталкиваемся со второй важной проблемой. Вашингтонский консенсус — тип экономической политики, который в 90-е годы был рекомендован руководством МВФ и Всемирного банка к применению в развивающихся странах — себя исчерпал. Надежда, что приватизация, фискальная дисциплина и либерализация финансовых рынков автоматически приведет страну к процветанию, не сбылась. 

Мы были отличниками по этим нормативам. Мы послушно выполняли все, что требовали Евросоюз и МВФ. Мы вступили во все возможные организации. Но все равно зашли в тупик. Результаты нельзя назвать "плохими", но и эпитет "хорошие" к ним вряд ли подойдет. Популярные суждения, что борьба с коррупцией или уничтожение олигархов дадут новый импульс экономике Латвии, — это миф. Опыт Китая, Сингапура, Южной Кореи наглядно показывает: чтобы добиться ярких успехов в экономике, государство должно найти свой индивидуальный путь, начать думать своей головой. Известный факт: Билл Гейтс в свое время бросил Гарвард, чтобы основать свое предприятие. 

Но Латвия — маленькая страна, полностью зависимая от внешних факторов. Как можно выбрать свой путь, будучи членом ЕС и еврозоны?

Членство в Евросоюзе действительно дает нам огромные возможности, но нельзя забывать и ту цену, которую мы за них платим. Например, открытые границы с другими странами. Из моей университетской группы уехало 80%! Давайте перестанем считать, что Брюссель все время думает о наших интересах. ЕС — очень разношерстная организация. У развитых стран другие приоритеты. 70% повестки ЕС в последнее время заняты вопросами климата и окружающей среды. Им трудно понять, что волнует нас.

Вы встречали в латвийской политике единомышленников?

Есть много людей, которые интуитивно понимают проблему. Но политическая система Латвии, как и все общество, находится в постоянном подчинении двух конфликтов. Первый — этнический. Второй — столкновение между теоретиками и практиками. Теоретики, или как их еще принято называть "светлые силы", выступают за все прогрессивное и европейское. Практики — это бизнесмены, руководители самоуправления, старейшины волостей. Они многое повидали, пережили ни один кризис, им свойственен консерватизм и мало понятны метания теоретиков. Здесь нет правых и виноватых. У каждой группы есть свои аргументы и свои сторонники. Но чтоб двигаться вперед, нужно найти точку компромисса. А это удается не всегда. Гораздо чаще мы наблюдаем борьбу за ограниченные ресурсы, система поедает сама себя, что приводит к естественной деградации.

Скажем так: я пробивался, несмотря на нее.

Были ситуации, когда коллеги по партии говорили: "Слава, а на эту тему лучше помолчи!"?

Нет. Так прямо никто не говорил.

Партия реформ Затлерса изначально позиционировала себя как партия, открытая для людей всех национальностей. Почему же в итоге кроме вас и Виктора Макарова других русскоязычных политиков в правящей коалиции так и не появилось? 

Наверное, это прозвучит не слишком политкорректно, но глупо отрицать: Латвия разделена на два общества — русских и латышей. И при всех прочих равных русскому человеку в политике пробиться гораздо сложнее, чем латышу. Я достиг всего, несмотря на факт своей национальности — во многом, благодаря удачному стечению обстоятельств. Но есть масса русских, которые покинули нашу страну именно потому, что не могли реализовать себя в полной мере по этническому факту рождения. Да, были надежды, что появится новое поколение и ситуация изменится. Но этого не произошло: Visu Latvijai! намного радикальнее, чем их предшественники из TB/LNNK. И среди русскоязычной молодежи тоже есть очень агрессивно настроенные люди. 

Но ведь нельзя все время игнорировать русскоязычных? У вас есть объяснение, почему политическая элита Латвии не готова сделать хотя бы символические шаги навстречу нацменьшинствам, например, выделить из бюджета средства на бесплатные курсы латышского языка или отменить пошлину за натурализацию?

Не нужно недооценивать силу общественного мнения той среды, откуда происходит конкретный министр или депутат. На заседании фракции и перед телекамерами он может быть преисполнен самыми благими намерениями, но потом этот политик приезжает к себе домой в Тукумс или Валмиеру, а его соседи, которые одновременно являются и его непосредственными избирателями, с ужасом спрашивают: "Вы что совсем с ума там сошли, чтоб русских в правительство звать?"

То есть шансов войти в правящую коалицию у "Согласия" нет?

Когда Нил Ушаков только решил пойти в политику, я спросил его, зачем. И его ответ мне тогда показался очень убедительным и вызывающим уважением: он хотел участвовать в создании партии, которая будет приемлема для максимально широкой части общества, которая сможет войти во власть и позволит русскоязычным влиять на принятие решений в этой стране. Он очень многое сделал в этом направлении. "Согласие" — огромный шаг в эволюции по сравнению с ЗаПЧЕЛ. Долгое время их упрекали в том, что они, как и ЗаПЧЕЛ, не признают факт оккупации. Но Нил пошел и на этот смелый шаг, сделав заявление на встрече послов. Однако разве это повлияло на исход переговоров о формировании коалиции четыре года назад? Сейчас мы слышим, что "Согласие" в правительство брать нельзя, потому что у них договор с партией Путина…

Но если даже его расторгнут, то для блокады найдется новая причина? 

Риторический вопрос.  

Ни да, ни нет. Мне жаль, что слово "либерализм" стало ассоциироваться только с экономическим тупиком и легализацией партнерских отношений. Почему идеи либерализма так популярны? Мы живем рядом с очень развитыми странами и хотим стать такими же, как они, достичь их уровня доходов. Естественно, мы видим, какое в этих странах регулирование партнерских отношений, и пытаемся перенести эту кальку к себе. Но эти страны превосходят нас по многим параметрам. И вопрос, который можно задать всем тем, кто считают себя в Латвии либералами, а, может, сначала надо начать производить те товары и услуги, которые умеют производить развитые страны Европы? 

Я могу понять, если регулирование партнерских отношений — это только часть портфеля достижений, в котором есть еще, как минимум, десять других проектов, как перенять опыт развитых стран. Но если эта идея становится центральной темой, то это больше напоминает попытку отвлечь внимание (в первую очередь, собственное!) от других более важных проблем. 

Дорога в политику закрыта навсегда?

Никогда не говори "никогда", но в ближайшие годы у меня таких планов точно нет. Из своего политического опыта я твердо уяснил: создание партии или руководство существующей, — это очень большая работа, которая требует знаний и профессионализма. Нельзя набирать людей через заполнение анкет в интернете, а потом из случайно возникшей команды искать кандидатов на руководящие посты. Чтобы партия могла эффективно работать, это должна быть организация с четкой идеологией, иерархией, сильной группой поддержки в обществе и отраслях. Я больше не верю в партии, появляющиеся за несколько месяцев до выборов. И никому не советую. 

Чем будете заниматься сейчас?

Я создаю аналитический центр, который будет разрабатывать предложения для экономики страны и ее отдельных отраслей. В своем роде это будет уникальный для Латвии проект. Но более подробно о нем я смогу рассказать в ближайшее время.

СПРАВКА

Вячеслав Домбровский родился в Риге в 1977 году. Доктор экономических наук. Экономическое образование получил в Латвии и США. Свободно говорит на трех языках. Был министром образования и экономики. Являлся одним из основателей, а позже лидером Партии реформ.