Защитив бакалаврский диплом по французской филологии, что включало изучение латыни и древнегреческого языка, Ксения Линдерман поступила в магистратуру на отделение славистики. В рамках этой программы в Сорбонне можно изучать постсоветское пространство.
Свою магистерскую Ксения хотела связать с двумя самыми близкими ей странами — Латвией и Россией. Причем, не Москвой и Петербургом, а с провинцией. Единственным нестоличным российским вузом, у которого есть договор с Сорбонной, оказался Новосибирский университет.
"Документы на обмен я подавала весной прошлого года, когда только присоединили Крым, — рассказывает Ксения. — В Париже в тот момент все СМИ писали крайне неприятные вещи про Россию, за каждым столом на все лады склоняли Путина и русских. Люди беспощадно судили о том, о чем имели самое смутное представление. На научных лекциях и конференциях, связанных с постсоветским пространством, царила радикальная проукраинская позиция: Путина сравнивали с Гитлером, Россию — с нацистской Германией. Все это мне было крайне неприятно. Я посчитала, что это унижает мое достоинство".
Ксения решила создать личное представление о том, что происходит на другом "фланге". Ожидала, что в российской глубинке, где Путина поддерживают около 90%, "люди-ватники" будут также агрессивно продавливать другую точку зрения, кричать на каждом углу про разлагающуюся "гейропу" и тлетворных "либерастов". Ничего подобного!
Редкий сибиряк не бывал в Крыму и не мечтает о Париже
Если о Париже они только мечтают, то редкий сибиряк за последний год не слетал в Крым. "Государство организовало дешевые рейсы и путевки — все едут туда отдыхать и возвращаются в полном восторге. Конечно, когда начинаешь спрашивать сибиряков, как они относятся к украинским событиям — большинство не сомневается, что "Крым надо было брать".
Ксения убедилась, что большинство сибиряков поддерживает Путина. Но это не эмоциональный ура-патриотизм, а очень прагматичный выбор: при нем жизнь стала ощутимо богаче. "Люди рассказывали, что в начале 2000-х многие сибиряки недоедали и были вынуждены во многом себе отказывать, но за последние 15 лет уровень жизни заметно поднялся. Хотя, конечно, этой зимой цены резко выросли. Особенно на общественный транспорт, а расстояния там такие, что пешком никак".
Про политику России сибиряки говорят довольно уклончиво. По мнению Ксении, это для многих — щепетильный момент. "В Сибири очень непростое общество — у кого-то при Сталине там родственников убили или депортировали, а кто-то — сам потомок работника НКВД. За прошедшие с того времени годы люди научились острые углы обходить стороной, а не спорить с пеной у рта, как это делают в Париже, где даже личные отношения и дружба зачастую завязаны на то, кто в твоем окружении — правые или левые".
У Ксении создалось впечатление, что в Сибири дружба завязана на совсем иных вещах. "Люди больше чувствуют ответственность друг перед другом, готовы помочь в трудную минуту. Это сложилось исторически — в одиночку в тех краях выжить было трудно, даже просто из-за климата. Я туда приехала зимой: в Париже плюс 10 градусов, в Новосибирске — минус 30 и сугробы по пояс. Там практически отсутствует межсезонье: мороз-снег, потом все резко тает, моря грязи, резиновые сапоги выше колена, а через неделю — жара и тучи мошки".
Пожив в таких условиях, Ксения поняла, насколько европейцы избалованы и оторваны от реальной жизни. "В Лондоне работники метро бастовали, потому что им мало 40 000 фунтов в год. Но весь мир так богато не живет. Большинству людей и в Латвии, и российской глубинке надо семь потов спустить, чтобы заработать гораздо более скромные суммы. Каждому европейцу было бы полезно побывать в Сибири. По крайней мере, те, с которыми я там встречалась, очень хорошо относятся к России".
История режиссера Тангейзера закономерна
Ксении довелось побывать на скандально закрытой опере Рихарда Вагнера "Тангейзер", которую в Новосибирской театре оперы и балета поставил режиссер Тимофей Кулябин.
Когда в январе митрополит Новосибирский и Бердский Тихон объявил, что спектакль "нарушает нормы традиционной российской нравственности и оскорбляет чувства верующих людей", все студенты университета ринулись смотреть, что же так оскорбило опытного священнослужителя.
"Ничего криминального мы там не увидели, но мне постановка не особо понравилась, — призналась Ксения. — Музыка и дирижер-латыш — великолепны. Само действо сильно запутано. Любопытно, что когда Вагнер писал оперу, общество его тоже не поняло — объявили, что он нарушает нравственные каноны. Да и главный герой Тангейзер нарушал устои общества, за что его и осудили. Закономерно, что и самого Кулябина общество не приняло. То есть он выстроил для себя неплохой ряд".
По наблюдениям Ксении, храмы Новосибирска посещают преимущественно печальные женщины в платочках, но православие в этом регионе очень сильно.
"Профессура НГУ, ректор и деканы, в основном, верующие. В университете проводятся общественные лекции с участием духовенства. На праздновании 9 мая (дата для сибиряков святая) тот же митрополит Тихон держал перед преподавателями и студентами речь про роль церкви в Великой Отечественной. Мне он понравился: приятный, интеллектуальный, без надрывов".
До деревней мне добраться не удалось. Я училась в Новосибирском университете, с которым налажено сотрудничество у Сорбонны, а оттуда сделала марш-броски в Красноярск и Омск.
Латыши в Сибири: и по злому умыслу, и по доброй воле
Как выяснила Ксения, нынешние сибирские латыши — потомки минимум четырех волн эмиграции. Массовый исход латышей в те края начался в 19-м веке, когда царь призвал осваивать Сибирь. Кто-то ехал туда осознанно: в Латвии крестьянам большие наделы земли не светили, а в Сибири — бери, сколько обработаешь. В те края отправляли также уголовных и политических преступников. Скажем, проштрафился латышский крестьянин перед законом или помещиком — мог выбрать: или тут в тюрьме, или с семьей в Сибири. Там переселенцам давали подъемную сумму денег, инструменты, землю, скот.
В конце 19-го века началось строительство Транссибирской магистрали (1891 год) — туда на заработки выехало много латгальцев из тогдашней Витебской губернии. Многие там и осели.
После неудавшейся революции 1905-го года в сибирскую ссылку отправили определенное количество латышей, поддержавших революцию. Когда началась Первая мировая, царское правительство эвакуировало в Сибирь огромное число людей, целые заводы с рабочими. Согласно некоторым данным, во время Октябрьской революции в Сибири жило 73 тысячи латышей. Позже многие из них вернулись в независимую Латвию (у них была возможность получить гражданство), но часть мигрантов осталась — в войну передвигаться было опасно, а советская пропаганда убеждала не возвращаться в буржуазную Латвию. Тем более, что многие сделали партийную карьеру.
И, конечно, там живет немало семей латышей, депортированных в 40-х годах. Жертвы первой волны в 1941 году оказались в Сибири самые страшные годы войны — смертность была очень высокой… Все это были довольно разные люди, с разным отношением к России, Советскому Союзу и независимой Латвии.
"Там есть целые поселения людей потомственных латышей (например, деревня Lejas Bulāna Красноярского края), многие из которых — в основном, старшее поколение — до сих пор сохранили язык, — рассказывает Ксения. — Латыши-лютеране зачастую селились вместе с эстонцами или немцами. Есть и латгальские католические деревни (например, Тимофеевка в Красноярском крае). В Сибири латыши старались поддерживать привычную хуторскую систему расселения. Во времена коллективизации их пытались согнать в колхозы, но с этим возникали большие проблемы".
Многие сибирские латыши — уважаемые люди
"Во времена Первой республики в 20-е годы Советский Союз стремился заручиться поддержкой национальных меньшинств, через национальные общины продвигал советскую пропаганду. В какой-то момент в Сибири действовало 50 латышских ячеек компартии, а компартия Омска на 25% состояла из латышей… Партия организовывала школы, клубы, избы-читальни, драматические кружки в латышских деревнях, издавали газеты на латышском, отмечали праздники… — рассказывает Ксения. — В 30-е годы власти все быстро свели на нет. Началась тотальная русификация, латышские школы позакрывали, деятелей латышской культуры подвергли репрессиям. В 90-е годы все началось активно возрождаться, правда с кризисом все стало труднее".
Ксения побывала на мероприятиях, на которые стекаются латыши со всего региона. К примеру, в марте Красноярское латышское общество проводило Дни латышской культуры с дегустацией национальных блюд, песнями и танцами в национальных костюмах, круглым столом, за которым несколько человек выступало с докладами. Например, про свою жизнь рассказал Ян Янович Мейнгот, предки которого покинули Латвию еще в 19-м веке. Преподаватель спортивной медицины в университете, родом из Нижней Буланки, сделал карьеру в советское время. Доклад он читал по-русски, но сказал, что до 7 лет в своей деревне говорил только по-латышски…
Публика тоже, преимущественно, говорила по-русски, но в рамках Дней проходили уроки латышского языка по скайпу с учителем из Латвии. Ученицы — дамы за 50. Вообще-то, Латвия регулярно отправляла в Сибирь преподавателей латышского. "К примеру, я знакома с молодой учительницей Лиене Салминей, которая там долгое время преподавала, а сейчас учит латышскому детей в русской школе Риги. Свою магистерскую она тоже посвятила сибирским латышам", — говорит Ксения.
В июне Ксения посетила День поминовения жертв депортаций в Красноярске. Участники мероприятия читали отрывки из книги Мелании Ванаги "На берегу Вель-реки" и смотрели фильм о депортациях. Встреча закончилась возложением цветов к памятнику жертвам политических репрессий. Одна из участниц мероприятия Аусма Ванцане, рассказала, как в начале 90-х создавалось общество "Дзинтарс" — тогда у сибирских латышей ярко проявилось национальное самосознание и желание быть причастными к тому, что происходит на исторической родине. Сегодня общество возглавляет молодая девушка Анастасия Мухина.
Депортированных в тех краях осталось мало. После смерти Сталина большинство вернулись в Латвию, а в 90-х началась вторая волна возвращения. Кто-то остался: жизнь в Сибири уже сложилась, вышли замуж, родили детей, привыкли к другой ментальности.
"В 90-е годы латыши, проживающие в других странах, могли получить второе латвийское гражданство, но должны были это сделать до июля 1995-го. Это ограничение породило много проблем у российских латышей, — говорит Ксения. — Кто-то после июля 1995-го поменял свой старый советский паспорт на российский, а латвийские службы посчитали, что человек принял российское гражданство после июля 1995 при том, что уже имел латвийское. Хотя человек ничего не принимал, российское гражданство ему предоставлялось автоматически".
Из разговора с членами Красноярского латышского общества Ксения поняла, что далеко не все они довольны своим имиджем в Латвии и мире, который много лет создает руководитель латвийского фонда Sibīrijas bērni, режиссер-документалист Дзинтра Гека.
"Они считают, что напрасно их показывают лишь с плохой стороны. Мол, сибирские латыши — это сплошная грязь, беднота и горе, — рассказывает Ксения. — На самом деле, не все так жутко. Многие латыши сделали в Сибири карьеру и очень неплохо живут. Ведь туда уехало (или увезли) немало латышской интеллигенции, которая потом продвинулась на фоне бедного и не слишком образованного коренного населения. Стали уважаемыми в Сибири медиками, учителями, учеными… Но про это фильмы не снимают. В кино сибирские латыши — сплошное страдание".
Ксения признается в любви к "гостеприимным и замечательным сибирякам" всех национальностей. Но для себя она пока так и не решила, в какой точке карты мира видит свое будущее.
