В конце прошлого года на сайте Латвийского Национального архива были опубликованы "мешки ЧК" — документы Комитета государственной безопасности Латвийской ССР. Портал DELFI в сотрудничестве с журналистом Марисом Зандерсом продолжает цикл интервью с различными исследователями о содержимом "мешков".
Один из самых страшных способов борьбы тоталитарного государства с нежелательными лицами — объявление человека "психом". Доктор истории Улдис Креслиньш исследовал роль психиатрии в репрессивной системе СССР, а также отношения ЧК с Латвийским университетом и комсомолом.
В качестве первой темы из изученных вами мы могли бы выбрать отношения психиатрии и КГБ. На мой взгляд, тема чрезвычайно тяжелая. Кажется, для начала надо объяснить, о чем речь. Молодому поколению это может быть чуждо. В свое время я интересовался правами человека и движениями неформалов в СССР. Наткнулся на то, что власть иногда выступала против этих людей, направляя их на принудительное психиатрическое лечение. С формулировкой — я, конечно, упрощаю, — что претензии к советской власти могут быть только у душевно больного. Как эта практика проявлялась в Латвии? В публичном пространстве немного известен лишь случай Гедерта Мелнгайлиса.
Практика была достаточно распространенной, хотя, возможно, не в столь суровых проявлениях как в других местах СССР. Об этом писал и Ольгерт Киршенталс, ныне уже покойный главврач Рижского Наркологического диспансера. Он говорил о случаях, если можно так выразиться, лечения на государственные праздники. Перед праздниками людей, которые казались советской власти политически неблагонадежными, на несколько дней изолировали, а потом выпускали.
Что касается более тяжелых случаев, на территории Латвии их, вероятно, было меньше, чем в других районах СССР. Но в известной степени они были более жесткими. Людям было очень трудно выйти, если их признавали "больными". Они подвергались принудительному лечению. В большинстве случаев это лечение проводилось вне Латвии, что было особенно тяжело в конце 1940-х и 1950-е годы, ведь люди иногда не владели русским языком. В таких условиях созданный стресс мог повлиять на их поведение и дать дополнительные аргументы для признания "больными".
Надо понимать, что нет документальных доказательств, что именно сотрудники КГБ добивались признания кого-либо психически больным, подлежащим лечению. Следователь мог, скажем, попросить назначить судебную экспертизу человеку, который стал проявлять признаки неполноценности. Подобная практика стала широко применяться после того, как КГБ СССР в 1967 году возглавил Юрий Андропов. Он начал особенно острую борьбу с диссидентами.
1968 год в СССР — это начало диссидентского движения. Учитывая критику Запада из-за политзаключенных, у Андропова возникла идея, что удобно было бы провозгласить этих людей психически больными. Тогда ведь они уже не политзаключенные. Тут отлично пригодился диагноз советского психиатра Андрея Снежневского — "вялотекущая шизофрения". Он позволял утверждать, что человек болен даже при отсутствии симптомов. "Отличный" диагноз, очень полезный для КГБ.
Понимая, что каждый случай уникален, я все-таки спрошу, чем это могло быть вызвано? "Ненормальной" религиозностью, вывешиванием красно-бело-красного флага…
Печально известен случай Ивана Яхимовича. Он бы председателем колхоза в Краславском районе. Молодой, перспективный с точки зрения власти человек, который написал письмо протеста против введения советских войск в Чехословакию в 1968 году. У него начались разные проблемы с властью, были психиатрические экспертизы, в результате чего он был признан "больным".
Быть может, вы слышали о случае Петериса Лазды. Он работал в госуправлении, ему было доступно копирующее устройство. Случай Лазды — особенный. Он стал печатать "антигосударственные листовки" еще в конце 1960-х, но его как-то не поймали. Тогда он это дело прекратил, прошло немало времени, он возобновил печать. Тогда и всплыл первый эпизод. Учитывая, что в листовках был в том числе призыв воспользоваться правом Конституции СССР на выход республик, ясно, что последствия для него были весьма печальными.
Вы не ошиблись, отметив и религиозность как повод. Была такая католичка по фамилии Бунка, которая начала сочинять и расклеивать листовки, выступая против коммунистов. Правда, с другой аргументацией — безбожная власть. В результате ее отправили на психиатрическую экспертизу и признали больной. Были случаи, что этот метод применялся против моряков, которые пытались бежать из СССР. Был случай с человеком русского происхождения, который стал писать листовки в защиту прав латышей… Истории очень разные.
Лично я просматривал 25 случаев, но в целом их было значительно больше. Проблема в том, что в делах сразу и четко не говорится, что подозреваемому назначалась психиатрическая экспертиза. Это значит, что исследователю приходится работать эдаким "точечным" методом.
Мне нравится поддерживать дискурс о том, что большое внимание к информаторам КГБ мешает осознать: тоталитарное государство можно было поддерживать по-разному. Вопрос о роли психиатра. Это были отдельные, приближенные к власти психиатры, которые "помогали" такими "экспертизами"? Или же люди в профессии были запуганы до того, что слушались и давали "экспертизу", нужную государству?
Как я понимаю, ведущими специалистами были отобранные люди… Главным врачом наркодиспансера был Ольгерт Киршенталс. Любопытно, что в 1946 году его арестовали за то, что он служил в немецкой армии, даже получил железный крест. Его осудили. После возвращения о стал работать сначала в Лиепае рядовым психиатром, а затем, как я уже сказал, стал главным врачом в Риге.
Конечно, если оценивать такую карьеру, задаваясь вопросом, как это вообще возможно, становится ясно, что у него было какое-то "прикрытие". Кстати, это в одном интервью признал и бывший сотрудник КГБ Юрис Савицкис.
В свою очередь в Рижской Психоневрологической больнице руководителем была интересная женщина — Зузанна Сочнева. Ее биография — довольно темная тема, так как личного дела в архиве нет. В годы Второй мировой она действовала в Латвии в составе какой-то подпольной группы под началом Маргера Сочнева. Внимание привлекает стремительность ее карьеры. Медицинский институт она оканчивает в 1951 году, в 1952-м — она просто врач, а в 1953-м — уже главврач.
Если не считать таких личностей, ближе вторая версия: люди просто боялись и не возражали. Во всех делах видно, что возражений нет, все решения принимаются единогласно. Не было врачей, которые отказывались бы подписать заключение.
В случае агентов КГБ мы видим большой общественный резонанс, а вот в кругах самих психиатров царит полная тишина. Насколько я помню, в случае Гедерта Мелнгайлиса "гильдия" еще несколько лет назад утверждала, что диагноз от 1983 года — правильный.
Видимо, в психиатрической среде существует, скажем так, очень твердое осознание общности. По-моему, это немного негативно. Если сравнивать с нашей профессией, то я не поддержал бы, если бы мы сегодня отрицали все работы историков советских лет.
Но известное очищение свершилось: мы же не говорим, что все работы хороши. Кажется, психиатрам немного не хватает критичного взгляда на прошлое. Тогда они не ошибались, сейчас они не ошибаются… Возникает вопрос о будущем, если уж они не ошибаются никогда.
Завершая тему, в распоряжении КГБ были разные средства влияния — от запугивания до ареста. В каких случаях, на ваш взгляд, выбирали посредничество психиатров?
Случаи отличаются. Иногда это был очень хороший прием, если человек жил один. Это означало, что окружающим легко сказать — мол, заболел. Не было близких, которые оспаривали бы это утверждение. Были случаи, что человек занимал довольно заметное место в обществе, например, упомянутый Яхимович.
Люди из его колхоза даже написали письмо в суд, уверяя, что он был хорошим председателем. Расправиться с таким человеком по-другому было сложнее, легче — признать психически больным.
Был случай, когда человек пытался проникнуть в посольство США в Москве. Видимо, в понимании КГБ он уже настолько был против советской власти и государства, что было бы трудно запугать, сломать его как-то иначе.
Перевод DELFI. Оригинал здесь