Цейлонская заварка

Лаешь? А ты не воруй!

Мысль о перерождениях — прошлых и грядущих — буквально разливается в жарком влажном воздухе Шри-Ланки, определяя ритм жизни и поступки аборигенов. Скажем, любой ланкиец знает, что вор в следующей жизни будет собакой. А потому мы совершенно не паниковали, обнаружив, что забыли на пляже дорогущую видеокамеру. Вернут, как миленькие — и аппаратуру, и даже полупустую пачку сигарет, брошенную рядом. И то: кому охота ради такой мелочи коротать жизнь, виляя хвостом и разыскивая пропитание по помойкам! По той же причине ни одному ланкийцу не приходит в голову полюбопытствовать, что находится внутри ступ. Ступы — забавные буддистские сооружения: точь в точь вкопанная в землю верхушка от церкви с башенкой и шпилем. Ступы могут быть крохотные, как терем-теремок в детском саду, а могут достигать трехсот метров в поперечнике. Роднит же их секрет: в каждой монахи некогда спрятали таинственную священную реликвию, после чего ступу опечатали и в нее не войти. Ужасно любопытно — что там. Однако случаев незаконного вскрытия ступ в стране не зафиксировано.

Буддизм в Шри-Ланке сочетается с социализмом. Два учения подошли друг к другу, как винт к лабиринту. Буддистам и так все по фиг, социализм же возвел это мироощущение в степень абсолюта. От брака родилось дитя — шри-ланкийский сервис. Назвать его ненавязчивым — ничего не сказать. Вывести из безмятежного состояния социалистического буддиста не может ничего. "Официант! Принесите пепельницу". Смуглый коренастый официант мечтательно улыбается нашему столику и уходит. Через четверть часа мы догадываемся, что улыбка была прощальной. Зовем другого. "Коллегу вашего мы уже послали… Пепельницу принесите!" Проходит еще столько же. Подзываем метрдотеля. "В самом деле? — неторопливо, со вкусом негодует он. — Я полон скорби, что подобное могли произойти в нашем ресторане". "А пепельницу?" "Ах, да, пепельницу… Я принесу ее лично". И он пропадает без вести в том же бермудском треугольнике, а может быть его съедает крокодил или он впадает в нирвану и перерождается в лотос.

Впрочем, и мы уже не те привередливые клиенты, что неделю назад садились в самолет в рижском аэропорту. Первый шаг на пути к смирению был сделан в воздухе — во время 22-часового перелета по маршруту диковинной извилистости Рига-Прага-Дубай-Коломбо. Выпав из самолета на шри-ланкийскую землю, мы даже не удивились такому пустяку, как буддистский монах, который по-русски здоровался и воодружал на шею каждому прибывшему венок из цветов лотоса (теперь-то я понимаю, что то были переродившиеся метрдотели).

Монах оказался гидом, ему достались наши соседи по самолету. А меня с девушкой Надей, друзьями Вадимом и Машей подхватил Индека Десанаяки — бывший питерский студент с кожей цвета хорошо выдержанного рома. Микроавтобус помчал было нас в направлении города, но тормознул возле пальмы. Мы протерли глаза. Не помогло. На ней действительно росли оранжевые кокосы! В тени скучал взрослый тип в компании с мальчишкой. "Я хочу угостить вас кокосовым соком", — сказал Индека и протянул типу деньги.

"Индека, — спросили мы. — Это его частная пальма?" "Нет, — сказал Индека, — У него не может быть пальмы. У нас социализм. Все общее". "Тогда что этот человек здесь делает?" Индека удивился. "Разве вы не видите? Продает кокосы". Очень кстати с кроны спрыгнул мальчишка и протянул плоды. Им срезали верхушки, вставили трубочки. Мы вытащили все запасы виски и вылили туда же, в сок. Иначе оранжевые кокосы и социализм Шри-Ланки было не переварить.

Попугаев — на мыло

Самое смешное место на Цейлоне (так раньше называлось Демократическое государство Шри-Ланка) — Ботанический сад. Природа на острове настолько пышна, что идея огородить кусок ее забором и обозвать садом кажется анекдотичной. А остальное что — пустырь? На цейлонских деревьях растет все, от перца до тюльпанов, от хлебных плодов до каучука. Есть бутылочное дерево: его плоды напоминают бутылки, есть туфельное: его плоды — копии женских "лодочек". Правда, в Ботаническом саду много памятных растений, там растет железное дерево, которое посадил Николай II, живо дерево, вкопанное Юрием Гагариным (хотя, говорят, в год его гибели оно перестало развиваться и осталось деревом-подростком). Самое удивительное зрелище — фикус Бенжамена. Он так огромен, что место в его тени администрация продает под конференции.

Бредем по городу Коломбо и обсуждаем, что ланкийцев отличить очень легко: они одеты в западные костюмы, но едят руками. В свою очередь, иностранцы — это те, что одеты в саронги, но расправляются с едой с помощью вилки и ножа. Саронг — кусок ткани, обернутый вокруг бедер наподобие юбки, и рубаха. Мы приобрели праздничные — считается одеждой праздничной. Но мы как влезли в него, так и не захотели больше снимать: при цейлонском климате нет ничего удобней.

С помощью саронгов мы пытаемся акклиматизироваться в Шри-Ланке вот уже который день. Однако все попытки адаптации срываются на еде. Как передать ее специфику? Если взять самое острое блюдо из мексиканской кухни и перемешать его с самым острым из корейской кухни, посыпать все перцем, добавить горчицы и хрена — получится легкое необременительно ланкийское кушанье, приготовленное специально для этих нежных иностранцев. После обеда на остаток дня обретаешь способность зажигать дыханием сигнальный костер, а к бензозаправке в целях безопасности лучше не подходить.

Один из самых дешевых продуктов в Шри-Ланке — креветки, а из самых дорогих — картошка. Чтобы креветки добыть, достаточно сеть в море закинуть (рыбу тут вообще ловят на удочку с водорослью). А коли желаешь картошки отведать, надо лезть высоко в горы. Картошка растет еще выше, чем чай, плантации которого оседлали горы на высоте двес половиной тысячи метров. Зато в долинах хорошо себя чувствует все бобовое, кроме того по стране раскинулись рисовые поля. О бесчисленных фруктах и самых вкусных в мире ананасах даже и не говорю.

Казалось бы, при такой щедрой природе население должно представлять собой клоны веселых тучных будд, статуями которых заполнены храмы. Как бы не так. Над страной постоянно витает призрак голода. В какую черную дыру все девается? У ланкийцев есть объяснение! Во всем виноваты попугаи. Эти невинные с виду птахи, если верить ланкийцам, умеют сколачиваться в организации, почище "Тигров освобождения тамил-илама". Сплоченными рядами, клюв к клюву, атакуют они рисовые поля, пожирая посевы не столько, чтобы утолить голод, сколько, чтобы досадить сеятелям. Коварство носатых негодяев так велико, что как ни напрягали мы зрение, ни разу не удалось заметить на поле хоть одного. Но стоило завернуть на очередное ланкийское подворье и в который раз удивиться царящим вокруг грязи, неряшливости и убогости, как хозяин в ответ скупо и скорбно ронял: "Попугаи, сэр".

Под пятой попугаев не стонут только в джунглях — население там трудолюбивей тех, кто живет на побережье. Оно занято не вымогательством чаевых у туристов, а сбором чая на горных плантациях. Горы эти вздымаются в небо прямо из джунглей, а джунгли — не непроходимая чаща, а невиданной яркости громадный лес. Джунгли постоянно полны звуков. В глубине кто-то ухает, тоненько верещит, хрипло лает, дико хохочет, и поверх этого непрерывно стрекочут цикады. Джунгли полны жизни. Но для нас, несмышленых белых, она остается почти невидимой — даже питона, разлегшегося на ветках, я бы не заметил, если б не показали.

Все дело в тапочках

Наш автобусик бойко движется по лесной ухабистой дороге в старинный отель. Он построен в викторианском стиле и раньше являлся усадьбой британского генерала. В нем все подлинно: от последней досочки до гроздьев летучих мышей, висящих на каждом карнизе. Изгнав ящериц из номера, падаю в постель. Вот он, блаженный покой! Джунгли замечательны тем, что в них уже никто вас не потревожит. Никто. Ничто…

Кроме барабанного боя, заботливо оплаченного друзьями, которые таким способом напоминают, что уже утро и у меня сегодня день рождения. Менеджер отеля вкатывает столик на колесиках, полный еды и питья, за ним идут друзья, за друзьями маршируют музыканты. Делегация располагается в номере, как дома: на свет появляются водка и сало — контрабанда, пропущенная по незнанию шри-ланкийской таможней. Хряпнув водки и закусив ее невиданной, но страшно понравившейся им закуской, музыканты разрумянились и спросили, чего моя душа желает. Душа желала "На поле танки грохотали". Мотивчик ланкийцы обещали разучить позже, а пока с энтузиазмом исполнили песню "Ямайка" от Робертино Лоретти.

Если бы они спели немецкую народную песню "Вен ди зольдатен дюрх ди штадт маршиерен", я бы тоже не удивился, поскольку остров Цейлон долгое время был проходным двором Европы. Кто здесь только не шатался, кто не омывал пыльные сапоги в волнах Индийского океана. Цейлон переходил из рук в руки: сначала это были португальцы, португальцев выбили голландцы, голландцев — англичане. Ныне о португальцах не напоминает ничего, о владычестве голландцев говорит наличие крохотной (несколько тысяч человек) этнической группы бургеров: светлая кожа, прямые носы. Зато о былом присутствии англичан кричит буквально все — от рощей каучуконоса (не рос он здесь изначально, британцы завезли) до чайных плантаций, от английского языка (является государственным наравне с сингалезским и тамильским) до фресок в храмах.

Фрески эти отражают нелегкие отношения пришельцев с аборигенами. В британских учебниках истории наверняка перечисляются сотни тому причин. Но только не одна, истинная, что наглядно донесена до нас ланкийским художником. Первая фреска: англичане ходят по буддистскому храму в обуви, ланкийцы гордо молчат. Вторая-третья-четвертая фрески: войны-войны-войны. Последняя фреска: англичане ходят по буддистскому храму босиком, ланкийцы смотрят ласково. И чего британцы сразу не догадались скинуть тапочки?

Когда, наконец, все европейцы покинули остров, сюда мигрировали из Индии тамилы. Едва оглядевшись, стали качать права. Началась война, которая завершилась всего три года назад. Впрочем, сейчас на острове неопасно, иначе бы его не заполонила "обеспеченная старость" — престарелые европейские туристы, преимущественно немцы и французы. Отсутствие кварталов "красных фонарей" и игрового бизнеса им отдыхать не мешает. Их радости: дешево и тепло.

После завтрака едем в горы поглазеть на растущий чай. По дороге останавливаемся искупаться в кристально чистом горном водопаде. Вода изумительна, градусов 28, а ведь сегодня 1 февраля. Наплававшись, надеваем саронги, завязываем повязки на загорелых лбах, делаем серьезные физиономии и по-ланкийски приветствуем проходивших мимо русских туристов. Запас из нескольких десятков слов позволяет развлекаться таким образом уже не первый день.

Вид на плантации невероятно красив: изумрудное поле, по которому бродят сборщицы в пестрых одеждах, складывая чай в мешочки на боку. Девственная, не истоптанная туристами природа Шри-Ланки так изумительно хороша, что смотреть на нее интересней, чем на традиционные фетиши отпускников — статуи и храмы.

Скажем, ну понесло нас по утоптанной экскурсионной тропе на гору Сигирия. Полторы тысячи лет назад на горе жил царь Кассапа, редкой душевности монарх: родителей своих он убил, но зато очень любил искусство. У Кассапы было три жены, которые жили у подножия горы и принимали на его глазах ванны в больших купальнях. Возбужденный этим стриптизом, Кассапа раз в месяц спускался с ним. Остальные дни жены пилили к нему наверх. Большая загадка — зачем. Ведь даже мы — здоровые, накачанные виски туристы тащились на эту 200-метровую гору два часа. И были потом никакущие. А три изнеженные царские жены явно годились лишь на то, чтобы ковриком устлать дорогу господину. Какая кама-сутра после такого марш-броска!

В общем, одолели мы выщербленные ступеньки, обсмеяли современную винтовую лестницу, привинченную к скале на высоте 150 метров, где ступеньки уже стерлись. Плюнули сверху вниз, полюбовались табличкой "закрыто по техническим причинам" на двери вырубленного в скале дворца. И в чем кайф?

Намного интересней смотреть, как по деревенской улице ведут на купание слонов: впереди вожак, за ним самцы, в середине слонята, потом самки, больные и старые слоны. Два погонщика сопровождали это стоголовое стадо, как у нас пастухи — коров. Слонята сущие дети. Стадо уже собралось от реки уходить, как вдруг с ревом с того берега выбегает совсем маленький слоненок, уши хлопают по бокам, хобот задран. Перепугался, что забыли. Подбегает к стаду, тут же получает по спине хоботом от взрослых за непослушание и легкими пинками слоны загоняют его обратно в стадо.

Самое распространенное животное в Шри-Ланке — обезьяны. Они гуляют по улицам вольно, как наши кошки, и только и зыркают, где бы что стырить. Обезьяна, улепетывающая с ананасом, и повар, с воплем несущийся за обезьяной, — обычная житейская картинка. А самое мифическое животное в Шри-Ланке — корова. Та самая, священная, про которую туристические справочники травят байки, будто гуляет она по скоростным магистралям, становясь причиной грандиозных пробок. На самом деле не каждая корова на Цейлоне является священной, а только та, что удрала или была выкуплена с бойни. На ее боку выкупивший должен написать белой краской свое желание. Так рассказывал нам Индека Десанаяки. Но за все три недели пребывания в Шри-Ланке ни одной крашеной коровы мы так и не увидели.

Самогон из "Баунти"

Каникулы в джунглях закончились — возвращаемся на побережье. Мы уже отвыкли от его ненавязчивого сервиса и теперь в ресторане пятизвездочного отеля заново запоминаем: где лежат ложки, где стоит чайник. Взять самому все равно быстрей, чем допроситься у официанта.

В свободное время пытаемся плавать в Индийском океане — тщетно. Хоть он и теплый, как ванна для подагрика, но с первых шагов дает ощутить, что такое стихия. По всему побережью подняты красные флаги: если кто-то не внял предупреждению и полез все же купаться, страховая компания ответственности не несет. Очень удобно для страховщиков. Поэтому красные флаги реют непрерывно.

Но русские люди на этот цвет реагируют, как бык на мулету, и упорно лезут в воду. Хоть по пояс окунуться! Хоть в метре от берега в воде побродить! Кончается это тем, что Вадим возвращается в отель, приволакивая ногу — наступил на икру, отложенную джерри-фиш. Эта заботливая мамаша обтыкивает еще не вылупившееся потомство иголками — чтобы воткнулись в мягкое человеческое тело поглубже и вытащить их можно было только под анестезией.

На заборе, окружающем отель, часами висят молодые аборигены, смотрят, что там иностранцы поделывают. Они ждут, когда туристы пойдут на пляж. Тогда аборигены отправятся за ними по пятам, предлагая массу удовольствий, начиная с девушек и кончая травкой. Девушки в Шри-Ланке страшненькие, а за наркотики полагается смертная казнь (о чем туристов официально извещают еще в аэропорту). Но парням же надо на чем-то заработать, пока попугаи выклевывают посевы!

В Коломбо, бывшей столице и самом крупном городе Шри-Ланки — жуткое движение. Народ штурмует автобусы, как махновцы — бронепоезд. Причем те, кому удалось впихнуться внутрь, благородно держат за шкварник тех, кто остался висеть снаружи. Раз на наших глазах мужика не удержали — и он свалился прямо под колеса легковушки. Впрочем, на окружающих это не производит никакого впечатления: то ли из-за их замечательной теории перерождения, то ли потому что 19 миллионов населения дают ощущение, что незаменимых нет.

Наш микроавтобус обгоняет тук-тук, тук-тук в это время с увлечением обгоняет мотоцикл — и все это происходит на крутом повороте серпантина. "Нормально" — улыбается водитель и я вижу, что десна у него оранжевые — нажевался бетеля, дающего слабоалкогольный эффект.

Бетель в Шри-Ланке жуют повсеместно — зато выпивки не достать. Буддисты не пьют, мусульмане не пьют. Слегка поддают христиане, но и им запреты: по каким-то загадочным цейлонским обычаям в полнолуние в барах не наливают. И все же если хорошо поискать… Если объездить всю округу… Если не побрезговать наведаться в грязную лачугу, напоминающую советский пункт для приема стеклотары — можно достать кокосовку. Сивушных масел в ней, конечно, под завязку. Но зато бесценные 40 градусов в наличии.

А что еще надо русскому человеку, ярому (после двух суток поисков спиртного) противнику буддизма, чтобы осознать свое тело как временное пристанище, почувствовать, как от него отделяется бессмертная душа, как она проходит начальную стадию просветления сован, сован переходит в сокрудагами, сокрудагами мягко перетекает в анагами и, наконец, наступает последняя стадия просветления — архат.